Ревизор: возвращение в СССР 30

А тут еще какие-то помехи на линии… Чудом услышал, что она кричит в трубку, был бы старым, как раньше, так черта с два бы разобрал:

— Что меня завтра будут в программе «Время» показывать! Крупным планом! Я не просила, честно! Так вышло!

Фух! От сердца отлегло! Ну жена, ну мастер формулировок! Так и до инфаркта довести можно…

— Правда, что ли? — удивился я. — Как ты туда попала-то?

Связь резко улучшилась, и я уже без проблем разобрал:

— Мы на конкурсе одно из мест выиграли! Манекенщицу с аппендицитом увезли прямо с конкурса. Мне пришлось её заменить.

— А-аа… Ну, понятно, — начал я хоть что-то понимать. — И какое место вы выиграли?

— Первое место! Да-аа! Представляешь? Ты бы видел меня сейчас! Знаешь, я какая красивая!!!

— Дорогая, я всегда знал, что ты у меня самая красивая! — улыбнулся я. — А какая ты красивая сейчас, получается, скоро по телевизору смогу лично посмотреть.

— А ты к детям ездил? — спросила она уже гораздо спокойнее.

— Конечно. Они там как маленькие короли со свитой живут. Ни в чем себе не отказывают. Чувствую, бабушки с дедушками их так разбалуют за эту неделю, что нам с тобой придётся потом приводить их в чувство долго и упорно…

— Да ладно тебе. Пусть они их немного побалуют, — радостно ответила жена и свернула разговор. Едва успел спросить, не меняла ли она билеты? Мне же её встречать ещё во вторник.

Программа «Время», значит, — почесал я затылок, улыбаясь. — Жена уже на пятки наступает!

Мне было бы, конечно, до звезды, покажут меня или нет по телевизору, а для жены это событие. Надо всем сказать, тем более, она попросила.

Зашёл к Алдониным, сообщил. Затем к Алироевым, договорился, что мама бабушке на работу завтра позвонит и Петру Жарикову. От них опять на шестой этаж побежал. Насмотрелся уже на потрясённые лица домочадцев и не смог сохранить спокойное выражение лица, когда Загит дверь открыл.

— Ну ты светишься, прямо, как ёлка на Новый год, — развёл он руками. — Рассказывай, что у нас хорошего?

— Галию завтра будут в программе «Время» показывать! — радостно сказал я.

— Да ну?

— Звонила только что. Манекенщицу прямо с конкурса с аппендицитом увезли, ей пришлось её заменить и она выиграла! Ну, в смысле, её парикмахер.

— Вот чудеса! — всплеснула руками Анна Аркадьевна. — А она ещё сомневалась, ехать или не ехать…

— А она сомневалась? — заинтересовался я.

— Конечно! Дети же маленькие. Мы её с твоей мамой ещё и уговаривали. Пусть едет, пока отпускают. А то потом неизвестно ещё, как жизнь повернётся. Я со своими одна была, так никуда и шагу ступить без них не могла. Знаешь, каково это?..

— Ну, ладно, пойду остальным скажу, — улыбнулся я.

Забежал к Данченко, но их дома не было. Пришлось ещё раз к ним подняться, записку оставить. Зашёл к художникам и к Гончаровым. Позвонил Эль Хажжам, просил Марату сообщить, если он появится. Отцу позвонил, Сатчанам, Маше Шадриной, просил Вите Макарову передать.

Сидел, вспоминал, не забыл ли я ещё кого…

Брагины! Оделся и отправился к ним. Костян с Женькой были дома, занимались учёбой. Настроение у обоих было так себе, даже сбавил обороты, когда делился с ними своими позитивными новостями.

— Ну, к тебе придём смотреть, — без особого энтузиазма сказал он. — Телевизора-то у нас нет.

— Приходите, конечно, — кивнул я. — А у вас как дела?

— Да-аа, — с досадой махнул Костян рукой. — С утра отец приезжал, Женьку до слёз довёл…

— Здрасте, приехали, — удивился я. — А как так вышло?

— Да из-за усыновления всё, — объяснил он. — Ни в какую не согласны, ни её родители, ни мой отец. Я уже думаю, зря мы с ними, вообще, советоваться начали… Надо было перед фактом всех поставить и всё.

Само собой, — подумал я. — Мне бы и в голову не пришло, с кем-то, в ком я не уверен, что немедленно поддержит, о таком советоваться. Ещё не хватало, чтоб кто-то решал, как мне жить и что мне делать…

Женька всхлипнула.

— Единственные люди, с которыми вы должны советоваться — это вы сами, — ответил я. — Больше ни с кем. С остальными — просто информировать. Ставить перед фактом. Ну, если не совсем какую-нибудь дичь собрались творить. А усыновление ребенка — это очень благородный поступок. Не скажу, что легкий и каждому по плечу, но общество с уважением относится к такому шагу. И ваши настоящие друзья, даже не сомневайтесь, вас во всем поддержат, и будут только больше уважать. Потому как у большинства кишка тонка так поступить.

— Спасибо! И мы всё равно её удочерим, — сквозь слёзы заявила Женя. — Она там одна, такая маленькая!

— Да не одна она там, не рви себе душу, — строго сказал Костя. — С ней воспитатели, другие дети…

— Всё равно-оо! — начала реветь в голос Женька, и я решил больше их не будоражить.

— Ну, что ты будешь делать? — с досадой шлёпнул Костян себя по бёдрам и пошёл меня провожать.

— Собирай документы, дружище, — шепнул я ему. — Тут без вариантов.

Шел к себе и думал. Пожалуй, если в Косте я еще сомневаюсь, что ему такое по плечу, то Женька точно этого ребенка, если получится его взять, не бросит. Ее фанатизм, конечно, может приобретать невероятные формы, что есть, то есть, но мамочка из нее получится первостатейная. Ребенок будет за ней, как за каменной стеной. Что свой, что приемный. Тяжело с ней, конечно, но одно верно — такие люди не предают своих… Вот в этом Костяну повезло с ней. Сам если не будет глупостей делать, не будет у него ни измены со стороны жены, ни требований развода, если карьера вдруг не заладится. Она будет с ним до самой смерти жить и во дворце, и в хижине, если придется. Сошлют в Сибирь, поедет и туда за ним. За одно это многие мужики готовы своим женам простить что угодно.

В понедельник с самого утра поехал на Лубянку. Румянцев встретил меня с благостной улыбкой, и, проводив к себе в кабинет, сел за стол, сложив руки перед собой, как школьник.

— Ну, нормально всё с твоим менестрелем, — доверительно сообщил он. — Готовы его отпустить, но с условием.

— Каким? — напрягся я.

— Чтобы он больше в наше поле зрения никогда не попадал.

— Сделаю всё, что смогу, — искренне приложил я руку к груди. — Но будем честны — не верю я, что вы за ним следить совсем перестанете. Раз уж к вам на карандаш один раз попал… Так что, если начнет вдруг чудить, — просьба меня предупредить, чтобы я мог вовремя вмешаться.

Румянцев усмехнулся. Развел руками, словно не желает спорить, и сказал:

— Значит, так. Нужно ходатайство с работы с хорошей характеристикой. А ещё лучше, если его там на поруки возьмут.

— Да он грузчиком в магазине работает, два через два. Они не захотят, наверное…

— Не важно. Надави на них, мол, чем занимался ваш профком? Куда смотрел ваш партком? И не торопись…

— В смысле?

— Не надо его слишком быстро забирать. Пусть посидит, подумает, хоть дней пять… Сговорчивее будет. Тебе же легче его будет убедить потом завязать со своими саркастическими куплетами.