Ренн-ле-Шато и тайна проклятого золота
Шрифт:
«В прежние времена над сложившейся ситуацией можно было лишь посмеяться, но сегодня более нельзя молчать. В ходе долгого расследования в наших руках оказалось множество доказательств и предположений. [60] А поскольку репутация наших священников — это святое, хотелось бы предостеречь тех, кто будет продолжать какие-либо исследования в этой области: мы не оставим без внимания несправедливые обвинения в их адрес, мы не допустим, чтобы их имена были использованы в сомнительных или коммерческих целях…»
60
Епископ Каркасонский предоставил в распоряжение часть документов этого расследования, впоследствии они были опубликованы и прокомментированы в 1983 году Жаком Ривьером («Знаменитое сокровище Ренн-ле-Шато») и в 1985 году Пьером Жарнаком («История сокровища Ренн-ле-Шато»). Эти две книги являются основной литературой для тех, кто намерен посвятить себя объективному исследованию «дела аббата Соньера».
Разумеется, обнародование биографии знаменитого человека (тем более духовного лица) — вопрос довольно деликатный, но, хотите вы этого или нет, аббат Соньер стал частью Истории, а История, как известно, принадлежит всем и каждому.
Беранже Соньер — уроженец края Разе: факт, которым не следует пренебрегать. Он появился на свет 11 апреля 1852 года в Монтазеле, неподалеку от Куизы. Поклонники астрологии могут добавить, что Соньер родился под знаком Овна, следовательно, это человек, в котором заложено неосознанное стремление идти напролом, невзирая на барьеры и препятствия на своем пути, но при этом оставаться целым и невредимым — иными словами, всегда выходить сухим из воды. Беранже был старшим сыном в уважаемой всеми семье. Его отец занимал важный пост: он работал управляющим мукомольней при замке маркиза де Каземажу, что считалось тогда хорошим местом. Многоводная долина Куизы в те времена была плодородной, богатой пастбищами и фруктовыми садами. Знатный род Каземажу (близкие родственники семьи Негри д’Абль) принадлежал к одному из самых древних семейств в регионе. Эта семья посвятила себя христианским делам, в их роду насчитывалось немало священников и духовных лиц. Следовательно, можно с уверенностью сказать, что жизненный путь семейства Соньеров, этих «из ряда вон выходящих простолюдинов», в какой-то степени был предопределен: в семье Жозефа Соньера появились два священника, Беранже и его младший брат Альфред.
Равного внимания к себе требует и то время, в котором родился и вырос Беранже Соньер: эпоха Второй империи. Страх перед республиканцами (особенно перед социалистами) во многом обусловил политический выбор, сделанный знатными семействами Окситании и их «сторонниками»: в большинстве своем они отдали свой голос Луи Наполеону Бонапарту. Что представляли собой в то время эти знатные семейства? Традиция, принципы и убеждения крепко держат их в границах католической веры. Они не доверяют людям, которые, по их мнению, могут предать интересы Церкви под влиянием еврейских банкиров и франкмасонов всевозможных категорий. После катастрофы 1870 года они, разумеется, поголовно становятся антикоммунарами, мечтая о том дне, когда молодая Республика превратится в монархическое государство, во главе которого окажется человек, достойный быть государем, — например, Генрих V, граф Шамбор, неоспоримый законныйнаследник королевского рода. Итак, Монтазель — обитель легитимистов, ярых противников орлеанистов: кандидату на трон от партии орлеанистов не могут простить, что он является потомком Луи-Филиппа, этого цареубийцы и «великого магистра» франкмасонства в годы, предшествующие Великой французской революции. Поэтому обвинения в том, что Беранже Соньер был масоном, не только смешны, но и полностью лишены смысла: причиной появления этой безосновательной теории стал так называемый шахматный пол в церкви Ренн-ле-Шато. Вернемся, однако, к знатным семействам Окситании. Поскольку в большинстве своем это монархисты-легитимисты, то, соответственно, их с уверенностью можно назвать сторонниками интегризма, иначе и быть не может. После того как Наполеон III принял участие в итальянском движении против папы Григория XVI, им становится ясно, что «Баденге» действовал по указке «этих дьявольских франкмасонов», желающих развратить мир. Наполеон III для них — образец лицемерия, правитель, попавший под влияние карбонариев: то, что впоследствии он станет защитником папской власти, объясняется лишь тем, что он хочет завоевать доверие французских католиков… К счастью для легитимистов, впоследствии на папском престоле окажется папа Пий X, готовый безоговорочно осудить любую форму демократии, поскольку она противоречит Божьему замыслу. По замыслу Всевышнего, общество может состоять лишь из работников, воинов и служителей церкви (знаменитое индоевропейское трехчленное деление общества, вновь введенное в обращение во времена средневековья). Иного не дано — разве что небольшое допущение: работники могут перейти в класс служителей церкви. Подтверждение тому — Беранже и Альфред Соньеры.
Такова была окружающая среда, в которой рос юный Беранже Соньер. Он останется монархистом на всю жизнь. Конечно, его идеи можно (и нужно) назвать реакционными, но в равной мере это патерналистскиеустремления. Что, кстати, вполне объясняет ту линию поведения, которой он придерживается: священник обязан быть движущей силой общества как в материальном плане, так и в духовном. Разве Беранже стремился к чему-либо иному?
В 1874 году Соньер поступает в семинарию Каркасона. Там он получает обычный набор знаний, необходимых для священника, и в июне 1879 года становится священнослужителем. Его младший брат опережает Беранже на целый год: вероятно, у старшего Соньера были какие-то трудности, мешавшие ему дойти до конца обучения. А может быть, это был не столь уж блистательного ума юноша, каким нам его обычно описывают в «романе об аббате Соньере». Но, как бы там ни было, он заканчивает обучение в возрасте двадцати семи лет, после чего его отправляют в Але на место викария с оплатой 900 франков в год: такую сумму предоставляет викариям закон, регулирующий отношения государства и Церкви.
Молодой викарий, как кажется, целиком и полностью предан своему делу и, помимо повседневных обязанностей, не упускает возможности проявить как можно больше заботы и внимания прихожанам, желая снабдить деньгами наиболее нуждающихся — или, по крайней мере, заставить тех, у кого есть деньги, обратить внимание на их бедственное положение. Как видно, это стремление заложено в нем изначально. Конечно, получив богатство. Соньер стал жить чересчур привольно, но не стоит забывать и о том, что он не расставался с мыслью пустить его на доброе дело, поделиться им с другими людьми. Вероятно, это патерналистские устремления, сходные с идеями аристократии того времени. Во всем этом можно усмотреть не больше чем системные отношения, удерживающие население Франции в зависимости
от Церкви и от тех, кто заключил с ней союз, то есть монархистов и части «правых» республиканцев, готовых примкнуть к роялистам. Но образ действий Соньера, как и большей части его коллег, очевидно, является следствием обучения в тени аристократического семейства.В свободные часы наш аббат прогуливается по улочкам Але. Этот деревенский крепко сложенный человек, от которого веет здоровьем и жизненной силой, любит «подышать свежим ветерком» и живо интересуется всем, что его окружает. Ему нравится бродить среди руин кафедрального собора, разглядывая развалины древнего монастыря. Вероятно, думая о былой, ныне исчезнувшей красоте этого архитектурного памятника, он не раз сожалеет, что в 1862 году Виоле-ле-Дюк не счел нужным взяться за его реставрацию. Соньер навешает и могилу бывшего епископа Але Никола Павийона, ученика и друга Винсента де Поля, проявлявшего милосердие к беднякам и полагавшего, что проповедование христианского учения и образование деревенских жителей может быть как мужским, так и женским делом (мысль по тем временам довольно редкая). Вероятно, эти слова, произнесенные двадцатидевятилетним епископом Але, довольно часто приходят на ум Беранже: когда в его распоряжении окажется приход Ренн-ле-Шато, он попытается претворить его слова в жизнь. Не вспоминает ли он, помимо этого, двусмысленное изречение провансальского трубадура Ука де Сен-Сирка о том, что Бога можно постичь через женщину? Конечно, трубадур говорил о совершенно иной вещи, но… Разве не к Марии из Магдалы обратился воскресший Иисус с просьбой передать ученикам весть о его воскрешении?
Во время своих «археологических» прогулок Беранже встречает человека, которому «в деле Ренн-ле-Шато» уделяют лишь несколько строк, что по меньшей мере странно, так как именно этот персонаж в каком-то смысле предопределил дальнейшую судьбу священника. Его влияние на ум молодого викария во многом позволяет понять часть творений Соньера. Почему его обходят молчанием? Почему эти важные встречи не нашли отражения в истории жизни столь же таинственной, как и Соньер, личности? Этот художник, чьи творения практически неизвестны потомкам, оказал сильнейшее воздействие на будущую деятельность аббата. Речь идет об Анри Дюжардене-Бометце, который впоследствии будет навещать Соньера на вилле «Ви», неизменно встречая самый радушный прием.
Анри Дюжарден-Бометц, родившийся в 1852 году, долгое время занимался живописью, но поскольку его ремесло не приносило доходов, он оставил искусство ради политики. Став главным советником департамента Од, в 1889 году он был избран депутатом. Его активная деятельность в палате депутатов привела к тому, что бывшему художнику доверили пост заместителя министра изящных искусств. Анри Дюжарден-Бометц — член радикальной партии и притом, заметим, убежденный в своих идеях франкмасон. Удивительно, как столь разные по духу и убеждениям люди смогли подружиться… Искренне верующий монархист-легитимист, отстаивающий идеи «правых», священник, заботящийся о своем долге, — и антиклерикал, если не сказать атеист, готовый сражаться за победу «левых», сторонник светского характера образования, целиком и полностью поддерживающий деятельность кабинета Комба. И, несмотря на это, их взаимная симпатия с годами не ослабнет: дружба священника и министра изящных искусств продлится вплоть 1910 года, до смерти Анри Дюжардена-Бометца.
О чем беседуют во время прогулок по Але эти два человека? Разумеется, о политике, поскольку ни тот, ни другой не собираются ни скрывать своих убеждений, ни отступать от них. Но возможно, что общей темой для разговора становятся искусство и археология, ведь оба они прогуливаются вокруг аббатства Але. Говоря откровенно. Соньер по сути своей невежда: в то время преподавателей семинарий не слишком беспокоил вопрос о том, будут ли их ученики, будущие служители культа, обладать артистическим вкусом. В результате такого невежества многие деревенские кюре продавали антикварам по несоразмерно низкой цене статуи удивительной красоты, заменяя их безобразной гипсовой продукцией в духе Сен-Сюльпис: сегодня эти наводящие уныние гипсовые скульптуры можно увидеть во многих храмах. Порой происходят еще более страшные вещи: пользуясь тем, что здание не занесено в списки исторических памятников, многие кюре в буквальном смысле калечили свои церкви, превращая прекрасные уютные святилища в подобия залов заседаний. [61] Беранже Соньер внимательно слушает художника. Без сомнения, тот дает ему объяснения о пышном символическомубранстве этого достойного, но покинутого святилища, которое, несмотря на все ходатайства и жалобы Дюжардена-Бометца, продолжают растаскивать каменоломы с явного на то позволения административных властей. Без сомнения, художник наводит Соньера на размышления о том, насколько необходимы пастве конкретные и образные воплощения христианских идей, даже если эти изображения поначалу могут сбивать столку. Франкмасон Анри Дюжарден-Бометц не понаслышке знает о системе символов: вполне возможно, что он учит молодого викария распознавать некоторые из них и понимать их значение.
61
Я мог бы привести множество примеров этого ужасающего неведения (точнее, невежества) священников, в частности удивительную церковь Тиранж (Верхняя Луара), в которой кюре велел уничтожить восхитительные римские колонны с капителями, объяснив свой варварский поступок тем, что колонны мешали ему отследить, кто из его прихожан был на воскресной мессе, а кого не было. Свидетели этой «перестройки» еще долго не могли прийти в себя.
Но нельзя оставаться викарием вечно. 16 июня 1882 года Беранже Соньер становится кюре: новый епископ Каркасона, монсеньор Феликс Бийар, закрепляет за ним приход Ле Кла в округе Акса. В Кла, деревушке на краю высокого плато, откуда как на ладони видна округа Соль, обитают 282 жителя. Прихожане Кла бедны как церковные мыши и спасаются от нищеты разведением мулов. Такое назначение нельзя назвать удачным, но Соньер ведет себя как должно. Как всегда, в его голове роятся честолюбивые и человеколюбивые замыслы: как обустроить приход, помочь тяжелой участи прихожан и оставить в память о себе какое-либо архитектурное наследие. Уединенная жизнь священника в Кла продлится три года. Чем мог скрашивать Соньер свое одиночество? По некоторым сведениям, он был страстным любителем чтения. Правда, при этом никто не уточняет, какого родабыло это чтение, у нас нет точных сведений о том, какие книги хранились в личной библиотеке священника. Разумеется, в ней были священные тексты, произведения на греческом, латинском и даже древнееврейском языках. Но все же Соньер не был интеллектуалом: это был человек действия, более строитель, чем мыслитель. Поэтому стоит предположить, что в деревне прихода Акса он не развивал свой ум систематическим чтением, а терпеливо сносил все тяготы бытия, будучи в твердой уверенности, что рано или поздно ему достанется хороший приход.