Ричард Длинные Руки – конунг
Шрифт:
– Хорошее везде дорого, – сказал я. – Еды не взял?
– Не продали…
– Ладно, до города далеко?
– Всего пару часов, – ответил он, – если умеете летать. И сутки, если на хороших конях.
Я сказал нетерпеливо:
– Значит, ты знаешь эти дороги? Хорошо. Показывай. Мне кажется, у тебя есть свои какие-то интересы. Я угадал?
Он наклонил голову, пряча настороженный блеск глаз.
– Мне всегда хотелось вернуться в столицу, – проговорил он наконец нехотя. – Но меня сразу схватят и швырнут в темницу. А так… с такими гостями… вы же понимаете, какой это радостный
– Ну-ну, – сказал я с сомнением. – Будем надеяться. Поехали!
Они разобрали коней, Бобик наконец перестал нетерпеливо поскуливать и понесся в указанном направлении. Правда, исчезая из виду впереди, он то и дело неожиданно выпрыгивал то справа, то слева, довольно вилял хвостом и снова исчезал, быстрый, как увесистая черная молния.
Дорога в самом деле ведет некоторое время по прямой, потом вдруг резкий поворот, затем вместо того, чтобы идти по зеленой долине, вдруг сворачивает и пробирается по камням и между огромными валунами в низину, все ниже и ниже, по обе стороны начинают подниматься уже не стены, а вообще…
Торкилстон не выдержал:
– Этот Жак нас в ад ведет, что ли?
– До ада еще далеко, – успокоил я.
Он посмотрел на меня с испугом.
– Вы и там побывали? Ну, ваша светлость, угораздило меня…
– Страшно?
– И страшно, и жутко интересно.
– Мальчишка, – сказал я солидным голосом. – Когда же остепенишься…
Жак оглянулся на хохот, лицо виноватое, сказал торопливо:
– Скоро-скоро уже выход!
Я сказал успокаивающе:
– Мы не виним.
– Правда?
– Точно, – заверил я. – Вон сэр Торкилстон заметил, что дорога здесь весьма и даже достаточно протоптана. А налогов за топтание никто не берет, что характерно.
Торкилстон дернулся, взглянул на меня с укором, но я заметил, что начал присматриваться к земле под нашими ногами. Хотя прокалена неведомым жаром до твердости кирпича, кое-где в самом деле, если всматриваться и выискивать, можно заметить следы на камнях, оставленные не только стальными подковами, но даже шпорами.
– Да, – признал он с неохотой, – мы не одни на свете сумасшедшие.
– А другой дороги нет, – сказал Жак торопливо. – Дальше там… видите холм с белой вершинкой?.. можно идти в разные стороны сразу по трем дорогам, а здесь пока одна… Конечно, есть и другие, но эта самая короткая, а две другие будут водить вас еще сутки.
– Ладно, – сказал Торкилстон, – ну и жизнь у вас!
Жак пожал плечами, а я сказал ободряюще:
– И в аду, если обживешься, вполне ничего.
Он зябко передернул плечами.
– Ох, не надо про ад. Как подумаю про эти раскаленные сковороды, что надо лизать… Или сидеть в котле с кипящей смолой…
– Почему смолой, – сказал я успокаивающе. – Такие страсти себе напридумывали!
– Так священники говорят же…
– Может быть, придется сидеть вовсе не в смоле? Кипящая вода не такая уж и горячая.
Он взглянул хмуро, снова дернул плечами и дальше покачивался в седле молчаливый, как придорожный камень. Тропка, сделав два резких поворота, пошла вверх. Стены справа и слева медленно опускались, коридор
неба вверху становился все шире, яснее. Наконец из-за каменного верха выметнулась волна ослепляющего света и, обрушившись на всех нас незримой тяжестью, выжгла забравшуюся в складки одежды тьму и сырость.– Хорошо, – выдохнул Торкилстон. – Как вы здесь только и живете…
Жак удивился:
– А у вас иначе?
Торкилстон повертел головой, во все стороны либо мирная зеленая долина, либо рощи, высится одинокий престарелый утес, на нем устроились кусты, на глазах запуская в щели корни и мстительно отламывая один массивный кусок за другим.
– Нет, – признался он. – Только у нас зверья побольше…
Из-под ног выпорхнула испуганная птица, суматошно хлопая крыльями, из ближних кустов рассерженно хрюкнул вепрь. Жак усмехнулся, поправил мешок за плечами и поехал быстрее.
Я посматривал на каменную стену ущелья, вся из огромных белых камней, похожих на мешки с песком, уложенные на пути разливающейся реки. И сложены так умело и так подогнаны, что обязательно подумал бы о руке человека, если бы уже такие не видел совсем в других местах, где магией и не пахнет.
В одном месте Жак придержал коня, ожидая нас, повел рукой.
– Видите вон там гору?
Торкилстон переспросил:
– Черную или двуглавую?
– Черную, – ответил он. – Можно бы мимо нее, так короче, но там всякие странные вещи…
– Ну-ну?
– Говорят, – сказал он, – в древности она была обыкновенной каменной, как и все. Потом с моря подул странный ветер, что превращал деревья в траву, а траву в кристаллы соли, птицы и звери вообще превращались в непонятно что… А гора эта, что оказалась на пути и приняла весь удар, раскалилась докрасна, от нее пошел жар, все вокруг выгорело, даже земля превратилась в пепел!.. Потом увидели, что она стала вся железной! Приезжали кузнецы, смотрели, ходили, но никто не смог отщипнуть хотя бы кусок, с тем и уехали.
Ордоньес пробормотал:
– Ого!.. Какие бы из нее мечи отковали…
Жак отмахнулся.
– Там металла на все мечи и доспехи ста королевств хватит!.. Если не тысячи. Но возле нее не только теряешь, где восток и запад, но даже Солнце восходит с другой стороны! Говорят, можно увидеть мертвых и отдать душу дьяволу.
Я прислушивался вполуха, Зайчик идет медленно, снисходя к мелким лошадкам, размерами больше похожих на осликов, и так уже устали, Бобик жадно шныряет по кустам, иногда что-то приносит еще трепыхающееся и сует то Ордоньесу, то сэру Торкилстону, еще не выбрав собирателя добычи.
Солнце медленно клонится к закату, со стороны леса начала угрожающе приближаться несоразмерно длинная тень, но верхушки деревьев и дальнего склона гор ослепительно блещут золотом, словно горят в огне.
Ордоньес прищурился, рассматривая воспламенившиеся облака.
– Добраться бы до села хотя бы. Не люблю, когда в постели пусто. Как-то нехорошо…
Торкилстон поморщился.
– Мальчишки… Только и думаете о бабах. Мы мужчины или где?.. Нам надо о деле.
– Да мы о деле, – мирно отозвался Ордоньес, – но вы, благородный сэр рыцарь, когда шли через захваченные города и села, всегда думали о своей жене?