Реквием

Тео, и я, и Лани, и Эшли, и Себастьян, девочки в бикини, мальчики в шортах. На этом снимке на ребрах Тео написано только одно имя, и оно мое.

— Дайте мне знать, если я смогу предложить вам, ребята, что-нибудь еще, — тихо говорит официантка.

Тео благодарит ее, и она отступает обратно за прилавок, давая нам немного пространства.

— Что это? — шепчу я.

— Это мы, — просто отвечает Тео.

— Ты лжешь.

— Нет.

— Это фотошоп.

— Нет.

Кладу его телефон на стол перед собой.

— Думаешь, я идиотка, Мерчант? Гейнор отлично прифотошопила меня на всех тех фотографиях в моей комнате. Они выглядят настоящими. Ты действительно думаешь, что я не пойму, когда увижу фальшивые фото?

Тео делает ровный вдох и тянется к своему телефону. Быстро просматривает изображения и находит то, что ищет. После долгого молчания, уставившись на экран, он прикусывает нижнюю губу, придвигая телефон ко мне.

Я лежу на больничной койке. Мои глаза закрыты. На мне больничный халат, а голова обмотана толстыми бинтами. Я подключена к слишком большому количеству мониторов и аппаратов, чтобы сосчитать.

— Гейнор была твоей сиделкой, — говорит Тео. — Большую часть времени она работала в ночную смену, и именно в это время ты приходила в себя чаще всего. Иногда ты вспоминала несчастный случай. Большую часть времени… нет.

Я отталкиваю его телефон.

— О чем ты говоришь?

— Были летние каникулы, и мы поехали погостить к другу Уэста в Лос-Анджелес. В горах была вечеринка. Я должен был отвезти нас всех домой, но слишком много выпил. Ты выпила только одно пиво, поэтому предложила отвезти нас обратно. Себастьян и Эшли дурачились на заднем сиденье машины. Я тоже дурачился с ними, будучи идиотом, но вырубился на полпути к месту. На дороге было масляное пятно. Ты попыталась притормозить на повороте и в итоге вылетела через ограждение на полосу встречного движения.

Тео проговаривает это с нулевой интонацией в голосе, быстро, как будто зачитывает список. Как будто это история, которую он рассказывал уже много раз раньше.

Но это неправда.

Я бы запомнила, если бы это было правдой.

— Я из Лос-Анджелеса, — говорю я ему.

— Ты отсюда, — говорит он. — Из Самнера. Я тоже. Мы выросли по соседству друг с другом, Соррелл. Я знаю тебя всю свою гребаную жизнь.

И это, дамы и господа, как раз то место, где я теряю сознание.

Я не помню, как оказалась в своей комнате. Но каким-то образом просыпаюсь в своей постели. Я без своей промокшей насквозь одежды, в спортивных штанах и футболке, дрожу под одеялом. Тео сидит на стуле рядом с моей кроватью и смотрит в окно. Он вздыхает, когда понимает, что я не сплю.

— Извини, — натянуто говорит Тео. — Я пытался медленно втянуть тебя в это, но… Кажется, это было недостаточно медленно.

Я помню все, что он сказал мне тогда в закусочной. Хотела бы забыть, но его слова запечатлелись в моей голове, повторяясь снова и снова.

— Зачем ты это делаешь? — шепчу я. — Что получаешь от этого? Это какая-то попытка смягчить свою вину перед Рейчел?

— Рейчел… — Тео раздувает ноздри, снова выглядывая в окно. Вена пульсирует на его виске, сигнализируя о вспышке разочарования, которая выглядит очень реальной. — Я не знаю, как это сделать, не спровоцировав тебя снова, — говорит он.

— Спровоцировав?

— Ты потеряла сознание в закусочной. Ты часто теряешь сознание.

— Нет, не правда.

— Это… правда, — говорит он, горько смеясь. — Мы уже проходили через это раньше и всегда заканчивалось плохо, так что просто…

Тео вскидывает руки, позволяя им упасть обратно на колени. Глубокий вдох, кажется, немного успокаивает его.

— Слава Богу, в ту ночь мы все были пристегнуты ремнями безопасности. Машина не врезалась ни в какие другие транспортные средства, только в ограждение. Однако подушка безопасности со стороны водителя не сработала. Ты ударилась головой о руль. Нам всем удалось выбраться из машины, но ты застряла. Я не мог вытащить тебя с пассажирской стороны, — выдавливает смешок Тео. — А твое окно было чертовски упрямым и отказывалось разбиваться.

Парень смотрит на свои руки. На неровные шрамы там — слабые, серебристые линии, пересекающие его кожу.

— В конце концов я пробил его кулаком, — говорит он как ни в чем не бывало. — Защитное стекло не должно было быть острым, но… Кажется, они были неправы на этот счет, не так ли? Себастьян и Эшли ждали у обочины машину скорой помощи. Я остался с тобой на дороге. Двигатель автомобиля загорелся. Он не взорвался, как в кино, но… было плохо. Движение было ужасным, бампер к бамперу, и эти гребаные идиоты не остановились, чтобы вызвать аварийные службы дальше по дороге. Им потребовалось тридцать минут, чтобы добраться до нас. Если бы они добрались туда раньше, я не знаю… — Его глаза блестят. — Может быть, все было бы не так уж плохо. Но у тебя даже не было никаких открытых ран. Крови не было. Они сказали, что я не сделал хуже, переместив тебя, но…

— Прекрати, — хриплю я.

— Если бы я оставил тебя в машине, возможно, они смогли бы должным образом стабилизировать твою шею. Ты была в порядке день или около того. Но потом случилась компрессия. Твой мозг раздулся до такой степени, что им пришлось проделать в твоем черепе огромную гребаную дыру. Они думали, что ты не выживешь. У тебя было три отдельных ушиба мозга. Твой хирург сказал, что самый большой из них был катастрофическим. Сказал, что ты даже не переживешь ночь. Но был еще один хирург. Чертовски… отчаянный, — качает головой Тео. — Она поклялась, что сможет тебя вылечить, и сделала это. Вроде того. Она была чертовски безрассудна… но ты выжила. Ты была в коме восемнадцать… — он замолкает.

Я в ужасе от слез, которые текут по его щекам.

Этого, блять, не происходит.

Вытирая слезы тыльной стороной ладони, Тео, наконец, снова смотрит на меня.

— Восемнадцать… дней, — заканчивает он. — После того как ты справилась с отеком, кровотечением и операцией, другие врачи сказали, что ты ни за что не очнешься после восемнадцатидневной комы. А если бы и очнулась, то осталась бы овощем на всю оставшуюся жизнь. Но ты проснулась. И с тобой все было в порядке. Ты могла видеть. Говорить. Двигаться. Ходить. Это был лучший день в моей гребаной жизни.

— Ты болен. — Я пытаюсь убежать, но мои руки словно наливаются свинцом, когда я пытаюсь откинуть одеяло. Как будто я иду по густой, липкой грязи, и мое тело не реагирует на команды мозга.

Тео вскакивает со стула и садится рядом со мной, беря меня за руку.

— Что в этом не кажется тебе правдой? — требует он. — По логике вещей, зачем мне выдумывать нечто подобное?

— Потому что! Я не знаю! Я… если бы что-то из этого было правдой, тогда почему бы мне этого не помнить? Если бы я проснулась после всего этого и со мной все было в порядке, почему бы мне не вспомнить?