Реквием
Шрифт:
– Помоги ему. Ты должна помочь ему.
«Вжик, вжик, вжик».
Этот звук заставил Шерон открыть глаза. Она дремала в кресле. Игла скользила по внутреннему краю вращающейся пластинки, издавая монотонные глухие щелчки, громко звучавшие благодаря усилителю. Она понимала, что слышала голос во сне, но слова, которые кто-то прошептал в ее мозгу, запомнились. Свечи наполовину сгорели, их ровное пламя излучало мягкий желтый свет. Проигрыватель продолжал призывно щелкать.
«Вжик, вжик, вжик».
Она прошлепала к стереосистеме, подняла рычажок и отключила аппаратуру. Обернувшись, она застыла
В дверях, ведущих из гостиной в спальню, стояла женщина. Она была обнажена и смотрела не на Шерон, а в книгу, которую держала перед собой. Выцветшая татуировка извивалась на ее загорелой коже, повторяя контуры фигуры. Лицо в сетке морщин напоминало древнюю карту какого-то забытого города, глаза сверкали, как два осколка полированного черного камня.
– Кейти? – прошептала Шерон.
Но это была не Кейти. Женщина продолжала читать, губы ее шевелились, беззвучно повторяя слова из книги. Казалось, она не замечает присутствия Шерон. Она перевернула страницу, и страница превратилась в белую птицу, чьи крылья были испещрены буквами. Птица сорвалась с книги и полетела к Шерон. Женщина перевернула следующую страницу, и та тоже мгновенно превратилась в птицу, вслед за ней еще одна и еще. Птицы кружили по комнате и одна за другой вылетали в открытое окно.
42
–Сегодня перед твоим приходом мне приснилась Магдалина.
– Тебе тоже? Ты уверена, что это был сон?
– Не совсем. Я дремала в кресле. А потом встала, и она была уже здесь. Пока я моргала глазами, она исчезла.
– Может, это была джинния?
– Возможно. А может, кто-то еще, прикинувшийся джиннией. Я не знаю, как выглядит джинния.
– А я уже начинаю представлять их себе.
– Ты думаешь, она наблюдает за нами из темноты?
– Да.
– И когда мы занимаемся любовью, вот как сейчас?
– Да. Она прячется в темноте и подсматривает. По меня это больше не волнует.
– Ох-х-х… Когда ты так целуешь мой живот… Ты не мог бы повторить? Когда ты входишь в меня, джинния не может забраться внутрь. Я боюсь, что она войдет в меня.
– А ты не боишься, когда я вхожу?
– Нет. Но боюсь, что в меня войдет любовь. Я боюсь полюбить тебя, Том.
– А любовь – это джинния?
– Да, скорее всего. Любовь – это джинния, притаившаяся в темноте и выжидающая момента, чтобы забраться в меня.
– Нет, джинны приходят, когда уходит любовь.
– Да, ты прав. Любовь устает от себя самой, надоедает сама себе. Она устремляется дальше. Но, уходя, она оставляет ужасную пустоту, открытую кровавую рану. И джинны поселяются в образовавшемся пустом пространстве. Поэтому я и боюсь любви. Не заставляй меня любить тебя, Том. Не заставляй меня пережить это снова.
43
–Так что насчет Кейти? Почему вы не хотите поговорить о ней?
Тоби крепко ухватила быка за рога. Громко отхлебнув кофе, она поставила чашку, стукнув ею о блюдце. На второй сессии Том должен был сам приготовить кофе на кухне и получил нагоняй за то, что не принес вместе с кофе печенье.
– Имбирное печенье, дорогуша. Вы найдете его в буфете. Без
него я не работник.Помимо имбирного печенья, Том обнаружил на кухне Кристину. Она сидела за столом, длинные волосы свисали по обе стороны от стакана, наполненного водой.
– Привет! – жизнерадостно приветствовал ее Том.
Она не шелохнулась и даже головы не повернула в знак того, что слышала его. Вернувшись в комнату, где проходила первая беседа с Тоби, Том увидел, что она переставила стулья. Два стула были поставлены друг против друга, а третий сбоку.
– А зачем третий стул? – спросил он небрежным тоном.
Тоби пожала плечами:
– Может, понадобится кому-нибудь, а может, и нет. Так что там с Кейти?
– А что с ней?
Тоби положила свою розовую ладонь ему на руку:
– Вы же понимаете: это вам принесет облегчение. Это не пустяк, это очень важно.
– Да, понимаю.
– Так расскажите мне о ней.
– Что рассказать?
– То, что вас мучает, дорогуша, что вас мучает.
У Тома был растерянный вид.
Тоби устало вздохнула:
– Вот потому я и не хочу больше иметь дела с мужчинами. Все вы слишком тупы. Зачем мне тратить впустую свои силы? Чтобы вы притворялись, что не имеете представления, о чем я толкую? Только для Шерон могу я делать это. О'кей. Пусть будет, как вы хотите. Давайте начнем с похорон. Что вы можете мне рассказать?
– Ее кремировали. Все как обычно – довольно быстро. Был какой-то священник, которого она даже не знала. Стандартная служба. Вот и все. Занавес опускается, вкатывайте следующего.
– Похоже, вас это расстроило.
– Но что еще можно было сделать?
«А действительно – что?» – подумал Том. Смерть вовлекает вас в обязательный ритуал, который либо идет как надо, либо оставляет у вас чувство крайнего неудовлетворения. Что его выбило из колеи на похоронах Кейти, так это профессиональная безупречность церемонии, скрупулезное исполнение всех ее деталей. Было что-то чуть ли не пугающее в том, как ловко священник подключился к делу. Прямо запущенная в работу динамо-машина с плотно пригнанными шестернями, вырабатывающая заученные слова, которые заслоняют от тебя все самое главное, наподобие старого испытанного занавеса. Такое чувство, что ты присутствовал при повешении, но все, что видел, – это открывшийся под виселицей люк. Затем тебя увели прочь и запихнули в автомобиль. Тебя окружило молчание. Все лишнее устранили, и никого это не трогало. И ничего не решало. Как будто посмотрел фильм о похоронах. Еще и дождь зарядил, прости господи. Потом, прежде чем разъехаться по домам, все подходили и произносили неловкие слова утешения, а у тебя оставалось чувство, что где-то в петле еще висит тело, которое бьется в конвульсиях и судорогах.
– А как умерла ваша жена?
– На нее упало дерево.
– Довольно необычная смерть.
– Она вела машину. Дул ураганный ветер. Не так уж редко случается в Англии осенью. Ветер повалил много деревьев. Одно из них упало прямо на ее машину, когда она ехала домой из церкви.
– Она была в машине одна?
– Да.
– Да уж, не повезло так не повезло.
– Все мы в руках судьбы.
– А почему вы чувствуете себя так погано в связи с этим происшествием?