Реквием

– Вспомни, многим нашим деревенским девушкам нравилось, когда из-за них ребята дрались. Они гордились этим. Архетип? Это у них на уровне коллективного бессознательного?

– Это генетический атавизм. А проще – отсутствие воспитания. Они не знали других, более действенных, культурных способов выразить любимой свое обожание. А потом вот такие парни, женившись, кулаками на своей благоверной начинали доказывать свою «любовь», утверждая, что «бьёт, значит любит». И такое мы с тобой наблюдали.

– Не знали те городские, с кем связывались. Классно ты тогда их отделала!

– А как ты отшивала! Они буквально съеживались под твоим презрительным осуждающим взглядом. И ведь не заносилась, не распалялась. По-деловому вела диалог. Просто давала понять, кто перед ними.

– Крыть им было нечем. Но без твоей поддержки я не была бы такой смелой, – созналась Лена.

– А после танцев мы в комнате устраивали шутливые биологические диспуты. Мы уже знали, что разница в генном аппарате птиц и шимпанзе равна двум, а между человеком и шимпанзе ста восьмидесяти девяти, что Х-хромосомы содержат тысячу генов, а мужские – только сто. И что через пять тысяч лет мужчин на земле не останется.

– Запамятовала ты. Хрущев «душил» генетиков. Лысенко и ему мозги заморочил. Информация о генах появилась много позже. Но то, что пол ребенка зависит в основном от мужчины, мы уже знали, – поправила подругу Лена.

– И это знание вылилось в лозунг «Берегите мужчин»?

– Не факт.

– Ценили мы своих умных, правильных мальчишек, держались их.

– Я на танцы только с тобой летом ходила. В Москве лишь театры и концерты себе позволяла.

– Теперь юноши, насмотревшись западных фильмов, стали жестче. И ударить могут без лишних слов.

– Сомневаюсь… Если не боятся получить сдачи, – усмехнулась Лена.

– Я внучек своих племяшей на всякий случай остерегаю на этот счет.

«Перед… уходом её интересуют мелочи, о которых знает только она и ближний круг? Для каждого человека «всеобщая история современного общества» – только часть его личной истории. Чувствуя приближение конца, он вспоминает не о космосе и великих стройках страны, а о событиях своей жизни. Но все это так мелко, – подумалось вдруг Лене. – И все же я не могу отделаться от мысли, что Инна пригласила меня «на сбор» с какой-то определенной и важной целью».

Инна спросила:

– Ты помнишь, как Артурчик за Тамарой ухаживал? Он демонстрировал ей свой успех у девушек. Цену набивал.

– И она давала ему понять, что нравится парням.

– Уж внуков вагон и маленькая тележка, а они все продолжают ссорами и скандалами обнаруживать в себе новые «качества» характера. Не скучают. Каждый привносит в их совместную жизнь что-то свое «неповторимое». Мудрее с возрастом не стали. Артур до сих пор порывистый, страстный, нервный и обаятельный, а Тамарочка смешливая, ироничная и по-прежнему худенькая.

– С таким мужем не раздобреешь, – рассмеялась Лена. И у нее тут же промелькнула мысль: «Ещё нахожу силы для смеха».

– В каждой компании обязательно находился мужчина, который говорил тебе, что ты женщина его мечты.

– Не скромничай. О тебе я могу сказать то же самое. Мужчинам почему-то всегда хочется делать приятное чужим красивым женщинам, – усмехнулась Лена.

– Почему тебе не нравилось ходить ватагой по магазинам?

– Никогда не любила следовать за толпой, подчиняясь ее правилам. Да и время привыкла беречь.

– А по музеям?

– Чувств не хотела расплёскивать.

«Уж лучше легкие воспоминания, чем бесплодный, мучительный круговорот страшных мыслей», – поняла Лена.

– Опять Алла вспомнилась. Наверное, её счастливая, насыщенная жизнь не способствует глубокомыслию и изучению причин и следствий жизненных неурядиц. Постигая друг друга, они с Александром в своей любви поднялись на необыкновенную высоту. У них было потрясающее слияние душ. Свои взаимоотношения они довели до совершенства. Как они держались друг за друга! Никто никогда не стоял между ними. Счастливчики. Это как пройти всю войну без единой царапины. В их семье был коммунизм. И не надо искать этому подтверждений. Все на поверхности. Какой недосягаемый уровень искренности, порядочности и взаимопонимания! Ни притворства, ни лжи. Друг другом жили, были единым целым. Они как оттенки одной краски, лежащей в основе их огромной картины жизни, проникая в неё, связывая воедино.

– И все потому, что они никогда не верили сплетням завистников, – заметила Лена.

– Удачно сосуществовали, заботы делили пополам. Нашли идеальный для себя вариант равновесия. Их совместная жизнь прозвучала мощно, крупно, празднично. Как говорится, блеск одного отражался в блеске другого. Алла заменяла Александру целый мир – так он её любил. Боже мой, всю жизнь так любить и так хотеть единственную на свете женщину! Её величество Женщину! Он говорил, что главный успех его жизни состоит в том, что он сумел найти прекрасную жену. Видно, Господом Богом им позволено было стать счастливыми.

Александр разделял с Аллой и её славу, и её неудачи, поддерживал её. Столько в нём было преданности, обожания, преклонения, гордости, восхищения ею! Муж – всем мужьям муж. Всевышний подарил их друг другу. И жили они по законам поэзии и гармонии. Они прекрасно дополняли друг друга. Александр утверждал: «Я её до сих пор не покорил, потому и не надоедает». И Алла говорила: «Саша – сплошное сердце. Он – мое всё. Он лучшая половина в нашем союзе. Саша научил меня понимать красоту человеческой души, находить и помнить хорошее, гордиться им. Он мужчина во всей своей сути и плоти. Рядом с ним я чувствую себя женщиной. И в то же время он такой милый, нежный, трогательный».

Такой красоты отношений я больше не видела. Внутри их семьи тоже горели шекспировские страсти, споры были в ходу, но не ругань. А какая ясность и честность чувств! Они никогда не говорили: это моя территория, это – твоя. Их жизнь – годы непорочного счастья. И кажется, что всё у них само собой удачно складывалось. Чего никак нельзя сказать о нас с тобой. Язык не повернется назвать нас счастливыми. Беды вокруг нас, как часовые у оружейного склада. Мы с тобой попали только под их раздачу. Подпортила семья Аллы нам статистику подруг-неудачниц. Они и в перестройку лучше всех адаптировались. Не изменяли себе, не опускались до вседозволенности, до пошлости, несущейся мимо них мутным потоком. Боролись с попранием интеллигентности. Может, у Аллы была способность чувствовать время или имелось внутреннее ощущение судьбы, которая вела её по жизни? Или слово какое-то заветное знала? – усмехнулась Инна своей последней, глупой фразе.

– Они из тех, которые создают так называемое светское общество – в лучшем смысле этого слова, – и оберегают нравственный климат в стране. Не путай с современной гламурной прослойкой. Алла как-то еще в молодые годы сказала: «Мне стыдно, что я такая счастливая. У многих моих подруг счастья намного меньше, но у меня нет возможности с ними поделиться».

«А себя Лена относит к этой категории? Скромничает? Нет у нас еще по-настоящему ни гражданского, ни светского общества. Пока нет. Уехал один мой знакомый в Германию и стал там себя вести, как привык в России, так его быстро обломали – отвернулись, перестали с ним общаться. Он сразу присмирел и одумался. Вот что значит достойное окружение! Зато у нас огромная прослойка – нет, целый класс – чиновников. Большинству из них даже я не подала бы руки», – усмехнулась Инна, а вслух все-таки выразила некоторое сомнение в безукоризненности поведения супругов или легкое недовольство их «вознесением» на пьедестал почета: