Решающее лето

— Ну, ну, зачем же так, — постарался успокоить ее я, — не надо заниматься самобичеванием. Ты прекрасно понимаешь, что, если бы ты не боролась с его приступами ипохондрии, он давно бы слег и не вставал. Каждый раз, когда ты поднимаешь его на смех, кричишь на него и издеваешься над его лекарями, ты вселяешь в него уверенность, что он совершенно здоров. И он на какое-то время успокаивается и верит. Представляю, что было бы, если бы ты вздумала ему поддакивать!

— Вот уж совсем не ожидала от тебя, — засмеялась она. — Ты, оказывается, мастер успокаивать! Право, мне будет не хватать тебя, когда ты уедешь.

— Тебе будет не до этого. Ты же собираешься в Прайдхерст. Ты уверена, что тебе стоит туда ехать? Мне кажется, мы с Чармиан не имеем права требовать от тебя этого.

— Но это необходимо ей, не так ли?

— Да, но…

— В таком случае, я еду.

— Три недели — это немалый срок.

— Если будет совсем невмоготу, брошу все и уеду. Обещаю тебе.

Я сказал, что мало верю в то, что ее присутствие что-либо изменит, но Элен была из тех, кто не покидает тонущий корабль, даже если жертва лишена всякого смысла.

— В тебе есть этакое подвижничество, Элен. Я давно это заметил. Еще немного — и ты была бы новой Харриет Мартино или Ханной Мор.

— Или Жанной д’Арк, — с вызовом добавила Элен.

— Нет. Ты всего лишь младший командир. А она была полководцем.

— Неужели тебе нравятся такие женщины? — не без лукавства тихо спросила Элен.

— Нет. Но я люблю тебя, и что бы я в тебе ни открыл, это уже не имеет значения.

Она ножом сделала в солонке небольшой холмик и тут же аккуратно разрезала его пополам. В этот вечер на ней было очень простое, но, без сомнения, очень дорогое платье оливкового цвета, которое я не преминул похвалить.

— Пожалуйста, не воображай, что я купила его для тебя, — сказала она. — Я купила его для визита в Прайдхерст, чтобы придать себе уверенности. Я действительно боюсь, веришь ли? — Но прежде чем я успел ей ответить, она быстро спросила: — Ты ничего не знаешь о Филдах?

— Нет, но надо бы навестить их.

— Зачем?

— Главным образом ради Наоми. А еще потому, что Хелена любила его.

— Не думаю, чтобы она смогла любить его сейчас.

— Надо знать Хелену, она нашла бы для него оправдание даже там, где он и сам не посмел бы этого сделать. Она придумала бы какую-нибудь фантастическую причину, чтобы объяснить, почему Джонни вынужден был красть автомобили. Ты заметила, что никому из нас в голову не пришло искать оправдания Эвану? Даже Наоми, слава богу, не пыталась оправдывать Джонни.

— Видимо, это просто невозможно.

— А вот Хелена обязательно попыталась бы. Когда она любила, она шла на все. Очевидно, мы не настолько любим Эвана и Джонни, чтобы решиться на такое. И это, пожалуй, очень плохо. Я ожидал от Наоми большей самоотверженности.

— Ну это уж слишком! Ты пытаешься лицемерие возвести в добродетель, — проворчала Элен.

— Я просто констатирую факт.

— Нет, ты всего лишь пережевываешь мертвые догмы, как жевательную резинку. Она потеряла вкус, но завязла в зубах.

— В двадцатые годы — очевидно, до того, как ты родилась, — я бы галантно раскланялся и сказал: «Весьма польщен, мадам».

— Не верю. Ты сам никогда не был лицемером, — самоотверженно защищала меня Элен.

— Да, пожалуй, не был. Но, увы, хотел им быть, когда мне было лет семнадцать.

Элен с сожалением посмотрела на стенные часы, строгие, окантованные черным и совсем не гармонирующие с позолотой и витыми канделябрами обеденного зала Гвиччоли.

— Мне необходимо вернуться в министерство. Чарльз недоволен, что я собираюсь в отпуск, и желает получить свой фунт мяса, пока я еще здесь.

Я уплатил официанту. Элен стремительно поднялась и, не дожидаясь меня, со свойственным ей независимым видом пошла к выходу, обходя столики.

Был душный предгрозовой вечер, на сером небе зловеще багровела полоса заката.

— Мы увидимся вечером? — спросил я.

— Боюсь, что нет. Мы ждем тетушку Тину к обеду (это была сестра Стивена), и мне неудобно будет сразу же исчезнуть. Она так внимательна к отцу все эти дни. Может быть, завтра?

— Завтра так завтра. Тогда я наберусь решимости и загляну к Филдам.

— Только не сочувствуй им, особенно ему.

— Не собираюсь. Право же, мне никогда не пришло бы это в голову.

— Он дрянь, каких мало, — заявила Элен со своей обычной резкостью, а затем более миролюбиво добавила: — Такие люди — болезнь нашего века. Да, совсем забыла, я встретила Хильду Пентридж. Это она познакомила меня с Наоми. Она сказала, что ресторан «Ла Мадлон» прекратил свое существование. Этот тип, компаньон Джонни, перетрусил. Ведь все было построено на спекуляциях на черном рынке, и Джонни Филд был главной пружиной. Его партнер испугался, что сам не осилит всего, он знал, что не так умен, как Джонни.

— Ты считаешь, что Джонни умен? Почему же в таком случае он так глупо попался?

— Всему виной случайность, он не мог этого предвидеть. Если бы Лаванда не вздумал сам заниматься сбытом машин, Эван и Джонни по-прежнему обделывали бы свои делишки. Ну, мне пора, Клод. Представляю, какой сейчас вид у Чарльза.

Я попросил ее поцеловать меня.

— «Как! Посреди улицы?» — протестующе воскликнула она и не без гордости добавила: — Помнишь откуда это? «Укрощение строптивой».

— Помню, помню, черт побери. Да, да, именно посреди улицы.

Но я плохо знал Элен. Она настояла на том, чтобы я проводил ее до ближайшей станции метро — здесь, если мы поцелуемся, нас по крайней мере примут за супругов, нежно прощающихся перед долгой разлукой.

— Пусть думают, что ты спешишь на Пэддингтонский вокзал, чтобы успеть на поезд, идущий в Кардифф, — сказала она.

— Судя по твоему виду, вполне похоже, — заметил я и, чтобы доставить ей удовольствие, сделал несколько шагов в сторону билетной кассы, а Элен, вынув платочек, для пущей правдоподобности помахала мне. Затем, повернувшись, заторопилась к выходу.

Я позвонил Филдам и справился у подошедшей к телефону Наоми, могу ли я зайти к ним вечером.

— О, пожалуйста! — воскликнула она. — Это так мило с вашей стороны. Вы не представляете, как обрадуется Джонни. Приходите обедать.

— Нет, не смогу, я буду у вас не раньше половины девятого. Как он?

— Держится великолепно, — ответила Наоми, — просто великолепно, даже не могу вам передать. Вы сочтете меня за сумасшедшую, но, право, он никогда еще не вызывал у меня большего уважения. А как… как ведет себя Эван?