Revolution "M"

– Ублюдки, - тихо прошептал Монро, бессильно сжимая руки в кулаки.

Мэтисон с побелевшими губами от мгновенно вскипевшей внутри ненависти еле слышно процедил всего три слова:

– Надо ее похоронить.

– Где, брат? – Басс горько усмехнулся. – Мы не сможем ее с места сдвинуть, не повредив тела, не говоря уже о том, что везде асфальт и кирпичная кладка.

– Мы не можем ее здесь оставить, - угрюмо сказал Мэтисон.

Он не знал почему, но просто уйти и бросить ее там, где она лежала, казалось ему подлым – как будто они бросят ее в беде. Возможно потому, что ее светлые волосы напоминали волосы Чарли. А, возможно, потому, что она просто была ребенком.

– Брат, - тихо и серьезно сказал Себастьян. – Мы ничего уже не можем для нее сделать.

Майлз моргнул – Басс был прав. И его переживания выглядели глупо.

– Не знаю, зачем, - медленно произнес он. – Но порой я жду прихода наземных войск или еще какой-нибудь части армии… Не может быть, чтобы вот так – в одно мгновение – наша страна перестала существовать, и никто – никто – не встал на пути у абсолютного хаоса.

– Армия – это мы, Майлз, - криво улыбнулся Басс.

– Верно. И это вдвойне значит, что мы должны что-то делать… Но не сейчас. Идем.

И он первым переступил через лежащее тело.

Родителей ребенка они нашли в другой комнате – в таком же состоянии, что и их дочь. После этого уже никто из них не хотел ничего брать из этой квартиры, а Майлз собрался было даже оставить найденные молотки, взятые больше ради забавы, чем ради дела, но Монро остановил его, тяжело уронив «нам нужнее».

Мэтисон, уходя, в последний раз оглянулся, вновь смотря на тело ребенка, и его губы сложились в невольное «прости нас».

«Да что я как новобранец?» - внезапно разозлился он сам на себя. – «Никогда не видел мертвых детей? Видел. И что я тогда сейчас распустил нюни, как баба?»

Но он видел убитых детей на войне - а война по своим правилам, а вернее, бесправию, сильно отличалась от стремления найти себе пропитание.

Мэтисон в сердцах хлопнул входной дверью, закрывая ее за вышедшим Бассом.

Майлз осторожно высунулся из подъезда, готовый в любую минуту закрыть обратно дверь в случае опасности.

Но на улице было пусто. Лежали трупы, догорал взорванный их недавними противниками автомобиль, и стояла мертвая тишина.

Майлз вложил пальцы в рот и свистнул. Но никто не выскочил из-за угла на звук, нигде не раздался выстрел. Тогда мужчина вышел из подъезда.

Монро последовал за ним и сразу направился к оставленным на дороге телам, в то время как Мэтисон задрал голову вверх, просматривая окна противоположного дома, где должны были укрыться Кип и Энди.

– Я нашел «пустынник», - с натяжной улыбкой повернулся к другу Басс – образ убитого ребенка еще стоял перед глазами обоих и не желал отпускать. – Из хрома, судя по тяжести. И с почти полным магазином.

Он поднял вверх блеснувший в свете тусклого ноябрьского солнца пистолет.

– Да, я слышал, как из него стреляли, - ответил Майлз. – Еще тогда удивился, как он там его держит, когда бегает.

Басс невесело хмыкнул:

– И что с ним делать? Как дубинку использовать?

– Ты предлагаешь оставить его здесь, чтобы кто-нибудь смог им воспользоваться ради подобных, - резкий кивок в сторону дома, - целей?

Басс в один миг спал с лица, отвернулся и, судя по щелчку поставив пистолет на предохранитель, без дальнейших разговоров сунул его за пояс, предварительно вытащив Майлзов M1911A1.

Мэтисон уже успел пожалеть о сказанных словах, но делать было нечего. Он злился – злился на себя, на Басса, на бездействующее правительство США, даже на ту мертвую девочку в коридоре - потому что она вновь навела его на старые мысли.

– Что за дрянь в нашей жизни? – внезапно для самого себя выплюнул он. – Почему мы стремимся убивать ради… Да ради всего – ради еды, ради безопасности, ради своих целей, и даже ради развлечения?

Себастьян поднял на него глаза, переходя к другому телу.

– Ради чего убиты эти люди? – Майлз посмотрел на друга, как будто ища в нем ответы.

– Они первые начали стрелять, - отозвался тот. – Не начни они – были бы живы.

– Ну да, - зло усмехнулся Мэтисон. – Может, они тоже защищали здесь что-то? Может, они жили здесь – может, даже с семьями? А мы вторглись на их территорию. И виноваты в таком случае только мы.

– Виновато их недоверие, - возразил Монро, что-то вытаскивая из заднего кармана брюк одного из трупов. – Майлз, зачем ты ищешь вопросы на которые, как ты сам знаешь, нет ответов? Корень всех бед – людская сущность – жадность, злоба, зависть… Но почему они возникают, мы никогда не выясним. Ты слышишь, Майлз? Никогда. И нет смысла себя терзать. Ты не изменишь мир, брат… И да, забери у меня обоймы с пистолетами.

Майлз молча принял из рук друга его собственный пистолет и несколько запасных обойм.

– А где его ствол?

– Нет. Не знаю – унесли, наверное. Патроны в спешке оставили. Глупо, но не знаю, как по-другому это объяснить.

Басс перешел к третьему трупу и почти тут же нашел у него восемнадцатый Глок с разбитым пулей стволом.

– Дьявол, он его к груди прижимал, когда я стрелял, что ли? – зло буркнул Монро, отбрасывая испорченное оружие в сторону.

Внезапно неподалеку хлопнула дверь. Майлз на всякий случай взвел курок и навел прицел на угол дома, где, по его расчетам, должна будет появиться голова приближающегося к ним человека.

– Майлз! – раздался голос Кипа и секундой позже он вынырнул из-за угла, держа в руке свой пистолет. За ним появилась Энди, настороженно оглядывающая улицу и крепко сжимающая в руке старый Вольтер – говорила, что он у нее еще отцовский, со времен Второй Мировой.

– Я слышал твой свист, вот мы и выбрались, - улыбнулся было Дэвид, но увидев выражение лиц обоих друзей, тут же посерьезнел. – Что-то случилось?

– Нет, Кип, забудь, - Монро встал, подошел к нему и дружески хлопнул по плечу. – Так, просто видели тела там.

Он указал большим пальцем через плечо на дом.

– Идем, - бросил Майлз, проходя мимо них.

Он нашел свою столешницу там, где ее бросил, вступив в перестрелку в неизвестными. Басс подхватил оба своих стула, Кип журнальный столик, а Энди дверцу от шкафа.

Каждый раз, когда подобный «мебельный» рейд возвращался из Чикаго, Джереми Бэйкер, если не участвовал в нем сам, непременно бросал все дела, чтобы выйти и посмеяться в кулак над тем, насколько всерьез восприняли его идею.