Рейд в опасную зону. Том 1
Шрифт:
Первым делом обыскиваю комнаты на первом этаже. Кухня, пустая комната с топчаном, ещё одна с ящиком, похожим на старый сундук.
Ни души. Ни одного звука, кроме нашего осторожного дыхания.
— Чисто, — шепчу, показывая рукой на лестницу. — Наверх.
Колесников кивает, прикрывает, пока я медленно поднимаюсь. Ступени скрипят, каждое движение кажется громче выстрела. На втором этаже та же история — никого. Мебель покрыта пылью, на полу следы, но старые.
Здесь никто не жил давно.
— Пусто, — шепчет Колесников, заглядывая в последнюю комнату.
Я
Слишком всё гладко.
— Остаёшься здесь, — командую. — Дверь на лестницу держи на прицеле.
— А ты?
— Вниз пойду. Подвал посмотрю.
Сашка кивает. Его лицо сосредоточено.
Спускаюсь вниз. Под лестницей — небольшая дверь. Ржавый замок. Прислушиваюсь. Тишина. Проверяю дверь — заперта, как и ожидалось. Ломаю замок ножом, стараясь действовать без лишнего шума. Замок поддаётся, и дверь скрипит, открывая вход в тёмный подвал.
Тут пахнет сыростью. Каменные стены покрыты плесенью, воздух тяжёлый. В углу горит тусклая лампочка, подрагивающая от сквозняка.
Прохожу медленно, оглядывая каждый угол. Ничего. Пусто.
Но взгляд цепляется за одну деталь — ещё одну дверь — металлическую сбоку. Открываю её.
За дверью вижу узкий тоннель, уходящий в темноту. Воздух в нём ещё холоднее, чем в подвале. Пыльные следы на полу говорят, что здесь недавно прошли люди.
— Вот оно что… — шепчу себе под нос.
Теперь понятно, где может быть американец.
Его держат где-то там, в пещерах, куда ведёт этот ход.
Выключаю фонарь, выхожу обратно, чтобы не привлекать внимание. Наверху слышится шорох. Сердце сжимается, но быстро понимаю — это Колесников.
— Сашка! — зову.
— Тут тихо, — отвечает он сверху. — Ты чего нашёл?
— Подземный ход, — говорю, поднимаясь наверх. — Надо идти туда.
Колесников морщится, смотрит в сторону.
— Заманивают, как крысу в ловушку.
— Может быть, — киваю. — Но выбора у нас нет. Если не найдём его, зря сюда шли.
Он кивает. Мы спускаемся вниз и заходим в узкий проход, ведущий в пещеру.
— Саш, английский знаешь? — спрашиваю, оборачиваясь к Колесникову.
Он фыркает, поджимает губы, словно вопрос не вовремя.
— Немного знаю. Хеллоу, гудбай и ещё пару слов из песен Битлов, — отшучивается. — А ты что, в Оксфорд поступать собрался?
— Мало ли. Американец же, если его найдём, с нами только на этом языке и заговорит. Ну, если заговорит. Если что, придётся постараться.
Сашка усмехается, протирает рукавом запотевший лоб.
— Знал бы Горелый, что пригодится, расстроился бы. Он же у нас шпарил по-ихнему, как радио «Голос Америки».
— Вот и зря его не взяли, — соглашаюсь, проверяя автомат.
— Ага, зато я пригодился. Кто ж тебя прикроет, кроме меня?
Сашка продолжает острить, но голос у него напряжённый. Шутит, чтобы не думать о том, что нас ждёт в этом тоннеле. Я молчу, сосредоточившись на следах, которые уходят в темноту.
Спуск в тоннель начинается круто. Песок под ногами осыпается, камни крошатся, приходится идти медленно, почти наощупь. Лампочка, которая висела
у входа, давно осталась позади, и теперь мы движемся в полной темноте. Фонарь зажигать — рискованно, но временами я все — таки его включаю, прикрывая свет ладонью, ориентируясь на слабые лучи, просачивающийся между пальцами. И тут же выключаю.— Тесновато тут, — шепчет Колесников, когда его плечо задевает шершавую стену.
— Да, не развернутся, — отвечаю.
Тоннель становится ниже. Приходится сгибаться, чтобы не стукнуться головой о своды. Воздух влажный, тяжёлый, будто мы идём не под землёй, а под водой.
— Это что, колодец впереди? — спрашивает Сашка, показывая на пятно влаги, расползающееся на земле.
— Скорее всего. Осторожно.
Мы переступаем через влажный участок, стараясь не подскользнуться. Ботинки уже все в грязи, шаги становятся ещё тише.
Тоннель делает резкий поворот. За ним — почти вертикальный спуск. Приходится цепляться руками за выступы в стенах, чтобы не соскользнуть вниз. В какой-то момент чувствую, как песок уходит из-под ног, но успеваю схватиться за камень.
— Ты там живой? — доносится сзади голос Колесникова.
— Живой, — отзываюсь, ощущая, как сердце грохочет в груди.
— Не хватало, чтобы ты тут остался. Кто ж тогда будет американца вытаскивать?
Внизу туннель сужается ещё сильнее. Теперь мы ползём почти на четвереньках. Земля мокрая, местами будто покрыта липкой глиной.
— Ну и маршрут, — ворчит Сашка. — Хоть бы предупредили, что за американцем надо в пещеру дракона лезть.
— Молчал бы лучше. И так дышать нечем.
Его голос становится тише. Мы делаем короткие остановки, чтобы прислушиваться. Шумно дышать здесь — как кричать в громкоговоритель. Любой звук может нас выдать.
Через час ползком мы выходим к развилке. Два хода — один уходит влево, второй — прямо.
— Что скажешь, командир? — шепчет Сашка, показывая на тоннели.
— Прямо. Влево, если ошибёмся, уже не вернёмся.
— А вдруг там короткий путь?
— Не, не рискуем. Пойдём прямо.
Тоннель продолжает вести вниз, иногда поднимается чуть выше, но общее направление остаётся одно — вглубь. Запах сырости сменяется чем-то едким, будто запах старых горючих веществ или затхлой ткани.
Сашка внезапно хватает меня за плечо.
— Стой. Слышишь?
Замираю. Прислушиваюсь. Где-то впереди, в глубине, доносится странный звук. Словно что-то перекатывается, скребётся по земле.
— Шум, — шепчет Колесников. — Либо камни, либо кто-то идёт.
— Приготовься.
Двигаемся дальше, ещё медленнее. Теперь каждое движение — борьба с собственными нервами. Где-то там нас может ждать ловушка, но и останавливаться нельзя. Мы слишком далеко зашли.
Тоннель наконец заканчивается. Перед нами углублённое помещение, стены которого выложены крупными, грубо обработанными камнями. Пол пыльный, в углу тускло светит фонарь на батарейках. Пахнет гарью и чем-то тухлым.
— Тихо, — шепчу Колесникову, поднимая руку.
Он кивает, зажимает автомат крепче. Мы двигаемся синхронно, шаг за шагом.