Решатель
Шрифт:
— В общем, мы с Маной решили так, — бодро объясняла Ацуко, — Передняя половина дома у тебя, Кира-чан, будет приспособлена для официальных мероприятий. То есть, убираешь вот эти перегородки, затем раздвигаешь… видишь, мы тут вложили внутрь секцию?… вот. Раздвигаешь её, получаешь то, что нужно. Большой зал, например. С другой стороны также, но там придётся убирать спортзал. Не думаю, что тебе когда-нибудь понадобятся два больших зала…
— Но зала для спаррингов у нас теперь нет… — грустно призналась Мана, — И не будет…
— Внутри дома, — поправил её я, — За ним полно места для этих целей.
—
— Как и в случае с интерьером, всё, что захочешь.
Меня волновала только функциональность, а здесь, в этом особняке, она была на очень приемлемом уровне. Коридор в форме католического креста разделял дом на четыре части. Меньшая половина представляла из себя хозяйские и гостевые спальни, а также детскую, пока назначенную кладовкой, хозяйственные помещения вроде кухни с туалетом находились ближе к центру, а «лицо» дома было представлено просторной гостиной и залом для приема гостей. Интерьер представлял из себя полную японскую классику в виде стилизации под старый особняк, что и было изначальным условием Маны, не захотевшей, вопреки всем усилиям моей матери, нечто модерновое.
Меня всё это дело целиком устраивало, особенно после того, как я понял, что могу расположить серверную в бункере, обеспечив компьютерным блокам нормальное охлаждение. Как таковой кабинет мне был не нужен, хотя места было и так много, а монитор, стул и клавиатуру можно было расположить и спрятать где угодно.
В целом получилось просто, недорого и со вкусом. Относительно, конечно, потому что особняку за три миллиона долларов требовался соответствующий интерьер… но здесь на помощь пришла как моя мать, так и традиции этой страны, отдающие приверженность минимализму.
— Кира-чан… — тут мать сделала таинственный и осторожный вид, — Я, конечно, знаю, что у нас здесь в Аракаве особая атмосфера и что у моего прадеда есть определенные связи, но… Ты теперь будешь жить напротив группировки якудза! У тебя и у Маны-чан не будет проблем?! Мама волнуется!
— А вот Эна не волнуется… — пробормотала моя младшая сестра, почему-то долго разглядывавшая нашу новую спальню, — … совсем не волнуется.
— Эна! — Ацуко определенно была обеспокоена, причем всерьез.
Я решил с этим разобраться сразу.
— Мана, — обратился я к жене, — Сходи, пожалуйста, к нашим соседям и попроси у них…ммм… пистолет. Только заряженный. Ненадолго.
— Хай! — перед тем, как моя родительница сумела полностью прогрузить сказанное мной (под сдавленный хрип Эны), Мана, быстро обувшись, уже перебежала дорогу и стучалась в ворота Сенко-гуми.
Через две минуты в дрожащих руках Ацуко покоился старый, видавший виды, но вполне заслуженный и рабочий «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра. Огнестрельное оружие, за которое японца с татуировками (или без) запросто сажают на пожизненное. В случае «надевшего черного» — расстрел. Мать об этом, конечно же, знала.
— Я мог послать Эну, — проинформировал я женщину, — Эффект был бы такой же. У нас с этими соседями — полное взаимопонимание, ока-сан. Проблем они не доставят никогда.
Ацуко слабо икнула, и Мана повела её подышать свежим воздухом, а я, изъяв перед этим огнестрельное оружие
у родительницы, понес его возвращать, с объяснениями. Их приняли с пониманием. Матерям свойственно волноваться за своих детей. А вот бояться их не свойственно, об этом матриарха Кирью пришлось предупреждать строго, так как ей заладилось шарахаться что от меня с Маной, что от собственной дочери, весело наскакивающей сбоку.— Идемте, ока-сан, — обнял я хрупкую маленькую женщину за плечо, — Отпразднуем новоселье.
— А почему «идемте»? — вяло воспротивилась она.
— Потому что в этом доме чересчур пахнет всем новым. Это подпортит праздник.
///
Они почти никогда не ссорились. Эти отец и сын, они оба жили каждый своей жизнью, максимально далекой от другого. Их нельзя было назвать чуждыми друг другу людьми, отнюдь, но они оба давно уже были взрослыми, а поэтому смирились с таким ходом вещей. Точнее, смирился Котару, а Рио… что тут сказать? Он был особенным. Всегда.
Сейчас, этим воскресными вечером, двое мужчин, оказавшиеся в пентхаусе Коджима, нашли между собой камень раздора.
— Я никогда не оспаривал твои решения, старик, но это чересчур, — сунувший руки в карманы подросток стоял в кабинете отца, глядя на сидящего мужчину, — Ты даже не говорил с Акирой. У тебя ноль подозрений. Ты просто послал к нему людей, эти люди огребли проблем, а ты по этой причине решил выставить его из дому. Нарушил ваши договоренности. Даже потом с ним не объяснился. Это, по-твоему, нормально?
— Что тебе непонятно во фразе «у меня убили брата», а, сын? — мрачно проговорил Котару Коджима, даже не пробуя как-то давить на своего наглеющего отпрыска, — Ты сейчас мне предъявляешь претензии ровно по той же схеме, по которой я разорвал наше соглашение с Кирью, потому что считаешь нужным их предъявить. Люди, которых я послал, пострадали. «Коджима Интерпрайз Групп», если ты не знал, живет не в счастливом вакууме беспечного подростка, считающего себя взрослым, а является, как и всё в этом мире, узлом компромиссов, интересов, действий…
— В нем же был и Акира! — холодно и резко прервал отца Рио, — Но ты его слил. Не просто партнера, а друга семьи. Сейчас ты сидишь передо мной и говоришь умные слова, за которыми кроется только одно — слить его тебе было гораздо выгоднее, чем других. Просто признай это.
— Признаю, — хрустнул костяшками пальцев японец в домашнем халате, — Я даже больше тебе скажу, непочтительный сын, я признаю, что у меня руки коротки с ним разобраться. Что я опасаюсь твоего друга.
— Опасаешься? — Рио усмехнулся.
— Да, — спокойно кивнул Котару, — Таких как он уничтожают бомбами. Я не хочу, чтобы бомба взорвалась под одним из моих общежитий.
Глаза молодого японца, в чьих жилах плескалась значительная часть крови иностранцев, никак не выраженная в отце, внезапно расширились в догадке.
— А может, ты его и не подозревал, а, старик? — вырвалось у Рио, — Может ты просто хотел повод, чтобы…
— Хватит! — холодно отрезал глава ну очень сократившейся семьи, — Гадать можешь за дверью. Мне нужно работать. Уходи, Рио. Ложись спать. Тебе завтра в школу.