Ричард Длинные Руки – конунг

Я напомнил строго:

– Даже Господь не имеет право.

Он изумился:

– А кто ему запретит?

– Он сам себе запретил, – сказал я, – и сообщил об этом человеку. Чтобы тот сам шевелил лапками, а не уповал на Господа. Потому все в наших руках, и за все отвечаем только мы. Свалить вину не на кого!

Ордоньес сказал негромко:

– Зато и все груши наши. Может быть, уже хватит жрать? А то сидим здесь, наедаемся, а самое вкусное подадут потом у короля…

– Позовут, – сказал я. – Там сейчас расстилают ковры, метут пол, ставят в две шеренги парней с трубами, женщин с цветами…

Ордоньес вздохнул:

– Я согласен, чтобы всех заменили женщинами. Ладно, Бобик, пришло твое время. Раскрывай пащечку!

Бобик, не отрывая зада от пола, подъелозил к нему ближе и поскреб по полу хвостом, объясняя, что уже любит его до глубины фибров и всю добычу будет приносить ему.

Польщенный Ордоньес начал перекладывать мясо со всех блюд в эту жарко дышащую пасть, а мы с Торкилстоном поднялись в надежде поглазеть на местных из окон, вдруг да кто покажется на тенистой аллее…

Дверь распахнулась, вбежал запыхавшийся не то лакей, не то вельможа, для непосвященного и швейцар кажется маршалом, с ходу низко поклонился и растопырил руки, словно для полета.

– Его Величество король Херлуф Сильвервуд милостиво изволит пригласить гостей на прием!

Торкилстон пробормотал:

– Да, удивительно…

– Мы польщены оперативностью, – ответил я посланцу. – Мы готовы.

– Следуйте за мной, господа.

Ордоньес молниеносно перебросал в Бобика нетронутых перепелок и ухитрился всунуть полтуши кабана. Бобик все перемалывал с удивительной скоростью, хотя пузо заметно раздавалось в размерах.

Догнали нас уже на аллее, посланец гордо идет впереди, не оглядывается, но я видел, как шевелятся его уши, тщательно улавливая наши шаги и соразмеряя с ними свои.

В зале тысячи свечей, как на люстрах под сводом, так и вдоль стен в два ряда. Светло, пышно и по-варварски ярко. Здесь, в Вестготии, тоже предпочитают чистые цвета без всяких полутонов. Надеюсь, и люди здесь такие же: либо сама чистота, либо мерзавец, которого за версту видно. Причем мерзавцев в пропорции один на тысячу. Хотя, конечно, это же королевский дворец, здесь концентрация последних должна быть намного выше…

Нас оставили в уголке пышнейшего из залов, которые мне приходилось видеть, придворные держатся группками, это и понятно, интриги и подковерная борьба не вчера начались и не завтра исчезнут, а на той половине зала на помосте высотой до середины голенища моего сапога расставлены кресла, где-то с дюжину.

Посредине, как и водится, самое массивное и приподнятое на добавочной платформе, это кресло именуется троном, а трон должен быть уникальным. Высокая спинка защищает от ударов и выстрелов сзади, по бокам преданные соратники, враг может подойти только спереди, но чутье подсказывает мне, что останавливаться надлежит за несколько шагов.

Я в удивлении присмотрелся: по широким подлокотникам кресла словно струится прозрачнейшая вода, такая же струйка появилась и пропала на том месте, куда король должен ставить ноги.

– Вы это видите? – спросил я шепотом.

Торкилстон и Ордоньес проследили за моим взглядом, оба разом пожали плечами. Торкилстон продолжал всматриваться, а Ордоньес ответил так же тихо:

– Что там?

– Что-то почти невидимое, – объяснил я. – Как будто вода, что появляется и пропадает…

Торкилстон озадаченно промолчал, Ордоньес предположил:

– Что-то магическое?.. Для защиты короля?

– Похоже, – согласился я.

Приближенные к королю вельможи начали появляться в зале из двери, расположенной за троном, медленно и торжественно рассаживались, что давало мне возможность рассмотреть их и быстро рассортировать. Все важные, осанистые, спесивые, в пышных одеждах, многие по такому торжественному случаю в коронах из чистого золота, но мы уже бывалые и тертые, для нас не новость, что короны носят не только короли…

У всех на одежде спереди вышиты золотом гербы, это уже дает больше зацепок, так как на заре рыцарского времени герб короля абсолютно ничем не отличался от герба простого рыцаря, но в Сен-Мари, к примеру, королевская корона изготавливается в виде пурпурной шапочки, вокруг которой широкие рельефные арки из блестящего золота. Декорирована обычно драгоценными камнями, у короля две арки на короне, у сыновей и дочерей – по одной, у других членов королевской семьи вообще без арок, это значит, что не являются наследниками…

Лорды раскланивались друг с другом, прежде чем сесть, степенные и замедленные в движениях, ведь торопливость – признак недалекого ума. Торкилстон поглядывал на них, стараясь не выказывать слишком заметного интереса, не простолюдины же, а я всматривался в бризуры, здесь точно так же состоят из ламбелей, каймы и перевязей, так что сориентироваться могу достаточно быстро, кто здесь есть кто и что из себя представляет.

Сэр Торкилстон держится невозмутимо и гордо, давно не простой рыцарь, а комендант крупного города, к тому же служит мне, а отблеск моей грозной славы падает и на него, потому смотрит орлом, плечи развернуты, на вельмож поглядывает со снисходительным интересом, на короля – уважительно, но без особого трепета.

Церемониймейстер прокричал громко и торжественно:

– Его Величество король Херлуф Восемнадцатый!

Торкилстон сказал торопливым шепотом:

– Ого!..

– Это что у них за династия, – пробормотал Ордоньес. – Никаких войн, никаких переворотов?

Из двери за троном показались пышно одетые люди, встали по бокам, и следом вошел очень немолодой человек в красной мантии до пола и в короне на золотых с проседью волосах, быстро проследовал к трону и опустился, сразу же положив руки на подлокотники. Незримая вода обволокла их на миг и тут же пропала из виду.

Наступила торжественная тишина, когда весь зал склонился в низком поклоне, а король озирает всех в поисках признаков недостаточной почтительности.

Мы трое поклонились чуть-чуть, как бы у нас такие обычаи, мы ж не подданные, я всматривался в короля, быстро прикидывая, как много могу взять и чтоб дать взамен поменьше.

В высокой рогатой короне, что кажется продолжением головы, с длинными волосами и бородой цвета светлого золота. Лицо тоже цвета золота, желтое, изможденное, в глубоких морщинах, запавший рот, обвисающие щеки.

Даже глаза усталые и старческие, слишком много успевшие повидать, в них тоска и разочарование. Даже на меня и моих рыцарей посмотрел без любопытства. Ему что-то шепчут с двух сторон, а я смотрел на корону и снова подумал, что рога как настоящие, так выглядел бы лесной царь, о котором рассказал Гете, могучий, мудрый и величавый.

Он обратил взор на меня, церемониймейстер начал делать нам обеими руками непонятные знаки. Я сделал два шага вперед и учтиво поклонился.

В зале все затихли и перестали перешептываться, я сказал громко: