Ричард Длинные Руки – гроссграф
Шрифт:
Приблизились двое рыцарей, я позволил снять шлем, помятый так, что снова налезет, только побывав в руках оружейника, а тяжелый, как мраморная плита, меч кое-как вложил в ножны.
Подскакал на разгоряченном коне Макс, доспехи на нем порублены и помяты, на скуле свежая ссадина.
– Сэр Ричард!
– прокричал он с великим почтением.
– Все кончено! Враг разбит.
– Бежит?
– уточнил я.
– Нет, остатки сдаются в плен!
На его лице я видел восторг и обожание. Как же, его лорд рубился в такой ярости, что уже не разбирал ни своих, ни чужих, о таких песни слагают, с таких
– Да, - ответил я хриплым, еще подрагивающим в ярости голосом, - враг… Дурак он, а не враг.
– Сэр Уилбур?
– Все, - сказал я зло, - кто не с нами - дураки. А кто еще и против - дураки круглые. Таких нельзя оставлять наедине даже с огнем. А уж во главе земель…
Макс всполошился:
– Сэр Ричард! Но нельзя же отнимать у такого знатного лорда земли!
– Нельзя, - согласился я нехотя, - хоть и хочется. Но права урежем. А то и управителя пришлем. Сам сэр Уилбур где?
– Ищут, - ответил он.
– Он хоть сражался?
Макс выглядел шокированным.
– Сэр Ричард, как вы можете! Он всегда в первых рядах. Но в последних сражениях он, уступая требованиям своих рыцарей, сражался хоть и в первых рядах, но как простой рыцарь…
– Разумно, - согласился я.
– Сразу двух зайцев! И выказывает себя демократом, и прячется от усиленного внимания противника.
Макс нерешительно кивнул, еще не поняв, похвалил я графа Уилбура или окунул мордой в грязь. Подошли барон Альбрехт и сэр Растер, последний сразу сказал важно:
– Вот-вот. Поле брани - не турнир, граф всегда получал столько ран, что почти никогда не принимал участие в победном пире.
– Понятно, - сказал я и, видя непонимающие лица, объяснил: - Существуют две стратегии ведения сражения. Западная - вождь идет впереди и первым начинает бой, а также восточная, когда вождь располагается далеко позади своих войск на высоком холме, откуда и руководит битвой.
Сэр Растер прогудел негодующе:
– Но как такое можно?
– Да, - поддержал Макс своего старшего наставника, на лице молодого рыцаря читалось искреннее отвращение, - что другие рыцари подумают?
– У этих гадов иное на уме, - пояснил я, - им важнее выиграть битву! Вы представляете? Не участвовать в сражении, а выиграть!… Уроды.
– Некрасиво, - сказал и Альбрехт.
– Непристойно. Благородные рыцари так не поступают. Важнее всего участвовать и проявить чудеса отваги, храбрости и также мужества.
– Свиньи, - согласился я.
– Ради победы идти на такое? Нет, европейцу это не понять. В восточной традиции вообще принято нападать без объявления войны, что вообще-то нам немыслимо. Я уж не говорю, что в единичных поединках вполне допустимо по их правилам бить в спину, бить ниже пояса, бить лежачего…
Макс вскрикнул негодующе:
– Сэр Ричард! Вы вообще немыслимые вещи рассказываете! Как человек может пасть так низко?
– Вы еще о Фрейде не слыхали, - заверил я зловеще.
– И о восточных единоборствах… Вот уж падение ниже некуда! Ладно, вернемся к нашим баранам. Итак, граф Уилбур, хоть и европеец, но одной ногой в Азии, как Дмитрий Донской, что поступил тоже наполовину по-европейски, наполовину по-азиатски… Ищите его тело вон в том лесочке! Увидите груду свежесрубленных веток - проверьте, что под ними.
Они
удалились, несколько озадаченные, а я повернулся к полю боя, где одни лежат, а другие ходят и переворачивают их, то ли ищут своих, то ли срезают кошельки, подумал и вдруг понял, что вообще-то на поле боя кнехтов с тяжелыми топорами пустил, если честно, еще и потому, что те рыцарей не любят, но в плен им рыцари не сдадутся, лучше уж умереть, чем допустить такой позор. И потому кнехты их не щадят, тем самым снимая с меня проблему изъятия земель и замков у моих противников.Нечестно, конечно, но я ж политик, но опять же, могу об этом только ерничая, как бы вышучивая, дескать, на самом деле я благородный паладин, а никакой не политик… хотя наедине с собой, когда даже дефы не подслушают, могу сказать правду: там, откуда я пришел, все политики, все по колено в этом самом, даже не морщатся, это уже привычная жизнь. Помню-помню, такое себе уже говорил, но приходится повторять, чтобы самого себя в этом уверить и снять камень с души. Ну, пусть хотя бы чуточку приподнять.
Но сейчас вот на миг воспарил и ужаснулся. Как-то без всякой борьбы я принял решение о кнехтах. И принял именно потому, что рыцарей не пощадят. И хотя это чужие рыцари, но на самом деле какие это чужие?
Или, в самом деле, убийство одного человека - это убийство, убийство десятка - трагедия, а сотен и тысяч - всего лишь статистика?
Глава 7
По всему полю бродили священники, лекари и те из кнехтов, кто не гнушался мародерством. Переворачивали павших, кто отпускал грехи, кто лечил, кто снимал добротные доспехи или хорошие сапоги.
Меня шатало, когда я закончил обход места сражения, хотя расходовал силы скупо, только бы не дать умереть тяжелораненым, а на краю поля разложили раненных полегче.
Лязгая зубами, я выговорил с трудом:
– А вот вам завтра со мной дальше…
Один из рыцарей ответил достаточно бодро:
– И пойдем!… Пусть только помогут на коня влезть.
– Сам влезешь, - заверил я.
– Как скажете, сэр Ричард, - ответил он послушно.
– Уже сказал, - ответил я и, коснувшись его плеча кончиками пальцем, перешел к следующему.
Еще несколько раненых после моего обхода ощутили себя настолько хорошо, что решили не оставаться в обозе, а вернуться на свои места в строю.
Примчался Макс, лицо сияет, в глазах восторг и обожание.
– Сэр Ричард!… Вы просто ясновидящий!
– Угадал?
– спросил я с понятным интересом.
Он вскрикнул ликующе:
– Графа Уилбура отыскали там, где вы и указали! В лесочке, тело было прикрыто срубленными ветками!…
– Доспехи иссечены?
– деловито осведомился я.
– Да, весь он был так сильно изранен…
Я потер ладони. Хорошее начало, но скрыл довольное выражение лица, сказал торжественно:
– Благодарю за службу, Макс!… Ты очень хороший командир. Благородного графа Уилбура погрузить на телегу. Я сам займусь им и сумею доказать, что побежденный просто обязан принять мои условия.
Макс сказал виновато:
– Увы, сэр Уилбур всего лишь открыл глаза, увидел нас и понял, что потерпел поражение. После чего пробормотал молитву и скорбно испустил дух.