Ричард Длинные Руки – гроссграф

Он потряс головой, в глазах смятение все росло.

–  Для них? А для нас?

–  Для них, - сказал я терпеливо, - только для них! Потому что их, простых людей, надо еще долго вытаскивать из животного состояния. Но тот, кто уже вылез… это я так гордо о себе, те осознали вслед за мною, красавцем, что плотские утехи, если не злоупотреблять, вовсе не затрагивают и не пачкают душу. Кесарю кесарево, как сказано в Писании. Потому остаюсь паладином, когда встаю из-за накрытого стола, где в удовольствии вкушал роскошные яства, или когда вылезаю из женской постели. А что я паладин, а не прикидываюсь им, проверить очень просто…

Он сказал торопливо очень виноватым голосом:

–  Знаю-знаю, вы вчера одним прикосновением залечили рану кузнецу. Просто все это так…

Он замялся, смотрел честными и строгими глазами праведника, который не волен уходить из грешной жизни в мир аскезы, здесь надо сделать так много, однако хочет оставаться как можно более безгрешным.

–  Необычно?
– подсказал я.
– Непривычно?

–  Да, сэр Ричард. И вразрез с тем, что я слышал от святых отцов.

–  Они говорят правду, - успокоил я.
– Но эта правда - для большинства. Человек, увы, животное злобное и похотливое. Однако, если сможешь жить в мире похоти и чревоугодия, но заниматься делом и не впадать ни в то ни в другое… ты останешься чист. Главное, что душа твоя никакой похотью не занимается. А Господь все видит, Макс! Кто-то в самом деле проходит через грязь и не пачкается, а кого-то на ночь запри в чистейшей комнате - утром обнаружишь по горло в грязи!

Рыцари снова стали поглощать пищу медленнее, по скорости работы челюстей могу определить, когда врубаются с ходу, а когда задумываются и стараются понять и проверить на соответствие со своими нравственными правилами.

Макс вскрикнул шокированно:

–  Сэр Ричард, как можно?

–  Всю грязь человек носит в себе, - объяснил я, - мир без человека вообще не знает грязи.

Он пробормотал в смятении:

–  Но как пройти через грязь и не испачкаться? Так разве бывает?

–  Можно вообще раствориться, - сказал я зловещим голосом.
– Ага, страшно? Это смотря кто ты есть в этом мире. В смысле, алмаз или кусок сахара.

Он перекрестился и прошептал торопливо:

–  Да будет и дальше над вами милость Господа, сэр Ричард!

Я тоже перекрестился и ответил смиренно:

–  Аминь. Ты ешь, ешь! А то все уже перешли на сладкое, а ты холодную рыбу никак не осилишь.

Возвращались с развернутыми знаменами и с бодрой походной песней. И хотя орали не о воинских подвигах, а о бабах, но в песнях главное, как поют, с каким настроем. А так понятно, лучшие песни про коней и женщин, а о подвигах рассказывать лучше в длинных и красочных балладах.

Я едва успел принять рапорт Растера, что и как за время моего отсутствия, как в зал вбежал оруженосец Макса:

–  Ваша светлость, к вам гости!

Я поинтересовался рассеянно:

–  Лично ко мне? Или вообще? Если вообще, пусть примет барон Альбрехт. Или сэр Растер.

Он переступил с ноги на ногу, лицо смущенное, развел руками:

–  Они не к вам лично, но… по вашему делу.

–  У нас общее дело, - ответил я.
– Пусть кто-нибудь примет.

Он остался на месте, ответил дрожащим голосом:

–  Осмелюсь возразить, но мой хозяин настаивает, чтобы приняли именно вы.

Я сказал недовольно:

–  А что с ними такое особенное? Почему Макс так непривычно настойчив? На него не похоже.

Он развел руками:

–  Вообще-то ехали не к вам…

–  Так в чем дело?

Он договорил:

–  Они ехали к барону Эстергазэ. По очень важному делу.

Я насторожился, сказал угрюмо:

–  К Эстергазэ?… Хорошо, веди их сюда. Посмотрим, что у них общего с такой сволочью.

Альбер и Растер переглянулись, Альбрехт предложил настороженно:

–  Я распоряжусь насчет дополнительной стражи!

Я отмахнулся:

–  Да кто что-то задумает недоброе в нашем же замке? Тем более Макс сообщает, что прибыли рыцари.

–  А вдруг не рыцари?
– спросил Растер. Поймал мой взгляд, пояснил: - Доспехи можно напялить на каждого.

Альбрехт встал с ним рядом, чем-то очень вдруг похожий, добавил значительным голосом:

–  Сэр Ричард, не пренебрегайте! Потеряете осторожность - погибнете. Добро бы только вы, не жалко, но и мы все с вами… понесем ущерб. Некоторый.

–  Спасибо за поддержку, - сказал я.
– И вообще за ласковые слова.

Он ехидно ухмыльнулся:

–  Не нравится, когда перенимаю вашу манеру? Но главное, как вы сами говорите, чтобы подействовало.

–  Подействовало, - согласился я.
– Давайте охрану. Я вспомнил, каких орлов иногда встречал… Причем и на той стороне.

–  На той?
– спросил Растер жадно.
– Значит, все-таки побывали в аду? И кого из наших видели?

Рыцари вошли плотной группой, я сразу ощутил боевую спайку прошедших вместе через огонь и воду, когда без слов понимают, кому с какой стороны держать оборону, и когда готовы драться, пусть даже у противника впятеро больше людей.

Одежда потрепана, латы со следами жестоких ударов, я различил вмятины от топоров и молотов, не говоря уже о длинных царапинах, оставленных мечами.

Остановились, один сделал два шага вперед и тоже остановился. Злое настороженное лицо с плотно сжатыми губами, мощные надбровные кости, узкий нос, поблескивающие в глубоких впадинах близко посаженные глаза. Мне он сразу не понравился, чем-то напомнил герцога Мордвента, который едва не зарубил меня в первый же день.

–  Сэр Ричард?
– спросил он с великим сомнением.
– Я граф Дармштадт из герцогства Брабантского. До нас дошел слух, что вы в плену у барона Эстергазэ.

Я охнул:

–  Далеко же вы забрались!

–  Это вы далеко, - возразил он.
– Сэр Ричард, мы посланы герцогом Годфригом Валленштейном.

Я не сводил с него изумленного взгляда.

–  Из самого Брабанта?

–  Да.

–  Как же вы добрались?

–  Как только очистился Перевал, - ответил он с хмурой гордостью, - мы прошли… С нами две трети требуемой суммы, сэр Ричард.

–  Суммы?… Простите, о чем вы?

Он прямо посмотрел мне в глаза.

–  Барон Эстергазе захватил вас в плен и запросил за вас большой выкуп. Вы этого не знали? Как же так…

Я пробормотал ошарашенно:

–  Да, припоминаю, он как-то обронил, что послал требование о моем выкупе. Но я думал, что брешет… Да все так быстро случилось, что ни о каком выкупе речи быть уже не могло.

Он с непониманием смотрел, как я хлопнул рукой по лбу и прикусил язык. Все верно, это для меня последние месяцы были полны приключений на Юге, а здесь все заснуло под снегом. Эстергазэ захватил меня в плен поздно осенью, его посланцы едва успели преодолеть Перевал до того, как дороги скрыло снегом, зиму герцог собирал нужную сумму, а едва весной открылась дорога через Перевал, тут же послал этих людей.