Реквием

Магнолия. Секвойя. Колокольчик. Гербера. Сосна.

Я прохожу мимо дверей всех этих комнат, не обращая внимания на подростков, которые толпятся внутри, все в восторге от волнения, которое приходит с новым учебным годом и воссоединением друзей. У меня здесь нет друзей. Если бы это зависело от меня, я бы не стала заморачиваться, но Рут очень ясно дала понять, когда я уходила из дома: «Вписывайся. Найди свою нишу. Если изолируешься от других девушек, то сделаешь себя мишенью, Соррелл. Люди — особенно подростки — очень чувствительны к неизвестному. Стань одной из них. Заставь их доверять тебе. Сделай так, чтобы они полюбили тебя. От этого зависит весь наш план. Сообщество в «Туссене» становится сплоченным, как только ученики узнают друг друга получше. Ты не можешь позволить им держать тебя на расстоянии вытянутой руки».

Это, конечно, обоснованно. В этом есть смысл. Но я столько лет была закрытой книгой, что на самом деле не знаю, как люди заводят друзей и укрепляют свою преданность в таком месте, как это. Но собираюсь это выяснить. Мне придется. А сейчас все, чего я хочу, это найти комнату «Секвойи» и сделать себя настолько незаметной, насколько смогу.

Когда вхожу в дверь, в комнате кипит жизнь. Пара голов поворачивается ко мне, на лицах учеников появляется небольшая хмурость, но по большей части никто не обращает на меня никакого внимания. Я сажусь в дальнем конце комнаты и достаю из сумки блокнот и ручку. Холодный пот, покрывший мои ладони, теперь делает мою кожу липкой по всему телу.

Какого черта я здесь делаю? Как, черт возьми, я могла подумать, что смогу это сделать?

Один за другим окружающие меня стулья заполняются лощеными девушками с идеально высушенными феном волосами и идеальным макияжем. Подтянутые парни с широкими плечами и улыбками соседского мальчишки хлопают друг друга по плечам, поздравляя с многочисленными недавними спортивными победами.

Я съеживаюсь на стуле, стараясь казаться меньше. Если бы только я могла просто исчезнуть…

Дверь открывается в последний раз, впуская в комнату двух новых людей; первый — сурового вида мужчина лет сорока, одетый в аккуратно отглаженную белую рубашку и серые костюмные брюки. Без галстука. Без пиджака. Однако нет никаких сомнений в том, что он занимает здесь авторитетное положение. Это исходит от него, точно так же, как от Рут исходит ее авторитет. Его волосы темно-каштановые, но густая борода, которую мужчина носит, имеет светлые вкрапления. Очки в черной оправе. Глаза цвета холодного, пасмурного зимнего утра.

Учащийся, следующий прямо за ним…

Мой пульс ускоряется, когда я вижу его лицо.

«О, мой Бог. О, боже мой, о боже мой, срань господня».

Внезапно становится трудно дышать.

Я очень мало помню о той ночи, когда произошел несчастный случай. Мы с Рейчел изрядно выпили (моя выносливость была нулевой, я впервые пробовала крепкий алкоголь), и подробности того, что произошло, в лучшем случае туманны. С той ночи у меня осталось одно единственное воспоминание о мальчике с угольно-черными волосами, — единственный мимолетный образ, на котором он смеется, сидя на водительском сиденье автомобиля, его лицо отражается в зеркале заднего вида. Его красивые черты лица — гордые скулы и сильная линия подбородка, пухлые губы и интригующие золотисто-шоколадные глаза — преображаются благодаря широкой улыбке. Помню, в тот момент я подумала, что он самый красивый парень, которого я когда-либо видела в своей жизни. После этого пустота.

У Тео Мерчанта широкие плечи. Он выше большинства учащихся мужского пола, которые расположились в комнате «Секвойи». И у него татуировки. Серая рубашка с длинными рукавами закрывает большую часть его кожи, но я могу разглядеть намек на замысловатые узоры на его запястьях, выходящие за рукава и поднимающиеся по шее, выглядывающие из-за воротника рубашки. В нем есть что-то очень притягательное, когда парень неторопливо проходит между столами в конец комнаты. Все взгляды следят за ним; как будто он причина, по которой все пришли сюда, и теперь старшеклассники, окружающие меня, терпеливо ждут, когда парень сотворит какое-нибудь чудо, свидетелями которого они пришли сюда стать. По какой-то странной причине мне кажется, что я тоже отражаю их реакцию на него.

— Рад видеть, что вы все пережили каникулы, — объявляет мужчина в передней части комнаты. — Сегодня с нами по крайней мере пять новых лиц. — Он окидывает нас взглядом, в то время как Тео Мерчант садится на стул через два ряда от меня, бросая свою сумку на пол у своих ног.

— Я мистер Гарретт. Я буду преподавать у некоторых из вас математику. Если не увидимся на математике, то, по крайней мере, я буду здесь каждое утро во время переклички. Кроме того, я не собираюсь мучить никого из нас, заставляя новеньких представляться. Вы достаточно взрослые, чтобы проводить такие светские делишки в свободное время. Будьте добры друг к другу. Не будьте придурками. Если узнаю, что кто-то из вас ведет себя как придурок, то вам придется чертовски дорого заплатить. Все понятно?

Ученики вокруг меня хихикают. Я неуверенно улыбаюсь, слегка забавляясь тем фактом, что мужчина использовал ругательство. Сара презирает сквернословие. Она не дура и прекрасно осознает, что мы все ругаемся как моряки, но, черт возьми, да помогут нам небеса, если мы будем ругаться перед ней. Даже Рут и Гейнор умеряют свои выражения, чтобы избежать ее гнева.

Мистер Гарретт проводит перекличку, и я удивлена архаичным методом, который он использует для подсчета голосов. Нет смарт-планшета. Нет сканера карт-ключей. «Туссен» может похвастаться совершенно новыми ноутбуками для своих учеников, а также онлайн-порталами, разбросанными повсюду, где учащиеся и преподаватели могут сообщать о чрезвычайных ситуациях или проблемах. Даже есть портал, куда я должна отправлять свои работы, а также где могу оставлять уведомления для своих друзей, которых еще предстоит найти и открывать окна чата с любым из моих учителей. Но мистер Гаррет придерживается старой школы. Древний планшет для бумаг, который он держит в руке, выглядит так, словно вот-вот развалится на части. Его синий пластик повсюду потрескался, а металлические заклепки на задней панели окружены оранжевым кольцом ржавчины.

Гарретт называет имя за именем, и гул его голоса сливается с фоновым гулом болтовни, в то время как я беззастенчиво смотрю прямо на Тео Мерчанта.

Этот ублюдок убил Рейчел.

Возможно, он и не сжимал руки вокруг ее шеи и не ломал кость нарочно, но его безрассудство гарантировало, что она не вышла из машины и не ушла той ночью. Парень был пьян. Чертовски. Просто в хлам. И вот теперь он здесь, разгуливает, как второе пришествие самого Иисуса Христа.

Тео улыбается своим друзьям, пока достает свое барахло из сумки, тихо бормоча что-то блондину с ямочкой на подбородке, сидящему справа от него. Он должен гнить за решеткой за то, что сделал. Будь моя воля, его бы судили как взрослого и отправили в тюрьму на очень долгий срок. Однако этого не произошло. Его даже не отправили в колонию для несовершеннолетних. Даже на одну гребаную ночь.

Вмешался его отец и «разобрался» с ситуацией, и Тео Мерчанта отпустили из полицейского участка менее чем через три часа после аварии и больше никогда не доставляли неудобств из-за всего этого дела. Это дерьмо, вот что это такое. Он гребаный преступник. Таким парням, как Тео, за деньги всегда можно купить свободу, а у Мерчантов есть не просто деньги. У них старые деньги, а вместе с ними и репутация.

Я ненавижу его.

Я, блять, презираю его.

И собираюсь наслаждаться разрушением его жизни, по одному крошечному кусочку за раз…

Становится очень, очень тихо. Тео перестает разговаривать с блондином с ямочкой на подбородке. Резко разворачивается… и смотрит прямо на меня.

С холодным ужасом я понимаю, что он не единственный; каждый человек в комнате смотрит на меня.

— Соррелл Восс? — раздраженный голос прорывается сквозь туман, окутавший мою голову, звук моего имени шокирует, как будто мне на голову только что вылили ведро ледяной воды.

Я бросаю взгляд в переднюю часть комнаты, где мистер Гарретт хмуро смотрит на меня, ожидая моего ответа, одна бровь изогнута выше другой.