Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Юля пыталась стать на «мостик» с вертикального положения. Рядом возник Винни-Пух:

— Давай, я помогу.

— Не надо! Я сама! — Юля таки сделала «мостик».

Когда-то она вместе с мамой занималась гимнастикой и до сих пор могла многое, например, садилась на шпагат. Простояв десять секунд выгнувшись аркой, Юля рухнула на мат.

Вини-Пух подал ей руку. Она брезгливо и неохотно воспользовалась помощью и, поднявшись, громко сказала:

— Николай Павлович, я попрошу вас не подходить ко мне близко. Дело в том, что от вас нехорошо пахнет. Могу посоветовать вам отличный сухой дезодорант.

Девчонки захихикали. Даже Маха и та громко прыснула. Винни-Пух, похоже, здорово рассвирепел, но сделал вид, что не услышал:

— Ладно, делаем упражнение! Веселей, веселей!

Он подошел к девочкам из «А» — класса, которые кувыркались на матах. Самой заметной там была Святая Вера — красная, потная, часто дышащая, в мужских спортивных, и бесформенной футболке, под которой бугрился пуленепробиваемый лифчик астрономического размера. Когда Вере все же удавалось сделать кувырок, она напоминала заднее колесо трактора «Беларусь».

Юля отвернулась от Святой Веры и взглянула на канат. На этом канате она полтора года назад испытала первый в жизни оргазм. Так хорошо как с канатом ей еще не было ни с одним парнем.

В огромные зарешеченные окна барабанил град. Несмотря на дневное время, горели электрические лампы, надоедая мерзким жужжанием. Девочки отнесли маты к стене и начали играть в баскетбол. Подружка Махи, Катенька Бондарчук, в баскетбол не играла, боялась сломать маникюры. Некоторые другие девочки, все же участвующие в игре, по той же причине плохо ловили мяч. Когда Ира Бужко не приняла пас, Юля сорвалась и наорала на нее матом.

Винни-Пух пронзительно свистнул и рявкнул:

— Что за словечки! Саблежукова, сядь отдохни!

Было обидно оставлять игру, она забросила три мяча. Юля хотела послать Винни-Пуха, но сдержалась.

— Саблежукова, что непонятно?

— Иди, иди! — крикнула Маха. — С твоим ростом только слэмы забрасывать!

— А ты побегай, Маховская, — огрызнулась Юля. — Может, жир сгонишь.

На лавке щебетали девочки из обоих классов. Юля уселась в самую гущу и принялась скучать. Рядом сидели и мило щебетали две куклы из другого класса.

— А ты могла бы поцеловать Какашку? — спрашивала одна кукла у другой. — Могла бы? На спор?

— Ева, не прикалывайся… Он же страшный…

— Вот видишь, не смогла бы. А говоришь, внешность — это не главное.

— А может, и смогла бы. Смотря, на что спорим.

— Только серьезно поцеловать. С языком.

— Ну да. У него же, наверно, с рота воняет.

— Вот видишь!

— А может, и с языком смогла бы. Смотря на что спорим, я же говорю.

— Ни на что ни спорим. Просто, чтобы себе доказать. Из принципа.

— А-а, — протянула кукла разочарованно. — Тогда иди в жопу, Ева с такими принципами.

Прозвенел звонок. Винни-Пух свистел как революционный бронепоезд и орал своим командирским басом, пытаясь заставить классы построиться в шеренгу. Его не слушали и разбегались.

Юля выбежала из зала в коридор и тут же наткнулась на Гену Кашина. Он стоял возле выхода из зала в спортивном костюме и, вероятно, ждал ее. У мужской половины «А» и «Б» классов тоже была физкультура, рядом, в соседнем зале. Ее вели студенты-практиканты и, судя по доносившимся воплям, там творился беспредел.

— Привет, — сказал Гена.

— Привет.

Если он спросит, как дела — я его убью, подумала Юля.

— Тебя вчера в школе не было, — сказал Гена, потупившись и втянув голову в плечи. — И я подумал…

— Подожди, — перебила Юля.

Мимо с инфантильным визгом и мезозойским рычанием проносились одноклассники и одноклассницы. От их визгов звенело в ушах. Юля взяла Гену за руку и отошла с ним к окну.

— Я подумал, — продолжал он, — может мы сегодня договоримся насчет встретиться. Я подходил в буфет на большой перемене, но ты была с этим… из седьмого класса… я не хотел мешать…

Гена не договорил. Пролетающий мимо Кузя, завидев Гену, заорал: «Какашка!» и не останавливаясь, дал ему такой пинок под зад, что Гена навалился на Юлю.

— Недоносок, — процедила она сквозь зубы.

Ее поразила реакция Гены, — он не обозвал Кузю, не разозлился, не попытался как-то оправдаться; он покраснел, извинился и сбивчиво продолжил приглашать ее на свидание. Для Гены было абсолютно нормально, что кто-то его ударил; это было как дождь с градом — неприятно, но ничего не поделаешь. Он торопливо оглядывался на бегущих по коридору одноклассников, он ждал нового удара и не удивился бы ему.

Юля чувствовала отвращение и скуку. Хотелось послать Гену ко всем матерям и избавиться от него, — как избавляются от грязи под ногтями. И он еще думает, что нравится мне, подумала Юля и чуть не расхохоталась. Рассчитывает, наверное, на что-то… Зачем он мне? У меня же есть Горик. В том хоть осталось что-то от мужчины.

Но Юля не послала Генку. Ей не хотелось суживать границы эксперимента. Я кошка, подумала она, а мы, кошки, ужасно любопытны. Интересно, что он скажет когда увидит оружие? Оружие меняет человека.

Она договорилась с ним о встрече.

* * *

Лишь слегка порезался Оказалось — наповал Наступил лишь одной ногой А в говне уж по уши.

Последнюю строчку Летов пропел почти шепотом. Из соседней комнаты все-таки доносило маминого Джорджа Майкла, и Юля от злости сделала музыку громче.

Вскоре раздался возмущенный вопль:

— Юля!!!

— Что!

— Надень, наконец, наушники! Или выключи! Я же музыку слушаю!

— Я тоже!

— Юля! Я еще по-хорошему прошу!

— Да пошла ты… — пробормотала Юля себе под нос, но все же выключила магнитофон. Пора было собираться.

За окном было пасмурно, идти никуда не хотелось, маман предупредила, что ночью будет буря, а у нее нюх на плохую погоду, хоть вроде еще не старуха. Надо идти, подумала Юля. У Змея день варенья, на Калифе по-любому кто-то будет, да и Гена ждет.

Она порылась в нижнем шкафу, вытащила пистолет Макарова из-за книг и швырнула его в рюкзак вместе с обоймой. Кроме пистолета там был Кен Кизи, — книга, которую Юля считала своим талисманом и таскала с собой повсюду.