Рейд за бессмертием

А потом придут те, кто захочет оживить тени прошлого. Перевернув с ног на голову все, что было. Надругавшись, если разобраться, над честью и славой предков. Извратив саму суть ислама…

Я вздрогнул. Из толпы на меня смотрели детские глаза. Глаза Богини. Той самой богини Кавказа, которую я встретил в ауле убитого мной в поединке княжича Бейзруко. Которую он хотел отдать за мои револьверы. Богини, которой еще не достало одеться в мрамор, как той девушке из кунацкой, заставившей всех гостей умолкнуть при одном взгляде на нее. Глаза принадлежали девочке, которой не нужно ждать, пока распустится с годами, как водная лилия при свете солнца. Она уже абсолютно обворожительна. Прекрасная, как только может быть прекрасен ребенок, окутанный в невинное кокетство в сознании своей будущей власти над мужчинами. Неосознанной, но данной ей Богом при рождении. Идеальные черты лица в обрамлении черных кудряшек, блестящие черные глазенки — и непередаваемая игра мордашки, менявшая свое выражение ежесекундно. От готовности разразиться горькими слезами до желания смеяться над чем-то забавным.

Охренеть! Ведь ей лет шесть-семь, не больше!

Я неслучайно нарядился в черкеску, в мою такую привычную черкесскую броню Зелим-бея. Даже эполеты цеплять не стал. Ко мне уже присмотрелись за неделю. Моя лысая голова слишком выделялась среди офицеров четырех полков, включенных в Чеченский отряд. И в русском лагере подобную вольность с формой позволяли многие. Особенно те, кто прибыл из столицы. Грубости от караулов я не опасался. А для пленников я выглядел если не своим, но и не чужим. Мунафиком в глазах мюридов или обычным горцем — в глазах остальных.

— Есть тут кто, говорящий по-турецки? — громко крикнул, привлекая всеобщее внимание.

К моему восторгу, ко мне, расталкивая оцепеневших пленных, протиснулась будущая богиня Кавказа. Ну, как протиснулась? Она просто вышла ко мне, к линии караулов, словно ледокол, рассекающий толщи ледяных торосов. Люди перед ней расступались. Непростая девочка, ох, непростая. Ей здесь не место.

— Я знаю турецкий, эфенди. И немного арабский, чтобы читать Коран. И аварский, конечно. На нем говорят в моем ауле, в Коло.

— Кто ты, о, прекрасная дочь гор?

Девочка потупила глазки. Вместо нее ответил какой-то старик.

— Это дочь Сурхая, великого ученого и мудрого кадия.

Сурхая? Того самого Сурхая, который создал систему обороны Ахульго и чьим именем названа гора, обильно политая русской кровью? И это его дочь?! Она явно выделялась из толпы своим нарядом и своими властными манерами девочки, привыкшей отдавать приказы прислужницам.

— Где мой дада? — требовательно спросила мини-богиня.

Я сглотнул. Весь русский лагерь знал, что Сурхай убит при штурме совсем недавно. Неужели дочери об этом не сказали?

— Где ее мама?

— Погибла, — ответил старик и уставился на меня, будто я был виновен в смерти неизвестной мне женщины.

Так-так, передо мною сирота…

— Я спросила! — требовательно сказала девочка, не отводя от меня своих глаз. — Где мой папа?

— Как зовут юную принцессу?

— Не называй меня принцессой! Папа учил меня скромности! А зовут меня Суммен.

— Суммен! Какое красивое имя! А что оно означает?

— Прежде ответь на мой вопрос.

Несмотря на ужасную ситуацию, я не мог не восхититься тем, как держалась, говорила и вела себя эта шестилетняя девочка. Может от того, что только что «разговаривал» с Тамарой, подумал о том, что Суммен уже обладает всеми теми качествами, которые в будущем сделают её блестящей женщиной. Такой же, как моя жена. Еще пожалел, что нет у меня стирателя памяти, как у «людей в черном». Сейчас бы щелкнул и не нужно было бы отвечать на вопрос девочки, открывать ей страшную правду.

— Суммен! Тебе нужно знать лишь одно: твой папа — настоящий герой![1]

— Я знаю. Ты боишься мне сказать, что он погиб?

— Суммен…

— Все боятся сказать мне правду.

— Все её не знают наверняка.

— И ты?

— И я.

— Значит, он может жив?

— Да, может.

— Хорошо. Если он жив, он обязательно меня найдет.

— Не сомневаюсь.

— Почему ты лысый? Ты бреешь голову, как правоверный?

Я опешил от столь резкого перехода в разговоре. Даже не нашелся, что сразу ответить.

— И вообще не похож на уруса. И хорошо говоришь на турецком, — девочка разила пулеметной очередью вопросов. — И черкеска на тебе будто родная.

— Да.

— Почему?

— Я много в ней ходил.

— Здесь?

— В Черкесии.

— Поэтому тебя наши не боятся! — вдруг заключила удивительная девочка.

— Откуда ты знаешь?

— Слышала, что старики про тебя говорят. Не так ли? — она обратилась ко взрослым.

Те закивали.

— Видишь! — усмехнулась девочка.

— Да.

— А у тебя дети есть?

Я уже порядком взмок от диких скачков нашего разговора.

— Нет.

— Ты не женат?

— Женат.

— Почему же у тебя нет детей?

— Суммен… Ну…

«Да что ж такое! Что я тут мямлю перед шестилетней пацанкой!»

— Не хочешь или не можешь?

Тут сидевшие поблизости не выдержали. И, может, впервые за все это время, люди рассмеялись. Те, кто понял наш разговор на турецком. А кто не понял, тем перевели, чтобы тоже посмеялись. И я не удержался.

— И хочу, и могу! — ответил, когда успокоился. — И у нас с женой обязательно будут дети.

— Она красивая?

— Очень!

— И умная?

— Настолько, что я ей полностью подчиняюсь! — улыбнулся я.

— Разве это правильно? — впервые удивилась Суммен.

— Я не думаю об этом. Я просто очень сильно её люблю! И тебе ли говорить о том, правильно это или нет?

— Почему?

— Потому что и твой будущий муж будет счастлив служить тебе.

— Откуда ты это знаешь?

— Я не знаю. Я вижу это и уверен в этом. Разве не так? — я обратился к старикам.

Те, улыбаясь, покачали головами.

— Суммен.

— Что?

— Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной. В мой дом. К моей жене. К моим друзьям. Согласишься?

— Иди с ним, Суммен. — сказал старик, сидевший рядом. — Он человек хороший, в обиду тебя не даст. И отец, да спасет его Аллах, всегда будет знать, где тебя найти.

Я незаметно кивнул старику, благодаря его.

— Хорошо, — согласилась Суммен. — Хочу увидеть твою жену! Хочу стать такой, как она!