Рейхов сын

«Еще как может.
– подумал Генка, чувствуя, как от шнапса у него начинает мутиться в голове, а зрение расфокусироваться.
– Специальное отделение под патронажем Абверштелле 117». (3)

– Какой-какой Абверштелле?
– спросил Бюндель.

– А я это что, вслух сказал?
– Кудрин икнул.

– Так, Бранденбургу ничего крепче пива больше не наливать.
– резюмировал Курт.
– Связались черти с младенцем.

– Черти - это мы.
– глубокомысленно заметил один из СС-овцев.
– Потому что у нас форма черная. А вы эти… горные…

– Козлы?
– добродушно хмыкнул Шнее.

– Ангелы. Вечно витаете в облаках.

– Да?
– добродушно удивился Бюндель.
– А десантники тогда кто?

– Смертники.
– мрачно обронил Генка.
– У нас в «Бранденбурге»-то парашюты как у летчиков, а у этих… Если с «Тетушки Ю» с таким неправильно сигануть, запросто можно о хвостовое оперение переломаться.

– Ты и парашютист еще?
– удивился Курт.
– Однако, как я погляжу, целый.

Генку передернуло.

– У нас в отделении один… поломался.
– глухо произнес он.
– Еще в лагере. Инструктор по прыжкам нас… водил потом на место, куда он упал. Показывал. Такой смерти - не дай Бог.

– А говорил, что Бога нет.
– задумчиво произнес Бюндель.

– Может и нету.
– еще больше помрачнел Генка.
– Только верно говорил наш куратор, что в окопах атеистов не бывает. Ты, Курт, вообще представляешь, чем я последние месяцы занимался? Да я тот свой самый первый бой, где меня ранили, как нечто прекрасное вспоминаю! Там мы честно воевали, лицом к лицу, стреляли мы, стреляли в нас, мы убивали и умирали, но все это открыто, это бой был, схватка, сражение… А я эти месяцы тишком подкрадывался да глотки резал, мины в санитарные поезда закладывал, бомбардировщики наводил на цели, лгал, предавал, обманывал, подличал как мог. Что, похвалить меня за все это? Героем сделать?!!

Последнюю фразу изрядно подокосевший паренек буквально выкрикнул.

– Ты, дружище, хотя бы с солдатами воюешь.
– вдруг помрачнел один из СС-овцев.
– А посмотрел бы я чего б ты запел у нас, в айнзацкоманде.

– Так, ну его нафиг, про войну.
– прервал их Шнее.
– Давайте лучше про п…зду.

– О! Верно.
– поддержал сослуживца Бюндель.
– Туда, куда приходит французская армия, туда приходят и бордели. Да там и остаются. Тут неподалеку есть недорогой публичный дом, так я предлагаю его навестить.

Анкара, военная комендатура

03 ноября 1940 г., 01 час 10 минут

«В бордель что ли сходить после дежурства?
– кригсфервалтунгсрат Штайнер, командир комендатуры, устало потер глаза.
– Как эти семь самураев, что сейчас дрыхнут в кутузке. Нашли место, где отстоять честь мундира, понимаешь. В публичном доме надо не постоять, а полежать за своих боевых товарищей».

Штайнер хмыкнул и покосился на протоколы допросов, подумав, попутно, что так вот, как с этими солдатами, анекдоты, похоже, и рождаются. В это время противно тренькнул телефон.

– Да.
– произнес начальник комендатуры, сняв трубку.

– Герр кригсфервалтунгсрат, - раздался в динамике замученный голос его секретарши, - к вам прибыл офицер абвера, майор Густов.

– Просите, фрау Марта.
– вздохнул Штайнер, подумав, что вот только разведчиков посреди ночи ему для полного счастья и не хватало. А ведь только собирался домой…

Майор тоже выглядел замотанным донельзя и, судя по всему, тоже отнюдь не прочь был бы оказаться сейчас в постели, желательно - чужой, а не в кабинете кригсфервалтунгсрата.

– Чем обязан?
– поинтересовался у него Штайнер, после краткого приветствия.

– Вами задержан сотрудник абвера.
– пояснил Густов.
– Хотелось бы получить его от вас.

– Действительно?
– военный чиновник вновь потер глаза.
– Не припоминаю такого… Ах да, пионер из «Бранденбурга», они же в вашем подчинении, кажется. Его спутников тоже будете забирать, или пусть проспятся?

– А что они, собственно, натворили?
– майор приподнял бровь. Видимо о том, что пионер задержан был не один, осведомитель сообщить разведчику забыл.

– Подрались по пьяному делу в публичном доме.
– хмыкнул Штайнер и протянул Густову протоколы.
– Сначала надавали по шеям румынам, с которыми не поделили девок, потом венграм - за компанию, а пока туда прибыл патруль, ваш солдат, Гудериан, выкинул в окно еще и турецкого летуна, перепутавшего его номер со своим. Потом они оказали патрулю сопротивление, и в окно отправились еще и два фельджандарма, решившие, что маленький и худенький паренек для них угрозы не представляет. Ругался при этом, отчего-то, все больше на русском. Сдался командиру патруля он, впрочем, сам. После того как закончил свои дела у шлюхи.

– Однако, я смотрю, боевая подготовка у него выше всяких похвал.
– хмыкнул майор.
– Вы намерены передать дело?…

– Нет, не намерен.
– помотал головой Штайнер.
– Драки были с побоями но без увечий, никто, кроме самолюбия битых, серьезно не пострадал, так что ход делу давать я смысла не вижу. Посидели бы с недельку на гауптвахте, может быть поумнели бы. Но если желаете - забирайте. У меня и без них есть кому плац подметать. Это за последние сутки уже пятые хулиганы.

Густов на миг задумался. С одной стороны, кроме солдата из его ведомства никто ему в комендатуре нужен не был. С другой стороны этот Штайнер может и передумать насчет недоведения дела до трибунала, а тогда всплывет и фамилия сотрудника абвера. Это уже будет скандал, Канариса обвинят в том, что он укрывает в своем ведомстве преступников и чуть ли не дезертиров, найдут еще пару грехов, придумают с дюжину - благо врагов у адмирала предостаточно, - тот, разумеется, заявит, что ничего не знал, стрелочником назначат его, Густова… Спрашивается, зачем оно ему, майору, надо? А то, что в команде нарушителей двое солдат из Ваффен-СС, так это ж замечательно - можно завербовать. Хоть и невелик такой улов, а все одно - агентов много не бывает.

– Хорошо.
– улыбнулся Густов.
– Беру у вас хулиганов оптом.

– Вам завернуть?
– засмеялся Штайнер.

Окрестности города Джиханбейли (Турция)

03 ноября 1940 г., 06 часов 12 минут

Советский Т-37А медленно пятился по полю назад, поплевывая короткими скупыми очередями башенного пулемета в сторону наступающих франко-британцев. Боезапас у этой, и так не слишком-то грозной боевой машины подходил к концу.