Ревизор: возвращение в СССР 30
Шрифт:
— И то верно, — кивнул я. — А можно его в одиночке держать? Чтоб он лишнего у вас тут не набрался, идей каких-нибудь дурацких от другого такого же арестанта… В стрессовой ситуации критичность мышления снижается. Наслушается новых аксиом в духе «Радио Америки», а мне потом выбивай их из его воспаленного мозга…
— «Голоса Америки» — поправил меня майор.
— Слушал бы, знал бы точное название, — с сарказмом посмотрел я на него.
Намек он понял, и мы оба рассмеялись…
— Одиночка, говоришь? Да что ты думаешь, тут полные подвалы таких рифмоплетов сидят? — усмехнулся майор. —
— Спасибо, Олег Петрович, — от всей души поблагодарил я.
Пусть думает, что я тут целую операцию по освобождению этого менестреля провел, — думал майор, провожая Ивлева на выход. — И совсем ему необязательно знать, что его и так отпустили бы со дня на день. При одном маленьком условии — если бы сексотом стал. А он стал бы, никуда бы не делся. Потому и сунули сразу в камеру, чтоб он на всё согласный был. А нафига нам еще один сексот, у нас их и так миллионы? Кропал бы потом свои унылые записки, что они на кухне под водку обсуждали, и что тот или иной его друг неправильные анекдоты на работе рассказывал… Столько всякой ерунды, что от настоящей работы отвлекает.
Но теперь его сексотом делать нельзя. Пашка ему сумеет под шкуру влезть, и точно расколет. Хорошо у него с психологией, с ним прямо хочется тайнами делиться. Ивлев, узнав, точно обидится на КГБ… Что это тогда за услуга, если ему своего же выдали? Нет, выгоднее его как взяли, таким и вернуть. Пусть сам с ним возиться.
Святославль.
— Но почему, Всеволод Сергеевич? — расстроенно спросил Иван Николаев начальника городской милиции Рыкова.
— Это серьёзное обвинение и не какого-нибудь постового! И с чем я должен его выдвигать? Николаев! Ну, разве показания бывшего зэка против руководства колонии заслуживают доверия? Тем более, ты сам говоришь, что Ширшиков не скажет ничего под протокол. Да даже если и скажет! Как ты себе это представляешь? Приеду я в область и скажу — вы знаете, похоже у нас руководство шестой колонии организовало эти кражи. А у меня спросят, а какие у вас есть основания обвинять в таком уважаемых людей? А у меня и оснований-то никаких нет!
— Так и не надо, Всеволод Сергеевич! — убеждал начальника Иван. — Мы сами проверим и, если найдём нычку Водолаза с похищенным на этих кражах, то нам никаких оснований больше и не надо будет.
— Николаев. Во-первых, как ты собираешься искать? И во-вторых, где? Может, тебе на весь город постановление на обыск выписать?
— Это другой вопрос, тут надо подумать… У себя дома он, конечно, не станет прятать награбленное, — сразу задумался Иван.
— Николаев, не дури мне голову. Перетрясти полгорода, потому что какому-то зэку показалось, что он сидельца видел? Тебе заняться больше нечем? Иди работай.
Москва.
Мещеряков заранее подготовил уютный промозглый подвал, в котором можно будет переговорить с мастером поддельных золотых монет, когда ему его доставят, без лишних ушей. Заканчивались вторые сутки, которые он дал антикварам на его поиски, а от них ни слуху, ни духу.
Он уже стал прикидывать,
что делать дальше и как на это всё реагировать, как раздался звонок телефона. Это был антиквар Крахин.— Андрей Юрьевич, добрый день. Шестинского нашли. Куда вам его доставить?
Мещеряков продиктовал адрес.
— Через пару часов он будет у вас, — заверил Крахин. — В дороге ещё люди.
— Ну, хорошо, — ответил Мещеряков, взглянув на часы. — Жду с нетерпением.
Попрощавшись с антикваром, Мещеряков тут же набрал одному из своих людей Галкину.
— Руслан, возьми Чару с Паней и бегом на тот адрес, что подготавливали, — распорядился он. — Часа через два Шестинского обещали туда этапировать. Сними замок, размести клиента. Дождитесь с ним меня, если я не успею раньше.
— Хорошо, Андрей Юрьевич.
Попрощавшись с Румянцевым, подумал, что больно уж он какой-то сегодня себе на уме. Словно совершил со мной очень выгодную ему сделку. Уж не выйдет ли Еловенко отсюда сексотом? Признаться он в этом, конечно, не признается… Но если неожиданно спросить об этом в лоб, то может и спалиться, тело не обманешь… Да, надо обязательно будет проверить.
Ладно, что будет, то будет. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Вернувшись домой, попытался дозвониться Межуеву. С первого раза не получилось. Его помощница, в этот раз, была ко мне гораздо благосклонней, всё-таки, импортный шоколад и проявленное внимание творят чудеса. Она подсказала мне перезвонить минут через тридцать пять и со второй попытки переключила меня на него.
— Слушаю, Павел? — услышал я хорошо знакомый уже голос.
— Здравствуйте, Владимир Лазоревич. Я только доложить, что принят кандидатом в члены КПСС. И поблагодарить за оказанное вами доверие!
— Очень хорошо. Поздравляю.
— Спасибо вам ещё раз, Владимир Лазоревич. Я вас не подведу.
— Не сомневаюсь в этом, — ответил он, и мы попрощались.
Москва. Старая площадь.
Положив трубку, Межуев удовлетворённо покачал головой.
Н-да, правильно я сделал, что Ивлева в партию рекомендовал. Всё-таки, он отличается от современной молодёжи в лучшую сторону. Душой за людей горит, пришёл ко мне с этим Мясоперерабатывающим заводом в этом, как его… Славянофильске, что ли? Сам давно уже уехал оттуда, а людей не забывает, переживает. Вот побольше бы таких молодых и на пенсию уходить не страшно было бы. А то нынешняя молодёжь исключительно карьерой озабочена, спят и видят, как стариков потеснить на властных позициях. А сами ни на что хорошее и не способны. Мельчает народ…
А Ивлев человек, хоть и уверенный в себе, но очень скромный. Вон как шустро выступает на радио, статьи с каким глубоким смыслом пишет, а фельетоны какие! И злободневные, и смешные, но при этом не желчные. В таком возрасте уже столького достиг, но не зазнаётся, корни свои помнит, людей уважает. Надо бы как-то его поощрить дополнительно, чтобы такой настрой и дальше не терял. А то среди всех этих карьеристов вокруг молодые таланты часто начинают им подражать. Нельзя допустить, чтобы Ивлева затянуло в это болото…