Ричард Длинные Руки – эрцфюрст

Увидев меня, выронила пестик, охнула. Я раскинул руки, глупо улыбаясь, она бросилась мне на шею, прижалась всем телом, поцеловала страстно и жадно, а слезы как будто только и ждали этого момента, брызнули щедро и побежали по щекам, оставляя блестящие дорожки.

— Как ты мог? — вскрикнула она. — Когда ты не вернулся… у меня сердце начало останавливаться!

— Пришлось задержаться, — объяснил я. — Но барон погиб, как и все его люди. Крестьяне освобождены, сейчас еще хозяйничают в замке…

— Что-о?

— Скоро будут здесь, — сообщил я. — И расскажут подробно. Теперь это твой замок, хочешь или не хочешь. Объясни народу, что если они не займут его и не объявят себя хозяевами, то это сделает кто-то другой. Возможно, похуже того дурака…

Она ничего не слушала, слезы продолжали струиться по ее лицу.

— Ты что сделал?.. Ты мог погибнуть!

— И не увидеть тебя больше? — изумился я. — Я не такой дурак. Отныне и навеки я с тобой.

— Это я с тобой, — прошептала она.

— Отныне и навеки?

— Да…

— Объяви, — сказал я, — кто будет править.

Она прошептала в недоумении:

— Разве не ты?

Я улыбнулся.

— Нет. Я уезжаю и забираю тебя с собой. У меня свое королевство, богатое и красивое. Тебе будут рады.

Она прошептала недоверчиво:

— Правда?.. Здесь вся моя родня… С другой стороны, тут было столько горя…

На улице послышались громкие голоса, ликующие вопли. Я подошел к окну. По улице галопом пронеслось трое всадников, я узнал узников на взятых в конюшне разбойников конях.

К ним сбегается народ, слышится смех, плач, довольные крики.

Она сказала быстро:

— Пойдем, я должна быть с ними!

— Да, — сказал я с нежностью, — конечно, моя королева.

Она озорно сверкнула глазами в ответ на иронию, как решила, хотя я говорил совершенно серьезно.

На улице всадники уже покинули седла, их окружили, обнимают, передают из рук в руки, а те что-то рассказывают, захлебываясь словами.

Ассита бегом сбежала с крыльца, вся радостная и вдвойне счастливая. К ней повернулись все, это я заметил с удовольствием и гордостью, а прибывшие тут же начали все пересказывать снова, на мой взгляд это больше походило на отчет перед строгим отцом-командиром.

Подошел хозяин дома, в котором я остановился, вздохнул.

— Сколько же свалилось на ее хрупкие плечи… Но она духом сильнее всех мужчин здесь, вместе взятых.

— Доверяют? — спросил я.

Он покачал головой.

— Не просто доверяют. Они смотрят на нее в ожидании, Ассита скажет, что им делать, Ассита скажет, как жить… Понимаете, ваша милость, она в самом деле… рождена быть такой. Этих хороших и честных добрых людей нужно вести и оберегать, она это делать умеет…

— Ну да, — согласился я, — разбойники почти окрестные деревни уже нагнули и покорили, но ваша не сдается.

— Это все она, — сказал он гордо. — Даже ее муж, доблестный Тимуз, во всем полагался на ее советы и решения.

На улице толпа все росла, наконец медленно двинулась по улице, а сзади мальчишки гордо вели в поводу трофейных коней. Ассита лишь на мгновение обернулась ко мне и послала радостно-виноватую улыбку.

Я успокаивающе помахал рукой. Видимо, обратно придется нести ее в когтях. Надеюсь, она поймет и доверится мне. Возможно, удастся обучить ее ходить через зеркала, а то мне приходится часто прыгать по королевствам…

Задние начали оборачиваться, с той стороны села на улицу въехала и печально тянет телегу унылая лошаденка, в ней на сене лежит мужчина, грудь перевязана чистыми тряпками, видны засохшие пятна крови. Когда приблизились к собравшимся, он сделал попытку встать, но со стоном повалился обратно.

К нему бросились все, кто заметил, остальные поворачивались на шум и тоже с радостно удивлявшими криками окружали телегу.

Ассита медленно и страшно бледнела. Кожа на лице натянулась, щеки запали, а скулы резко натянули кожу.

— Этого не может быть, — прошептала она.

— Что стряслось? — спросил я, чуя недоброе.

Не отвечая, она сошла с крыльца, двигаясь словно во сне. Мужчину общими усилиями вынули из телеги, раненый стоит на своих ногах, но его придерживают заботливо, готовые тут же подхватить на руки.

Ассита приблизилась к нему, я слышал ее сдавленный вскрик:

— Как?.. В тебя всадили три стрелы, а проклятый барон почти пронзил тебя копьем и сбросил с обрыва в реку!

Он ответил хрипловатым голосом:

— Меня вынесло там внизу на берег, где увидел охотник и тут же оттащил к отшельнику, что живет там в лесу. И хотя тот никого не желает видеть, но надо мной сжалился, только сказал нечто странное насчет флота где-то очень далеко, ради которого он и примет меня… В общем, я все эти дни был между жизнью и смертью. Раны воспалились, я не выходил из бреда, но вчера открылась последняя рана и вытолкнула застрявший глубоко наконечник стрелы…

— Но почему не послал сказать, — вскрикнула она, — что жив?

Он покачал головой.

— Чтобы горевала дважды, если я бы все-таки потом умер от ран? Я велел охотнику все держать в тайне. Но теперь… теперь точно пошел на поправку.

Я ухватился за столб покрепче, в глазах потемнело, в ушах тонкий и противный звон. Горечь поднялась из сердца и захлестнула мозг. Я чувствовал такую тоску, что даже не знаю, как все это можно выносить, неужто у Господа тоже такое бывало, если вложил и в человека такую зверскую боль?

Раненому что-то быстро и часто говорили, указывая на меня. Он кивнул, отстранился от поддерживающих его рук и сделал несколько шагов ко мне. От движений на повязках с засохшей кровью выступили свежие алые пятна.

Я хмуро смотрел в его лицо, стараясь отыскать неприятные черты, но видел только молодого мужчину с открытым честным лицом и такими же чистыми глазами, что бывают только у людей, все еще верящих в честь и справедливость.

— Спасибо тебе, герой! — сказал он пылко, голос его дрожал. — Ты спас наш народ!

Я покачал головой и ответил, стараясь не выказывать горечь:

— Вы все равно не сдались бы и… победили бы.

— Кто знает…

— Победили бы, — заверил я. — Я лишь чуть сократил дорогу к победе.