Решающее лето

Я почувствовал, какой неожиданностью это было для Чармиан. Голова ее дернулась назад, словно от удара.

— Вы не спите? Мы думали, вы давно в постели. Почему вы сидите в темноте?

— А зачем спать? — спросил Эван, тяжело ворочая языком. — Какой толк? Иди сама спать.

— Мы как раз собирались. Клод хотел взять книгу. Можно мне зажечь свет?

Миссис Шолто, не проронив ни слова, зажгла около себя настольную лампу.

— Поищи, — сказала Чармиан, обращаясь ко мне. — Я думаю, ты найдешь что-нибудь. Я не буду тебя ждать. Спокойной ночи.

Я ходил вдоль книжных полок с неловким чувством человека, который остался один в музее восковых фигур. Наконец я взял какой-то детективный роман.

— Попали под дождь? — вдруг спросила миссис Шолто.

— Да. Вернее, мы переждали его, но изрядно промочили ноги, когда шли обратно.

— Хорошо, что я не пошла с вами.

Эван лег лицом вниз и, вытянув руку, положил ее на колени матери.

Неловко повернувшись, она обняла его за плечи и вдруг попыталась приподнять и прижать к своей груди. Она бросила в мою сторону быстрый, торжествующий взгляд и сказала так тихо, словно голос ее донесся откуда-то издалека.

— Вот видите, я нужна моему сыну.

Эван дрыгнул, ногой, словно капризный ребенок, промычал что-то нечленораздельное и, поднявшись, посмотрел на нее.

— Что, милый? — спросила она.

— А? В чем дело? — непонимающе и испуганно спросил он. И тут увидел меня. — Нашел что-нибудь? — Поднявшись с дивана, он с трудом встал и, пошатываясь, прошел в другой конец комнаты, где налил в стакан джину. — Выпьешь?

— Нет, благодарю. Я собираюсь спать.

Эван медленно пил джин, и его неестественно блестевшие глаза настороженно следили за мной и миссис Шолто. Вдруг он громко отрыгнул, и по телу его прошла конвульсивная дрожь. Он стоял посреди комнаты, беспомощный и растерянный, с таким видом, будто тьма наползала на него, а пол зыбко колыхался под ногами. На лице его были отчаяние и ужас, ибо он и сам не знал, что так страшно напугало его. Сделав шаг вперед, он наткнулся на столик и свалил вазу с хризантемами на пол. Я взял его за руку и помог добраться до дивана. Он снова упал на него ничком.

— Я сама присмотрю за ним, — торопливо сказала миссис Шолто. — Так будет лучше, Клод.

Она сгорала от стыда, что я вынужден помогать ее мертвецки пьяному сыну, сердилась на него за то, что он не постеснялся предстать передо мной в таком виде.

— Когда ему станет лучше, скажите ему, что я не сплю. Я буду в своей комнате. Я приду, как только понадоблюсь ему.

Она еле держалась на ногах от усталости, и я почувствовал жалость к ней, но вместе с тем раздражение и стыд оттого, что жалею ее лишь тогда, когда ее материнские страдания принимают столь явную форму физических страданий.

Я проводил ее до лестницы. Она пыталась еще что-то говорить мне, какую-то совсем ненужную ложь.

— Его отец был хорошим, благородным человеком. Я рада, что он не дожил и не видит этого. Он не вынес бы такого позора. Матери сильнее отцов. Они способны вынести все. — Она сделала в мою сторону какой-то странный неловкий жест, словно хотела выразить мне свою признательность. Затем, поникнув и сгорбившись, стала медленно подниматься по лестнице.

Я вернулся в библиотеку. Эван спал, что-то бормоча во сне. Отвратительный запах винного перегара и страх — они были почти физически ощутимы, окутывали Эвана, как незримый кокон. Я собрал с ковра хризантемы и поставил их обратно в вазу и кое-как подтер воду с ковра. Затем придвинул поближе настольную лампу, закурил и раскрыл книгу.

Я не заметил, как уснул. Когда я проснулся, солнце уже взошло. Эвана не было в комнате. Окно библиотеки выходило на лужайку, отсюда были видны грядки с огурцами, тянувшиеся прямо к опушке леса. Яркое утреннее солнце пригревало так жарко, что от мокрой после вчерашнего дождя травы и деревьев поднимался белый пар. Клубясь и переливаясь радужными красками, он собирался плотными облачками над неглубокими лощинами и колыхался, когда с запада налетал ветерок.

Эван прохаживался взад и вперед по полоске подстриженной травы. Губы его двигались, словно он отсчитывал шаги. Двадцать шагов туда, двадцать обратно. Один, два, три, четыре, пять… Я направился к нему.

— Здравствуй, — дружелюбно приветствовал он меня. — Зачем ты встал в такую рань? Сейчас ведь не больше шести.

Глава третья

В Лондоне меня ждало письмо Колларда, он просил приехать.

— Стоит ли? — спросил я у Элен.

— Непременно. Ведь это очень важно. Выяснишь все на месте: условия, квартира.

— Но я пока не собираюсь давать какие-либо обещания.

— Разумеется! — воскликнула Элен. — Спешить не следует. — И она открыто посмотрела мне в глаза, словно заверяя, что отнюдь не собирается меня к чему-либо принуждать.

— Понимаю. Не удалось выстрелом в лоб, можно попробовать мышьяк: медленно, зато верно.

Элен протестующе замотала головой.

— Я вижу, ты все же решила меня доконать. А выглядеть все будет так, будто я сам на это пошел.

— Разве так уж плохо иметь работу, которая хоть что-то сулит тебе в будущем?

— Следовательно, ты настаиваешь?

— Отнюдь нет, — горячо возразила Элен. — Поступай, как сам считаешь нужным.

Я сказал, что благодарен ей хотя бы за это. И она одарила меня своей щедрой улыбкой.

Мы обедали у Гвиччоли. Я рассказал ей о визите к Чармиан, и это так расстроило Элен, что она охотно переменила тему разговора.

— Как отец? — спросил я.

Элен помрачнела.

— Ужасно.

— Что на этот раз?

— Не надо так. Я могу себе это позволить, но не ты. — Она умолкла. — Участился пульс. Я уверена, это желудок, он же утверждает, что сердце.

— Он показывался врачу?

— О, разумеется. Но врачам он не верит.

— Покажи его специалисту.

— Думаю, ему лучше держаться от них подальше, — устало сказала Элен — Дело не только в том, что они стоят бешеных денег, хотя и это для нас не пустяк. Вся беда в том, что они нагоняют на него такой ужас, что за неделю до визита к врачу он не спит и не ест. И когда он наконец попадает на прием к своей знаменитости, то уже по-настоящему болен. Он умрет не от рака, болезни сердца или почек, он умрет от своих бесконечных походов к врачам. Когда-то мне удавалось отговаривать его от этого, но это было до той злополучной ошибки. Теперь же, когда он велит мне записать его на прием, я безропотно подчиняюсь. Да еще отпрашиваюсь с работы, чтобы сопровождать его. И выхожу из себя, когда выясняется, что он абсолютно здоров. Если бы ты знал, сколько раз мы шли по Харли-стрит, Уимполл-стрит или еще по какой-нибудь улице, неприлично ругаясь, и я, уже не сдерживаясь, кричала на него просто потому, что была чертовски рада, что он здоров. Знаешь, как та мамаша, которая орет на ребенка, когда он упал, но, к счастью, не ушибся. В прошлый раз после такого визита к врачу я буквально довела его до слез. Когда я вспоминаю об этом, мне хочется вырвать себе язык.