Ричард Длинные Руки – курфюрст

— Сэр Фридрих, — поприветствовал его я.

Он явно бежал, запыхался всерьез, хотя, конечно, мог бы и помоложе кого прислать, но по рангу не положено, я могу счесть свое достоинство задетым.

— Ваша светлость… — прохрипел он, жадно хватая воздух широко раскрытым ртом.

— Что нового?

— Его Величество, — выговорил он с трудом, — милостиво приглашает вашу светлость на аудиенцию.

— Ого, — сказал я с удовольствием. — Есть сдвиги?

— Да, — проговорил он с трудом, — прошу вас следовать за мной…

— Не торопитесь, сенешаль, — сказал я доброжелательно. — Я постараюсь никого по дороге не убить.

Он зыркнул на меня волком, сказал после минутного колебания:

— Его Величество уже осведомлен…

— И как он?

— Очень сожалеет, — произнес он хмуро, — о случившемся и приносит свои извинения. И просит понять, что он контролирует все, кроме своих сыновей, что все больше выходят из-под его родительской власти.

— Пустяки, — отмахнулся я. — Они так и не поняли, что если я приехал один, то это вовсе не значит, что явился нищий. Скорее это означает, что могу вполне и с великим удовольствием дать сдачи.

— Теперь это понимают…

— Вот-вот, — сказал я, — как раз те, кто хочет, чтобы на них нарвались, так и ездят, верно?

Он кивнул, поверив, что это главная причина, стражи распахнули перед нами двери, мы прошли через систему боковых коридоров, не встречаясь в залах с народом, и наконец распахнулись двери королевского кабинета.

Фальстронг разговаривал вполголоса с Клифтоном, но когда мы выросли на пороге, он махнул ему рукой, а меня пригласил широким жестом к столу.

— Надеюсь, — сказал он с неловкостью, — вам уже передали мои сожаления…

— Ерунда, Ваше Величество.

— К сожалению, — сказал он неохотно, — сыновья все больше выходят из-под контроля.

— Особенно, — согласился я, — этому способствуют трудности, вызванные моим приездом. Не обращайте внимания, Ваше Величество, я с пустяками справляюсь легко и просто, тут я герой, это с чем-то потруднее вешаю уши, как под дождем лопух…

Он грустно улыбнулся, мы начали рассматривать огромную карту Варт Генца, где, к моему удивлению и удовольствию, очень хорошо прорисованы и все приграничные области Турнедо. Как, впрочем, Гиксии, Горланда и Бриттии с одной стороны, Ирама — с другой, а Скарляндов — с третьей.

— Я только что разослал приказ собирать армию, — сказал он. — Мой старший, принц Роднерик, возражал, конечно… Но скажу вам честно, если бы возражал помягче и пообоснованнее, я бы прислушался, но на этот раз мой сын перешел все границы! В общем, я накричал, о чем сам жалею. И сказал, что если не выполнит мой приказ и не отправится утром в крепость Алой Зари…

— Как поэтично, — сказал я льстиво. — Это где?

Он отмахнулся.

— На самом дальнем конце королевства в его северной части. Там маранты, народ достаточно воинственный, мы с ними дружим, но это пока они видят наши копья… Роднерик должен собрать там большое войско…

Я сказал тихонько:

— Простите, Ваше Величество, за дерзновенное напоминание… гм… когда-то была великая Римская империя, и в ней не разрешалось полководцам приводить войска в опасную близость к Риму… Даже не к самому городу, а даже к его, так сказать, землям… Рубикон, так называлась речка, за которой должны были оставаться солдаты, а в Рим полководцы приезжали даже без телохранителей…

Лицо его омрачилось, глаза потемнели, наконец проворчал с тоской:

— Думаете, не понимаю, что нельзя ему поручать приводить сюда армию? Я и велел людей отправить, а самому остаться там и готовить пополнение…

— Но если вздумает прибыть с армией?

Он буркнул:

— Ничего не смогу сделать, сами видите.

— Вижу, — ответил я. — Хорошо, что я не король. Ладно, будем оптимистами. Я, возможно, завтра отбуду в Армландию. Надеюсь, к условленному месту подойдут войска из Сен-Мари, заодно что-то наскребу из местных.

— Завтра?

Я кивнул.

— Если Ваше Величество заверяет меня, что сделает все необходимое, как могу я не верить? А в данном случае я нужнее там, где нужнее.

Он вздохнул.

— Хорошо, сэр Ричард.

— Встретимся в Турнедо, — сказал я с оптимизмом. — А сейчас пойду в самом деле завалюсь. Надеюсь, та служаночка уже все прибрала, а то у меня не хватит духу отказаться…

Он хитро прищурился.

— А мне кажется, будет убирать там до вашего прихода, как бы поздно вы ни явились…

— Ох, Ваше Величество…

Выйдя от Фальстронга, я направился не в покои, это подождет. Сейчас многое изменилось при дворе, чувствую быстро сгущающиеся тучи. Так животные ощущают грозу и заранее прячутся в норы, а муравьи так еще и забивают землей дырочки, чтобы к ним не попала вода.

Во дворце к вечеру состав придворных обычно меняется: деловые люди уходят, а полуночные хлыщи, которым бы только поволочиться за дамами, как раз и прибывают, отоспавшись днем. Сейчас же, сколько я ни смотрел, практически никто из дневных не ушел, все чего-то ждут, шушукаются оживленно. Через залы то и дело быстро пробегают посыльные и гонцы, за ними тянется ясно ощутимый аромат опасности и риска.

Я спускаться не стал, понаблюдал с балкона, сверху этот яркий цветной мир пышных костюмов и причесок кажется похожим на свежий борщ, что неторопливо размешивают незримым половником, вот только что получится на самом деле за варево…

Особую активность, как я заметил, проявляют люди принца Роднерика. Обычно они ходят с хозяином, как пришитые, а сейчас все шныряют поодиночке, то и дело отводят какого-нибудь вельможу и что-то втолковывают весьма настойчиво, и даже очень настойчиво, я вижу, как те нередко вздрагивают, оглядываются пугливо и пригибают головы.

В коридоре, что ведет к королевским покоям, стражи молча скрестили передо мной копья.

Я посмотрел на них не столько грозно, сколько с укором.

— А что я здесь прихлопнул терьярдера, — проговорил я задумчиво, — как муху навозную? Не припоминаете?

Они переглянулись и убрали копья. Я быстро прошел по коридору, толкнул дверь и переступил порог кабинета Фальстронга. Он вздрогнул, посмотрел на меня расширенными глазами.

— Что… что случилось?

— Еще ничего, — ответил я успокаивающе. — Я очень хочу, что так было и дальше. И вообще… Ваше Величество, мне многое удается не потому, что такой уж умный, хотя вообще-то я умнее всех на свете, кроме вас, конечно, а еще и потому, что иногда у меня, уж простите великодушно, просто собачье чутье…