Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь (сборник)

Получается: не били.

Разберись тут.

Все чинно сидели на стульях. Шумаков рядом со следователем у стола озирался, кусал губы. Синева под глазами была еще заметной.

— Что же Студенцов-то не явился? — обиженно спросил Вениамин Иванович.

— Он не мог, у него неотложная работа, — сообщил Головнин.

— Вот как! — воскликнул следователь. — У него работа, у меня — не работа?

— Зачем вы так-то? И у вас работа. Просто у него тяжелые больные.

Вениамин Иванович с прищуром посмотрел на Головнина, его подмывало сказать что-нибудь похлеще, но он привык обдумывать свои слова, привык сдерживаться. Он только отметил кажущееся несоответствие:

— Возможно, возможно… Вот для хулиганских действий время у него находится.

— Доктор не хулиган! — пылко заявил Вася Баранчиков. — И мы не хулиганы.

— Доктор за всю жизнь пальцем никого не тронул, — добавил Головнин. — Он у нас и на охоте-то редко стреляет. Он у нас такой.

— Он у нас такой, — подтвердил Ломовцев. — Это точно.

Дружная защита убедила Вениамина Ивановича, он примирился с отсутствием Студенцова. Оглядел нахохлившегося тракториста, сказал ему:

— Указывайте. Которые из них?

Охотники честно пошире раскрыли глаза, подтянулись. Баранчиков для солидности откашлялся.

— Вот этот, — сказал Шумаков и ненавистно ткнул пальцем в сторону Головнина: тот выглядел самым крепким. На Ломовцева указывать было несолидно, хотя и признал его. — И еще вот этот, — показал он на Баранчикова.

— У меня вопрос к нему… ну, как его… в общем, к нему, — сказал Вася.

— После будут вопросы, — остановил его Вениамин Иванович.

— Как после! Я сейчас хочу сказать в свою защиту. Имею я право?

Вениамин Иванович подумал и решил, что Вася имеет право сказать несколько слов в свою защиту. Кивнул ему.

— Я хочу спросить, мог ли я бить его, когда сидел в машине, а машина стояла в трехстах метрах от дома? Он что, в машину ко мне залезал, чтобы я его побил? Все подтвердят, что я сидел в машине.

— Конечно, теперь хотите отказаться… — объявил Шумаков. — А на улице меня бил вот этот. — И повел рукой в сторону Павла Ивановича. — Он был в зеленой куртке.

— Сопляк! Врун! — взревел Павел Иванович. — Как ты смеешь!..

Что Шумаков смеет, Павел Иванович не досказал, задохнулся в гневе.

— Вы можете спокойнее? — спросил Вениамин Иванович.

— Нет, я не могу быть спокойнее. Увольте меня от этой комедии, не в том я возрасте… Это хуже, чем в аду. Там хоть поджаривают на сковородке за грехи. Тут я за собой грехов не числю…

— Разберемся, — миролюбиво сказал Вениамин Иванович.

— Разбирайтесь. Меня знают десятки охотников, и никогда никто не видел в зеленой куртке. В полушубке я хожу зимой, пусть поймет этот… пикантроп.

— Питекантроп, — поправил Головнин. — Доктор называл его питекантропом.

— Доктор, видать, у вас за верховода, — не удержался от колкости Вениамин Иванович.

— Доктор у нас — голова, — похвастал Баранчиков.

— Питекантроп или задубелый — все равно, — продолжал Павел Иванович. — Змий зеленый был у него в глазах в тот вечер, все и казалось зеленым. А я в полушубке… Разбирайтесь, старайтесь, только посмешище делать из себя не позволю. Не так воспитан! Мы тоже будем стараться, вынуждаете к этому. Мы сейчас к Карасеву пойдем. Мы к Соколовой в конце концов сходим. А нет — и на нее найдется управа. Я ведь не тот бессловесный парень, которого она засудила. Пошли, ребята, здесь нам делать нечего.

Следователь странно смотрел на Павла Ивановича: названные фамилии ничего ему не говорили, он был новым человеком в районе и области. Больше всего занимал его вопрос: «Били или не били?»

13

— Раз все началось с Соколовой, мы и должны прежде пойти к ней, — разумно заметил Павел Иванович.

С ним согласились. Вчера Павел Иванович растерялся, нервничал, утром тоже, пока ехали в автобусе, был сам не свой, но вот его несправедливо обвинили, и он приобрел былые бойцовские качества.

— Подумать только, он приплел тебя! — подбадривал его на ратный подвиг Ломовцев. — Дядя Паша вдруг бил его! Это я мог ударить, у меня была хорошая злость, но не успел — больно уж он быстро промелькнул. На улице уже было не то..

Павел Иванович словно споткнулся, схватил Ломовцева за отвороты пальто, у него мелькнула догадка:

— Признайся, ударили вы его? Вы с Головниным вошли в дом, и тут же тракторист вылетел пулей.

— Не было такого.

— Он вылетел из избы пулей и сиганул с крыльца в сугроб. В темноте я всего не разглядел, но, что он упал, видел. Может, наткнулся на ледышку… Крыльцо без перил, вроде помоста, тут трезвый не удержится, а он прыгнул…

— Я только вошел к следователю, глянул на этого Шумакова, сразу догадался: сейчас начнет врать, — сказал Баранчиков.

Павел Иванович во время разговора со следователем вполне созрел для решительных действий. Это важно: возраст и седые волосы что-то значат. На него любовно смотрели.

— Мы пойдем, — решительно сказал Павел Иванович. — У меня только из головы не выходит тот парень, дружинник, которого обвиняла Соколова… В первые дни войны мы стояли на воинской платформе, формировался состав. Солдатик, только что призванный… как чужой темный лес, знал воинские законы, так вот этот солдат попросил отлучиться домой. Он опоздал на три часа… Мы еще не успели отправиться… Но его расстреляли перед строем. Он до последней минуты думал, что с ним все происходит в шутку… Я видел, как бьется жилка на его шее, видел лицо мальчишки. Но то было такое время… А вот зачем она тут-то так?.. Мы пойдем к ней, но очень боюсь, ребята, сорваться… И все-таки мы пойдем. Надо узнать, где прокуратура.

В таком маленьком районном поселке искать нетрудно. Прокуратура располагалась на другой стороне улицы в двухэтажном доме, почти напротив милиции. Крыльцо было из железа на двух витых столбах.

Несмело вошли в помещение, где пахло легким угаром натопленных печей. В одной из комнат с раскрытой дверью увидели молодую женщину в белом свитере, с приятным лицом и живыми глазами-угольями. Ничто в ней не говорило о строгости и недружелюбии. Она болтала по телефону и смеялась. Из этой комнаты шла еще дверь. Очевидно, то была приемная.

Женщина посмотрела на вошедших и, зажав ладонью трубку, вежливо справилась, кого им.

Павел Иванович стянул с головы шапку и выступил вперед.

— Мы хотели видеть Соколову.

Она не отнимала от уха трубку, в которую ей продолжали говорить, и, видимо, не поняла, кого спросили.

— Прокурора района Варвару Петровну Соколову, — повторил Павел Иванович.

Женщина удивленно посмотрела на него, сказала в трубку, что позвонит позднее, сейчас у нее люди, потом снова уставилась на Павла Ивановича.