Резанов и Кончита. 35 лет ожидания

Его опасения подтвердились – он еще только входил в дом, а сверху уже послышался радостный детский вопль: «Папенька пришел!», за которым последовал неуверенный топот маленьких детских ног. Резанов замер возле двери, не успев даже расстегнуть шинель. Маленький Петя, не обращая внимания на пытавшуюся остановить его горничную, проворно спускался по лестнице, чтобы поприветствовать отца, и через минуту был уже внизу.

– Папенька! – выпалил он восторженно и с горящими глазами бросился к Николаю. Тот с легкостью подхватил мальчика на руки и прижал к себе:

– Здравствуй, сын, здравствуй!

«Если бы ты не захотела второго ребенка, ты бы не умерла, и у Пети была бы мать, и мы сейчас обнимались бы все вместе, втроем!» – опять обратился он к Анне и поймал себя на том, что уже не просто спорит с ней, а уверенно ее осуждает. Он посмотрел на страшно довольного Петю, оглядывавшего коридор с огромной высоты, на которую его подняли, и тут же виновато отвел глаза в сторону.

– Все, иди теперь к няне! – Он поставил сына на пол и тот обиженно наморщил свой крошечный курносый нос. Няня и горничная были уже рядом, готовые в любую минуту забрать ребенка обратно в детскую, чтобы он не приставал к уставшему и расстроенному после визита на кладбище отцу.

– Он как будто догадался, что вы скоро придете! – удивленно сообщила Резанову няня, хватая ребенка за руку. – То к двери подбегал и прислушивался, то просил, чтобы ему дали в окно посмотреть, а потом вот на лестницу выбежал. И откуда ему знать, когда вы должны прийти?..

– Дети очень многое чувствуют, – грустно улыбнулся ей Николай и едва слышно добавил: – Не то что мы, взрослые…

Он снял шинель и, вручив ее горничной, стал подниматься на второй этаж. Няня с Петей шли впереди, перегородив всю лестницу и не давая ему идти быстро, но Резанова это не беспокоило – он по-прежнему никуда не торопился. Наоборот, ему было даже любопытно посмотреть, как его двухлетний сын учится подниматься по ступенькам, с каждым разом шагая все смелее и увереннее.

– Молодец, Петр, скоро бегать по лестнице сможешь, – подбодрил Николай ребенка и увидел, как его хорошенькое личико озарилось радостью.

– А Оленька тоже сегодня молодец, кушала очень хорошо и почти не плакала! – продолжила хвастаться няня. Резанов помрачнел и ничего не ответил. Все домашние не сомневались, что он одинаково любит обоих детей и ему интересно и сколько новых слов сказал за день Петя, и часто ли просыпалась ночью Оленька. И Николаю не оставалось ничего иного, как поддерживать у всех эту уверенность.

– Хотите на нее посмотреть? – предложила тем временем няня, окончательно возвращая Резанова в подавленное настроение.

– Если она не спит… – вздохнул он и, аккуратно обойдя няню и сына, почти бегом преодолел оставшиеся до второго этажа ступени.

– Сейчас посмотрим! – Нянька тоже заторопилась и, подхватив Петю на руки, быстро пошла вверх по лестнице. Мальчик, которому гораздо больше нравилось идти самому, тут же недовольно засопел, но капризничать в присутствии отца не решился.

Дверь детской им открыла вторая няня, занимавшаяся дочерью Резанова. Маленький Петя, снова поставленный на ноги, тут же юркнул в комнату и бросился в угол со своими игрушками, а взрослые прошли в другой угол, где в своей кроватке спала закутанная в целый ворох пеленок девочка. Николай остановился возле кроватки, привычно разглядывая этот крошечный сверток и едва заметное среди белых оборок чепчика детское личико. Обе няни завертелись рядом и, перебивая друг друга, зашептали:

– Она все утро улыбалась и совсем не капризничала!

– Кормилица сказала, что еще ни разу не видела таких тихих детей.

– Все говорят, что это просто чудо, а не ребенок…

– Тише, не разбудите ее, – шикнул на слуг Резанов и, делая вид, что он всего лишь заботится о девочке, отошел от ее кроватки. Но было уже поздно – маленькая Ольга Николаевна все-таки проснулась, открыла свои большие темные глаза и, как показалось Николаю, посмотрела на окруживших ее колыбельку людей с радостным удивлением.

– Смотрите, она вас узнала, точно узнала! – уже чуть более громким шепотом принялись убеждать Резанова няньки. – Вы поближе подойдите, она сейчас вам тоже улыбнется!

Поддавшись их настойчивым уговорам, Николай вернулся на прежнее место и наклонился к дочери. Ее любопытные глаза оказались совсем близко, и она, поймав его взгляд, неожиданно опустила веки, словно застеснявшись от того, что ее так пристально разглядывали.

Резанов выпрямился. Няньки рядом с ним продолжали умиляться девочкой, но он больше не слышал их восторженного шепота. Перед его глазами стояло совсем другое, взрослое лицо – лицо Анны, которая всегда точно так же скромно опускала глаза, встретившись с чьим-нибудь взглядом. Трехмесячная Оленька, не слишком похожая на мать внешне, сама того не зная, полностью повторила обычное для нее и такое знакомое Николаю движение глазами!

«Анна, прости меня! – взмолился граф про себя, забыв обо всем вокруг. – Прости за все упреки, я больше никогда их не повторю, я тебя понял!!!» Потом он снова подошел к девочке, которая теперь внимательно разглядывала стены и потолок детской, и еще раз пригляделся к ней. И как он мог не понимать раньше, почему Анна решилась рискнуть своей жизнью ради этого маленького человечка?!

– Разрешите-ка я ее на руках подержу! – неожиданно потребовал Николай у нянек, и тон его был таким решительным, что те не стали спорить, хотя еще ни разу не доверяли графу столь трудного дела. Резанову со всеми предосторожностями вручили белоснежный сверток, и выглядывавшая из него девочка улыбнулась – такой же застенчивой улыбкой, какая была у ее матери. Петя, уже давно с любопытством наблюдавший за отцом и сестрой, подошел вплотную к Николаю и, приподнявшись на цыпочки, попытался дотянуться до его руки.

– Давай-ка присядем, – сказал ему Николай и, усевшись на стоявший рядом с колыбелью стул, попробовал прижать к себе дочь одной рукой. Няни заохали, но ему удалось это сделать, и второй рукой он обнял прижавшегося к нему сбоку сына. И впервые со дня смерти Анны почувствовал спокойствие и глубокое умиротворение. «Теперь буду с ними как можно чаще! – пообещал Резанов себе, по очереди глядя то на дочь, то на сына. – А летом вывезу их куда-нибудь в деревню, и сам с ними там поживу. Может, и вовсе выйти в отставку, чтобы нам совсем не расставаться?»

С этой мыслью он провел весь оставшийся день, с нею же следующим утром отправился в контору. Работалось ему по-прежнему тяжело, но надежда на встречу с детьми вечером и на тихую жизнь с ними за городом в ближайшем будущем придавала Резанову сил и помогала набраться терпения.

Так прошло еще несколько недель. Николай Петрович привел в порядок все дела российско-американской компании и был готов передать руководство ею своему главному помощнику, Михаилу Булдакову – тот был мужем одной из сестер Анны, Екатерины Шелиховой, и уже несколько лет они с Резановым были не только деловыми партнерами, но и ближайшими друзьями. Николай не сомневался, что в умелых руках Михаила компания будет процветать еще больше, чем под его собственным руководством, и с легким сердцем написал императору прошение об отставке.