Репортаж не для печати

– Да она мизинца твоего не стоит, – хлопал я его по плечу. – Даже на пальцах ноги.

Шломо закатывал глаза.

– Она восхитительна, Стив. Она даже лучше, чем Мэрилин Монро.

С этим замечанием я был согласен лишь отчасти. Грудь филиппинки действительно свободно колыхалась под блузкой, но больше никакого сходства с голливудской богиней я не мог обнаружить.

– Ты слишком увлекающийся человек, – пытался образумить я Шломо. – Тебе нужно жениться, наделать кучу детей и поменьше думать о женщинах.

– Ох, Маклин, – выговаривал он, хватая ртом воздух. – Я перестану думать о них только в могиле.

Разочарование Шломо Харази было огромным, когда он увидел жениха филиппинки. Лет двадцати пяти – двадцати восьми, с тщательно собранными сзади в тугой пучок волосами, блестевшими от бриолина, с приклеенной на кислом лице улыбкой, благоухавший невыносимо сильным одеколоном, словно гигантская цветочная клумба, Фернандо сильно походил на сутенера. Но журналистка не сводила с него влюбленных глаз и продолжала с обожанием восклицать:

– О, мой Фернандо! Ты – самый лучший мужчина на земле!

С одной стороны, Шломо был страшно расстроен тем, что дама его сердца так легкомысленно увлеклась явно недалеким и напыщенным латиноамериканцем. А с другой – Шломо даже почувствовал некоторое облегчение, убедившись в том, что Фернандо внешне был ненамного красивее его самого. Пережив очередное кораблекрушение своих надежд на знакомство с девушкой, достойной его таланта и ума – и то и другое присутствовало в нем, действительно, сполна – он пообещал мне больше никогда не увлекаться красивыми глупыми куклами.

Излишне говорить, что всего лишь полчаса спустя после своей торжественной клятвы, Шломо уже оказывал знаки внимания миниатюрной шведке с холодным выражением глаз.

Я позвонил своему старому знакомому по «Мировому репортажу» еще из Росслина. Мне нужен был хороший гид по Иерусалиму, который, к тому же, мог бы ответить на несколько вопросов, интересовавших меня. Мы договорились встретиться возле мечети Аль-Акса. Я знал, что точность – вежливость королей, но никак не Шамира. Он всегда опаздывал. Но сегодня Шломо преподнес мне приятный сюрприз: он появился ровно в полдень, как и было согласовано заранее.

– Уф, – сказал он, стараясь отдышаться. – Надо поменьше есть.

– Вне всяких сомнений, – отозвался я.

Когда Шломо привел свое дыхание в порядок, он несколько озабоченно поинтересовался причиной моей поездки в Иерусалим. Я коротко рассказал ему, опуская излишние подробности, о поручении Тэда Тернера выяснить судьбу Ковчега Завета.

Услышав мои объяснения, Шломо удивленно присвистнул:

– Могу сразу сообщить тебе, Стив, что Чарльз Уоррен – лейтенант британской армии – совсем не безрезультатно копал в районе Храмовой горы.

– Что же он нашел? – внутренне напрягся я.

– Ну, разумеется, не сам Ковчег. Он обнаружил убедительные доказательства того, что тамплиеры копали в том же направлении, что и он. Только разница между их раскопками составляла семь с половиной веков. Уоррен обнаружил во время своих археологических работ несколько вещей, которые явно принадлежали тамплиерам.

– А именно?

– Обломок копья, маленький тамплиерский крест и шпору.

– Не много.

Шломо быстро возразил:

– На большее и нельзя было рассчитывать, Маклин. Особенно, если учитывать бюджет, выделенный Уоррену Фондом исследования Палестины. Смешной бюджет – всего пятьсот фунтов.

– А сегодня раскопки ведутся?

– Ответ отрицательный. Храмовая гора – общий символ и для евреев и для арабов. Никто не тревожит тени прошлого. Это может вызвать обострение отношений между двумя народами, живущими на одной земле. Святой земле.

Я задумался.

– Что ж, по крайней мере, можно окончательно не сомневаться в причинах удивительного возвышения рыцарей-храмовников. Они опередили лейтенанта Уоррена и обнаружили свитки с описанием тайников, где хранились сокровища.

Было видно, что Шломо колеблется.

– Признаться, я никогда не слышал о подобной версии. Но, если она верна, то многое проясняет в истории ордена храмовников.

– Похоже, что тамплиеры оказались самыми удачливыми археологами на Святой земле, – согласился я.

– Слишком много войн, Стив, пронеслось по израильской земле.

– Раз уж нам приходится для реконструкции истории довольствоваться чтением Библии, которая не раз переписывалась и содержит неточности, то насколько образ Соломона, описанный в ней, соответствовал реальному царю Израиля? – осведомился я.

– Как бы поточнее объяснить…, – сказал Шломо, вытирая платком пот, градом струившийся по его лицу. – В народной памяти Соломон остался правителем двуликим. С одной стороны, он построил храм, в котором обрел пристанище Ковчег Завета. Соломон, бесспорно, поражал своей мудростью, проницательностью и справедливостью. Но власть безграничная, власть абсолютная и развращает абсолютно и безгранично. Закат царствования Соломона совпал с его неудачами. Во многих областях страны народ восстал против своего правителя.

– Соломон не выдержал испытания властью?

– Он стал слишком злоупотреблять этим наркотиком, самым сильным возбуждающим средством. Для того, чтобы ублажить своих жен, исповедовавших разные религии, Соломон приказал построить в Иерусалиме святилища языческим богам. Но главной причиной недовольства народа были налоги. Для торжественных приемов, роскошных пиров и содержания гарема нужны были колоссальные средства. Чтобы ручеек денег в казну не только не обмелел, но и увеличился, налоги были увеличены Соломоном многократно.

Мы прогуливались возле мече га Аль-Акса, а затем отправились медленным шагом в северо-западную часть Иерусалима. Минуя вооруженных короткоствольными автоматами патрульных, среди которых я увидел нескольких молодых девушек, мы спустились вниз по улице Давида по направлению к шумному и многоязыкому восточному базару.

– Соломон был знаменитым строителем. Но ведь размеры его храма не производят большого впечатления, если руководствоваться библейскими описаниями, – подзадорил я Харазк, полагая, что он начнет опровергать меня.