Реприза
Шрифт:
В ближайшем торговом центре поднимаюсь на верхний этаж и беру билет на задний ряд. Хватаю ведро попкорна и захожу в зал.
Фильм начинается. Я жуюсь под звуки взрывов. Вскоре ведро пустеет, и мне становится совсем скучно. От этого хочется, чтобы бравая команда провалила свою миссию по спасению мира.
Интересно, почему мы так жаждем увидеть конец света? Неужели только из-за скуки? Нет, скука – это лишь воющий сквозняк. Ветра гуляют внутри нас, словно по пустым заброшенным квартирам. Все жильцы уже съехали, прихватив с собой желание жить. Осталось лишь дождаться конца света. Но, быть может, мы хотим гибели этого мира, чтобы создать на его месте другой?
Открываю глаза. На экране герой шутит так же, как и десять минут до этого. После этой шутки следует другая, уже знакомая мне сцена. Неужели? Отбросив ведро, достаю телефон. Около семи. Вскакиваю и бегу.
Шумная улица выносит меня к высокому офисному зданию. Над входом громадная металлическая буква «М». Не похоже на галерею. Зайдя внутрь, узнаю, что под выставку отдали нижние этажи, а выше обосновалась компания Максимова.
К моему приходу торжественные речи уже прозвучали и гости разбрелись по залам. Оно и к лучшему. Цитаты можно надёргать из других новостей. Это самая скучная часть. Но вот лично с Максимовым стоит поговорить.
Я вешаю бейджик журналиста и достаю блокнот. Осматриваюсь. Делаю пометки.
«Выставка совместила зарубежный "поп-арт" и российское современное искусство».
«В зале с "поп-артом" повсюду Уорхол – суп Кэмпбелл и разукрашенные портреты знаменитостей».
«А ещё иллюстрации из комиксов в огромных рамах».
«Цветы Такаси Мураками».
«Экспонаты стережёт циклопический Микки Маус с чёрными провалами вместо глаз».
Отрываюсь от блокнота и вижу девушку с пучком на голове.
Гибкое стройное тело зачем-то прикрыли тёмно-синей блузкой и чёрной юбкой. Строгость поверх распущенности.
Девушка поправляет очки, озирая ряд из разноцветных портретов Бетховена. Пухлые губы сосредоточенно сжаты. Хочется разомкнуть их.
Хоть искусствоведами и становятся неудавшиеся художники, о картинах мы болтаем похлеще самих авторов. Обычно пользы от этого никакой, но не в таких случаях.
– Не пытайтесь понять, – обращаюсь я к девушке. – Это бесполезно.
Она оборачивается: улыбка, глаза блестят.
– Почему же?
– Потому что вы пытаетесь найти смысл в самих картинах, а они лишь отражают смысл нашей эпохи.
– И в чём же её смысл?
– В её бессмысленности. Наше время лишено содержания, и поэтому искусству нечего отражать. Оно может лишь копировать, – я провожу рукой вдоль одинаковых портретов Бетховена. – Мы лишены своих гениев, и поэтому заимствуем их из предыдущих веков. Мы лишены собственных великих событий, и поэтому из раза в раз возвращаемся к известным историческим датам.
Я прохожу мимо разукрашенного снимка космонавта на Луне и приближаюсь к изображению банки супа Кэмпбелл. С удовлетворением отмечаю, что девушка идёт за мной.
Главное, не ослабляй напор. И больше цинизма, ведь на серенады уже никто не ведётся.
– Эта работа наиболее полно иллюстрирует заурядность искусства и мира. Художник оказался в пустом мире, где сначала убили Бога, а затем – высокие идеи. Теперь он вынужден изображать простые заурядные вещи. Сейчас искусство зажато реальностью, в которой есть всё, кроме самого главного – смысла. А ведь только смысл способен придать вещам истинную ценность. Поэтому с его потерей обесценились и вещи. Собственно, какая ценность может быть у продукта, который произведён на конвейере? Лишь самая мизерная, которая способна окупить себя лишь при массовом производстве. Нынешние художники смекнули это и начали штамповать свои работы в промышленных масштабах. Собственно,
это видно по этим рядам банок. А Такаси Мураками и вовсе обернулся настоящим фабрикантом, который нанимает других художников, чтобы те рисовали его весёлые цветочки.Мы выходим из зала с "поп-артом" и оказываемся в окружении современного российского искусства.
– Понятное дело, что художники не могут развернуться в нашем одномерном мире, где всё свелось к плоскости быта. Поэтому они пытаются сбежать за его рамки. И так мы получаем современное искусство.
Я открываю блокнот и начинаю делать пометки, озвучивая их для своей спутницы:
«Потёкшее солнце. Жёлтое пятно краски вытекает из рамы прямиком на стену и пол. Автор явно хотел выйти за пределы материального мира, изобразив неуловимую идею. Художникам настолько приелась окружающая их тривиальная реальность, что они пытаются контрабандой пронести в неё чистый эйдос. Но если не придать идее определённую форму, то она лопнет, оставив после себя кляксу на холсте».
«Сплошная линия. Игрушечные машинки. На них краской выведены имена: Маша, Петя, Даша и т. д. Попытка изобразить автоматизированность общества с помощью имеющихся под рукой штампов. Обычный постмодернистский конструктор».
«Воспоминания. Плоская панель, на которой закреплены книги, сотовый телефон, рамка с фотографией, ключи и прочая бытовая мелочь. Тот же самый конструктор. Жизнь человека автор свёл к вещам».
– Вы с таким упоением рассказываете о современном искусстве. Может показаться, что оно вам нравится, – в мои пометки вклинивается насмешливый голосок спутницы.
Поднимаю глаза. Девушка ухмыляется.
– Мне нравится то, как точно современное искусство отражает современный мир. Подумайте, какого отношения заслуживает жизнь, которая измеряется покупками и коммунальными платежами? Только самого похуистичного. Лишь отрицание сложившегося порядка вещей достойно серьёзного подхода. Если же вы придаёте важное значение чему-то иному в жизни, то, поверьте, со стороны это выглядит комично и нелепо. Или отвратительно. Подлинное современное искусство также забивает на серьёзный тон предшествующих эпох. Оно неоформлено, половинчато и грубо.
Со стороны раздаётся мягкий мужской голос:
– На ваш взгляд, все работы вокруг половинчаты и грубы?
К нам приближается мужчина средних лет в синем пиджаке и голубом платке на шее. Его светлые локоны зачёсаны назад, открывая широкий лоб.
Ну и франт. Не мог просто пройти мимо? И зачем он подслушивал?
– Вы услышали всё верно.
Франт подходит и выдавливает улыбку.
– Позвольте узнать, откуда такой скептицизм в отношении выставки?
– Мой скептицизм не ограничивается только этой выставкой, а распространяется на всё современное искусство.
Боже, как же претенциозно это прозвучало.
Губы над голубым платком искривляются ещё шире.
– У вас на это есть серьёзные основания? Или вы просто хотите произвести впечатление на девушку?
Франт кивает моей спутнице. Она наклоняет голову в ответ. Они знакомы? В любом случае, сегодня этот мудила обломается.
– Естественно, я хочу произвести впечатление на девушку, ведь она – это самое интересное, что я повстречал на выставке. Её красота неоспорима, а поэтому ей незачем нас обманывать. А каждая из представленных здесь работ пытается скрыть своё уродство под эпатажем. И в этом нет ничего удивительного, ведь вся наша культура напоминает импотента, который до последнего пытается развлекать приглашённую на свидание женщину, чтобы оттянуть неизбежную комичную развязку.