Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ревизия командора Беринга
Шрифт:

Сразу же, не теряя времени, Беринг приказал выступать в Якутск. У Юдомского креста встретили Афанасия Шестакова, который как раз и шёл в Охотск, чтобы открыть то, что не открыл Беринг.

Вместе с Шестаковым шли и его сыновья, и племянник Иван.

— Ребятишек-то зачем ведёшь с собою? — спросил у казачьего головы Чириков.

— Сам же говорил, что капитанами станут... — напоминая давний разговор в Якутске, ответил Шестаков. — Вот я и думаю Ваську на «Гавриила» посадить, а Ваньку-племянника — на «Фортуну». Пускай обвыкаются. Мы ведь в Охоцк-то навсегда бредём. Жить тут ладим, пока другого места способного не подберём.

Чириков

опустил голову. Легко было возражать Шестакову в Якутске. Сейчас, когда из четырёх с половиной лет экспедиции Беринг отвёл только три дня на поиски Америки, надо было молчать. Беринг убедительно доказал, что выполнил инструкцию покойного императора... Только разве для этих доказательств за десять тысяч вёрст снаряжалась экспедиция?

Шёл 1729 год...

9

1728 и 1729 годы...

Неприметные, не ознаменованные никакими великими событиями годы русской истории... И вместе с тем, события этих лет, хотя и через многие десятилетия, но очень приметно проявятся в истории, во многом определяя ход её.

В 1728 году, за несколько дней до коронации тринадцатилетнего Петра Второго в Москве, родится Карл-Петер-Ульрих, внук двух непримиримых врагов — шведского короля Карла XII по отцу и русского императора Петра Первого но матери. Карлу-Петеру-Ульриху суждено будет стать русским императором Петром Третьим.

А в 1729 году в Померании, в семье коменданта прусской крепости, родится и его убийца — Софья-Августа-Фредерика, будущая русская императрица Екатерина Великая.

Но об этих событиях не ведали ещё тогда в далёкой России. И Александр Данилович Меншиков, рубивший во льду могилу для своей дочери, не догадывался даже, что не в вечной мерзлоте вырубает он могилу, а на самой границе двух эпох.

Проглянуло солнце на ненастном небе, засияли слабосильные лучи в алмазных брызгах разлетающейся ледяной крошки, заполыхали драгоценными каменьями, завалившими могильную яму. Не удержал слезу бывший герцог Ижорский, бывший светлейший Римского и Российского государств князь, бывший генералиссимус, адмирал, кавалер... Старческая, скатилась она по морщинистой щеке, вспыхнула на мгновение и упала в вороха ледяного сияния.

— Мариюшка моя дорогая... — прошептал дрожащими губами князь. — Императрица моя горемычная...

Не знал, не ведал светлейший князь, рубивший в берёзовской мерзлоте могилу, что и самому ему меньше года остаётся оплакивать дочь, скоро и самого его похоронят в этом же льду, и в чёрном небе засияет над их могилами северное сияние...

Сполохи его, то тускнея, то разгораясь, побегут но небу, осеняя нерукотворной короной ледяные могилы. И сожмётся сердце от немыслимо холодной и тоскливой красоты этой небесной короны у другой невесты Петра Второго — княжны Екатерины Алексеевны Долгоруковой. Здесь, среди холодных, дующих из голой тундры ветров, как и у Марии Меншиковой, завершится её обручение с императором...

Впрочем, это произойдёт лишь в 1730 году, когда уже устремится по тёмным ветвям генеалогических деревьев в поисках своего монарха Российская Империя. На целое столетие затянется эта, тоже снаряженная Петром Первым экспедиция...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

квозь
тронутые желтизной дубравы, сквозь полыхающие рощи, сквозь буреломистые чащобы, по просторным полям и по тёмным оврагам неслась, заливаясь весёлым лаем собак, ревя рогами доезжачих, царская осень 1729 года. Облетали с деревьев листья, раскисали тропинки, заросшие орешником и рябиной, сеялись осенние дожди, но ничто не могло остановить царскую охоту.

Когда начинало темнеть и сумерки гасили золотое убранство подмосковного пейзажа, когда в сыроватой полутьме только нищенски чавкала грязь под копытами лошадей, разводили жаркие и высокие — до неба! — костры, ставили шатры, и дивно, как в сказке, преображалась сиротливая лесная опушка. Повсюду толпились люди в ярких, расшитых золотом одеждах. В дрожащем, неровном свете заворожённо вспыхивали драгоценные камни... Поверх присыпанной еловыми лапами сырой земли расстилались дорогие ковры, расставлялась серебряная и золотая посуда.

Длинноногий, высохший за лето тринадцатилетний император подписывал в своём шатре указы, которые подавал ему молодой князь Иван Долгоруков. На глухих лесных опушках и вершились в ту осень все государственные дела. Лошадьми и псиной пахло и от императора, и от его советника, который ненамного и старше Петра был.

— Сие — указ, каб подушных денег в работную пору не правили... — оглашал торжественно князь Иван. — А это указ о награждении полномочного министра Вашего Императорского Величества Саввы Владиславича Рагузинского, коий с китайскими министрами выгодный для Российской Империи договор заключил, каб обе империи владели тем, чем владеют, и на будущие времена...

А Князь Иван вытащил платок и, учтиво высморкавшись, добавил:

— В Петербурге находят, что надобно наградить графа... Пожаловать тайным советником и кавалером ордена Александра Невского... А это приговор суда, рассмотревшего дело Змаевича, адмирала, коий был отдан под суд за воровство на галерной верфи, коей заведовал... К смертной казни его и майора Пасынкова приговорили...

Пётр машинально окунул в чернильницу перо, чтобы подписать лёгший перед ним указ, но тут же уронил его и вскрикнул от боли.

Это князь Иван, нагнувшись, укусил его за ухо.

— Ты что?! — хватаясь за ухо, закричал император.

— Простите, Ваше Императорское Величество, — улыбаясь, сказал князь Иван. — Я хотел просто показать вам, как больно бывает человеку, когда ему голову рубят.

— Дурак! — сказал император, поднимая перо с забрызганного чернилами указа. — Я тебя так вздую, что, небось, ещё и позавидуешь тем, которым головы отрубают. Много ль украли-то они?

— Суд недостачу выявил — триста рублей и тысячу брёвен...

— Куды им брёвен столько? — потирая ухо, спросил император и тут же добавил: — Передай, что я казнь отменяю. Пускай в чине понизят до выслуги и пошлют куда подальше... Чего ещё?

— Ещё от Лопухина рапорт на Ваше высочайшее имя. Жалуется, что флот исчезает вследствие Вашего Императорского Величества удаления от него...

— При мне, што ль, корабли гнить не будут?! Пускай сами за кораблями лучше смотрят. А я, когда нужда потребует употребить корабли, то и пойду в море. А как дедушка, гулять на них — не намерен. Всё, что ли?

Поделиться с друзьями: