Reincarnation банк

Альберти снова приоткрыл дверь:

– Не волнуйтесь, – весело сказал он, – вряд ли. – И с этими не очень утешительными словами закрыл дверь.

Она подошла к стоявшему посреди комнаты овальному, как потолок, столу, села в кресло и огляделась: по кремовым шелковым обоям тонким коричневым контуром шел рисунок птиц и деревьев. Такой же рисунок был на более темной обивке мебели: кресел, стульев, стоявших по стенам двух длинных диванов, – только здесь рисунок был закрашен. Таня долго с недоумением смотрела на цепь, висевшую на одной из веток лакированного обрубка: она была похожа на цепь от наручников, но заканчивалась маленьким кольцом с одной стороны и короткой перекладиной с другой. Окон в комнате не было. Откинувшись в кресле, Таня обнаружила, что люстра раздражающе ярко светит ей прямо в глаза. Поморщившись – спина ныла все сильнее, – она встала, нашла выключатель и приглушила свет. Теперь хрустальные шарики золотисто поблескивали, и в прищуренных глазах расплывались тонкими радужными полосками – это было красиво. «Как это я умудрилась так напиться?» – Сейчас, когда она расслабилась, у нее кружилась голова и немного тошнило. – «Лабиринты, ловушки, подъемные мосты, какая прелесть… молодец Петр», – думала она, закрывая глаза.

Таня проснулась и некоторое время не могла сообразить, где она находится. Ныла спина, болела рука, голова была тяжелой, и тревога навалилась на нее раньше, чем она вспомнила, где она и как сюда попала. Вспомнив, она сразу успокоилась. В комнате, казалось, было темнее, чем когда она засыпала; она подняла глаза и поняла, что люстра погасла и что хрустальные шарики не светятся сами, а только отражают тусклый свет, горящий где-то за ее спиной. Спина ныла так сильно, что она не нашла в себе сил повернуться и, не шевелясь, продолжала осматривать доступную ей часть комнаты. Цепь по-прежнему висела на обрубке дерева, а выше, на самом верху секретера, она увидела дремавшее в роскошном полумраке серое ушастое существо.

– Кис-кис-кис… – позвала она и подалась вперед, отчего невольно довольно громко застонала.

Предполагаемая кошка стремительно раскрыла совершенно круглые, близко посаженные, горевшие янтарным светом глаза и… с шумом расправила огромные, как показалось перепуганной Тане, крылья.

– Никогда не надо дразнить птиц, – услышала она недовольный старческий голос за своей спиной.

– Иди сюда золотко, иди сюда, моя ласточка! – последнее относилось, разумеется, не к ней, а к филину, продолжавшему беспокойно хлопать крыльями. Таня обернулась и, забыв о ноющей пояснице, с изумлением переводила взгляд с птицы на старую ведьму, шествовавшую мимо ее кресла к секретеру. На ведьме было очень приличное черное платье и шествовала она на высоких каблуках. Седые волосы, гладко причесанные и уложенные на затылке косой, и крупная белая жемчужина в серьге подчеркивали смуглый оттенок кожи на обращенной к Тане худой щеке, профиль был птичий: отвесная линия носа, лба и тощего второго подбородка делали его очень похожим на профиль Бастильды в иллюстрациях к старому изданию «Волшебника страны Оз».

Ведьма подошла к секретеру, вытащила из лакированного дупла длинную светлую перчатку и натянула ее на левую руку.

– Ну иди сюда, моя птичка, иди сюда… надо посидеть в дупле. – Филин забавно склонил голову и некоторое время, не мигая, смотрел на протянутую к нему руку, потом слетел вниз и уселся на ней, пристраиваясь и складывая крылья. Старуха сняла с дерева цепь и ловко окольцевала птичью голень.

– Видишь, у меня тут гостья… ты, мое золотко, пугаешься, – продолжала приговаривать старуха, сажая филина в дупло. Птица немного помедлила, перебирая лапами на небольшом карнизе, и неуклюже влезла внутрь деревянного обрубка.

– Она уже сидела там, наверху, когда я пришла? – осмелилась спросить Таня.

Ведьма, не отвечая, не спеша закрепила свободный конец цепи где-то внутри дупла и обернулась. У нее были большие, круглые, как у совы, темные глаза. – Во-первых, не она, а он, – негромко отчеканила она, – во-вторых, кому и знать, как не Вам. – Вид и манера говорить у ведьмы были очень властными. Она была худа, стояла очень прямо, касаясь заведенными за спину руками крышки секретера, глядела на гостью острым, пронизывающим взглядом и говорила с сильным акцентом, который не пыталась смягчить.

Таня была восхищена. Ей вдруг захотелось понравиться; она поднялась с кресла и сказала:

– Простите, я не представилась, меня зовут Таня.

– Розена Альберти, – сказала ведьма. – Мне сказали, что Вы сильно ушиблись.

– Меня просили подождать Вас здесь. – Сказано было явно невпопад, и Таня на себя рассердилась: «Совсем одичала, разговаривать разучилась». – Ведьма все так же, не отрываясь, глядела на нее. – Антонио Альберти… – начала Таня, но ведьма перебила:

– Тонио нашел меня сразу, но Вы изволили заснуть. Это я ждала Вас.

– Вы, наверно, его… – Таня хотела сказать «мать», но к счастью, сообразила, что тогда Антонио Альберти не называл бы ее «Рози», – …родственница?

– Сестра, – ответила Рози и прошествовала мимо Тани к освещенному стенной лампой передвижному столику. На столике стоял сифон, стакан, плоская темная бутылка и большая круглая жестяная коробка.

– Идите сюда, – не оборачиваясь, приказала ведьма, – посмотрим на Вас. – Кончиком черной бархатной туфли она нажала на педаль переключателя на полу и лампа загорелась ослепительно ярко. Таня невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, ведьма глядела на нее, а за ее спиной шелковая драпировка стены раздвигаясь, высвобождала высокое – почти до потолка – зеркало, отразившее дверь, угол стола, блестящий хрусталь люстры и небольшую полку с книгами у противоположной стены. Таня подошла к столу, не понимая, зачем понадобилось зеркало. – Да Вы не беспокойтесь, я сама… – пробормотала она, заметив в жестяной коробке пластырь.

– Нет, это Вы не беспокойтесь, снимите Ваше пальто, – не сводя с ее лица круглых немигающих глаз, сказала Рози, – повернитесь. Где?

Не желая препираться со старой ведьмой, Таня повесила плащ на спинку стула, повернулась к ней спиной и неопределенно указала рукой на левую часть поясницы.

– Поднимите кофту.

Таня подняла свитер, вознаградив себя тем, что пробормотала сквозь зубы: – Старая дева.

Руки у Рози оказались уверенными и легкими. Звякнуло стекло и запахло мятой. Она быстро протерла ушиб и в двух местах наложила пластырь, почти не причинив боли. – Пустяки, – сказала она неожиданно мягче, – немного поболит и перестанет. Не делайте резких движений. Где-нибудь еще?

Сделав комплимент ее врачебному искусству, Таня с полным доверием предоставила ей свою левую руку. По ней широкой полосой шла багровая вспухшая царапина.

– Я проработала почти всю войну сестрой милосердия, – сказала Рози, точными и уверенными движениями накладывая узкую полоску пластыря. В довершение всего она заставила Таню принять какую-то обезболивающую таблетку и дала запить ее водой из сифона. Таня задохнулась, глотнув ледяной газированной воды, но удержалась от кашля, подумав: «Это она нарочно».

– Вам лучше до обеда полежать, – приказала ведьма, – я покажу Вам Ваш номер, но сначала Вам придется кое-что примерить и выбрать, что Вы вечером наденете. Что-нибудь с длинным рукавом и закрытой спиной, – добавила она.

Таня смутилась. На минуту все приключение с банком показалось ей ребяческой глупостью.

– У меня есть платье, – сказала она, и добавив зачем-то, – синее… – рассердилась на себя и решительно заявила: – Но я думаю, что мне лучше больше никого не беспокоить и уйти.

Некоторое время Рози внимательно глядела на ее лицо, ярко освещенное лампой. – В таком случае позвольте поинтересоваться, зачем Вы сюда перелезли? – наконец спросила она. – Только для того, чтобы стукнуться поясницей и поцарапать руку?

Таня ничего не сказала, подумав, что действительно ведет себя глупо. Она подошла к зеркалу и поправила прическу.

– У меня есть платье, спасибо, – повторила она и обернулась, увидев в зеркале, что Рози протягивает ей гребешок. Гребешок был старинным, цвета слоновой кости, тяжелым, с красивой резной ручкой, с редкими зубцами.