Ричард Длинные Руки – эрцфюрст

— Иначе не удержать, — прорычал он. — Разве непонятно?

Я покачал головой.

— Нет. У церкви, к примеру, совсем нет мечей и войск, но власть ее сильна. Сердца можно завоевать и по-другому…

Он поморщился.

— Зачем мне сердца?

— Власть надежнее, — сказал я, — когда властителя любят.

— Пусть ненавидят, — буркнул он, — лишь бы боялись. Ладно, я все сказал! Теперь о тебе. Готов ко мне на службу? Судя по тому, как разделался с Заозерным, с оружием обращаться умеешь. Мне все рассказали, как ты показал себя. Мне такие люди нужны.

— Не только с оружием умею, — сообщил я. — Я вообще многого успел навидаться. Сам удивляюсь. Но я предпочитаю служить господину, которого буду уважать. Не люблю бояться. Я слишком долго был свободным и служить кому-то буду только из уважения… ну, и за плату, конечно, но я не хочу бояться.

Я видел, как он постепенно накаляется, злобно зыркает по сторонам, наконец взмахом руки послал стражей прочь.

Один сказал встревоженно:

— Но, ваша милость, с ним оставаться опасно… Он и без меча, наверное, сущий зверь…

Барон сделал свирепое лицо:

— Я кому сказал?

Обоих словно вымело от донжона к защитной стене.

— Боятся, — заметил я.

Он чуть понизил голос:

— Одно время по молодости я сам собирался в странствующие. Хотел вершить справедливость, а потом подумал, а оценят ли это свиньи? Еще и облают, что не так сделал. Потому да, понимаю. Но жизнь такова, что надо играть по ее законам. Ты держишься чересчур свободно, а это дурной пример для моих людей. Слушали, что ты говорил, и теперь если дам поблажу тебе, остальные захотят того же.

Я кивнул.

— Точно, захотят.

— Но они не ты, — сказал он, — сам видишь. Это тупой скот, злобный и ничего не понимающий, кроме пинков и зуботычин.

— Согласен, — ответил я. — Я не такой уж и гуманист, чтобы за права… любого человека. Но лично я хотел бы служить лорду, которого уважаю. Думаю, даже эти тупые люди служили бы такому охотнее.

Он поморщился.

— Ну и что? Таким, которого уважают, быть намного труднее, чем тем, которого боятся. А в жизни все выбирают самые прямые и короткие дороги.

— Если они не через пропасть, — согласился я.

Его лицо менялось все больше, я смотрел и понимал, что трудно сдерживать себя сейчас, когда привык не сдерживаться уже долгое время.

— Это все разговоры, — сказал он резче. — Давай решай сейчас.

— Что?

— Идешь ко мне на службу?

— На ваших условиях, — ответил я, — нет.

Он откинулся всем корпусом, некоторое время рассматривал меня люто, наконец вскинул руку и сделал некий знак.

Со стены сбежало несколько человек, почти дюжина, выставили копья так, что острия уткнулись мне в спину, под ребра, в грудь и живот.

— Разговор окончен, — провозгласил он. — Оденьте на него цепи! И бросьте в подвал.

Появился тот самый, которого я сбросил с коня, довольно оскалил зубы.

— Я его сам отведу, — сказал он услужливо. — К остальным?

Барон покачал головой.

— За тех получим выкуп, а потом заставим работать на нас. А этого утром вздернем.

Заозерный пробурчал:

— Я б его и сейчас…

Барон сказал резко:

— Молчи, дурак! Мне нужно, чтобы народ увидел, как я расправляюсь даже с рыцарями, кто не покоряется моей воле!

Быстро принесли цепи, и тут же кузнец надел на мои запястья тяжелые железные браслеты с длинной толстой цепью, склепал их намертво и отступил.

— Готово, ваша милость!

Заозерный сказал угрюмо:

— Надо бы с него кольчужку снять… На вид она так себе, но кто знает, слыхал я всякое о таких вот неприметных…

Барон досадливо махнул рукой.

— Надо было до того, как цепи одели! Теперь снимешь завтра, уже с трупа.

— Хорошо, господин, — ответил Заозерный и посмотрел на меня с ненавистью. — Наслаждайся жизнью, дурак!.. У тебя еще целая ночь впереди.

— Спасибо, — ответил я. — С вашего позволения я проведу ее в благочестивых размышлениях.

Он грубо захохотал.

Глава 13

В цепях и с тяжеленными кандалами на руках передвигаться настолько тяжело, что даже не знаю, как другие вообще ходят, мы спускались и спускались по вытертым тысячами ног ступенькам, я уже не чувствовал ног, а лестница все ведет вниз.

Замок в самом деле выстроен на месте более масштабного, в глубину еще больше, чем в высоту. Не представляю, что за махина высилась здесь раньше и что за сила ее смахнула с лица Земли.

Внизу в темноте зазвенело железо, появился толстый, заплывший жирком мужик с факелом в руке.

Заозерный велел отрывисто:

— Этого в отдельную камеру!

Толстяк охнул:

— Куда? Все забиты до отказа!.. Скоро дохнуть начнут!..

Заозерный бросил зло:

— Не мое дело, сам барон велел.

Он толкнул меня в спину, я сделал пару шагов, а там за цепь ухватил толстяк и потащил по узкому коридору между стенами из массивных серых глыб. Заозерный и остальные с обнаженным оружием двигались следом.

Двери в темницы кое-где из толстых досок, скрепленных железными полосами, в трех из толстых металлических прутьев. Последнюю толстяк отпер большим ключом, втолкнул меня и тут же захлопнул за спиной.

В тесной камере прямо на холодном каменном полу скорчился полуголый мужчина, я едва не наступил на него.

Сзади гремело железо, а Заозерный прокричал злорадно:

— Отдыхай! Мы еще увидимся, когда тебе накинут удавку на шею!

— Увидимся, — пробормотал я. — Не обрадуешься.

Он захохотал, хлопнул одного из напарников по плечу, все повернулись и медленно потащились обратно. Я слушал, как они покрикивают друг на друга, удаляясь, повернулся к лежащему.

— Эй, — спросил я тихонько. — Ты спишь?

В ответ раздался слабый стон:

— Какой сон… Меня колотит уже неделю, а этой ночью, надеюсь, Господь примет мою душу…

Я присел возле него на корточки, пощупал лоб. Горячий такой, что можно чайник вскипятить, крепкий мужик, что все еще не помер. Под моими пальцами жар начал медленно спадать, я спросил тихонько: