Ричард Длинные Руки – оверлорд

Альбрехт первый ощутил взгляд, оглянулся. Я приложил палец к губам и кивнул в сторону. Ждать за дверью долго не пришлось, он появился быстрый и с возбужденным лицом.

– Снова так неожиданно?

– Ну да, – возразил я, – с конем и Псом?.. И ворота сам себе открыл?.. Пойдемте в мои покои, расскажете, что здесь и как в мое отсутствие.

Он поднимался рядом по лестнице, я видел, как удивленно косится в мою сторону, хотя я все тот же, начал было рассказывать, но махнул рукой.

– Сэр Ричард, да что могло произойти?.. Так, все по мелочи… Сэр Растер и Митчел дважды рубились на мечах, но потом всякий раз пили мировую, Макс пытался съездить в ближайшую деревню на коне, но увяз в сугробах, пришлось дальше на санях… У дракончиков, как у клестов, детеныши рождаются зимой, вы не знали? Теперь самоотверженные родители таскают еду прямо со столов… А что у вас?

Слуга, что шел навстречу, охнул, вытаращив глаза, опрометью бросился обратно, распахнул перед нами двери в мои покои.

– Принеси что-нибудь перекусить, – велел я.

– А вина? – спросил слуга, кланяясь.

– Будете вино, барон?

Альбрехт мотнул головой:

– Не хочу туманить мозги.

– Только жареного мяса, хлеба и сластей, – велел я.

Слуга ринулся со всех ног по коридору. Мы вошли в помещение, тепло и сухо, в камине огонь, все готово к моему возвращению. Молодец Далила.

– Садитесь, барон, – сказал я.

Он выждал, пока сяду я, опустился напротив в той же позе, как я сидел у Найтингейла: с прямой спиной, почтительным вниманием в глазах и абсолютно непроницаемой мордой.

– Сэр Альбрехт, – проговорил я, морщась. – Я вам, возможно, очень не нравлюсь, но что поделаешь… сам себе иногда очень не того… Хотя, конечно, я еще та цаца и доволен собой почти всегда. Во всяком случае, любую свою дурь сумею оправдать. И оправдываю, есс-но. Философия есть такая…

Он пропустил мимо ушей мой пассаж насчет ненравленья, поинтересовался:

– Что за философия?

– Да что-то типа «принимайте меня таким, какой я есть, ибо я и так совершенство, пусть даже и с расстегнутой ширинкой на улице».

Он изумился:

– Есть такая философия?

– Есть-есть, – заверил я. – Создана специально для дебилов, которых обучить ничему никак. Но, чтоб те не чувствовали себя уродами рядом с нормальными, что учатся, развиваются, совершенствуются, – им и дали это утешение. А мы все охотно становимся дебилами, как только понимаем, что это можно, что это не стыдно, что и дебилы – люди.

Он просветлел лицом:

– А-а-а, церковь поработала! Насчет блаженны нищие духом?.. Ну да, она умеет утешать и примирять. Вообще-то между нами не дураками говоря, это очень полезная работа. Иначе на почве недовольства возникают брожения, бунты, реформы… А так все довольны.

В открытую дверь гуськом вбежали слуги, торопливо расставили по столу блюда с мясом, хлебом и множеством сладких сдобных пирогов, а также медом в кувшинчиках и в сотах.

Я выждал, когда умчались и захлопнули за собой дверь, подцепил на кончик ножа ломоть горячей телятины.

– Сэр Альбрехт, я все больше вижу, что вы не совсем дурак. Потому я с вами гораздо более откровенен, чем даже с более симпатичными мне Максом, Митчелом или даже Растером. Не говоря о других рыцарях, что шли за мной в огонь и воду. Я их люблю и доверяю им, но раскрываюсь перед вами. Странно?

Он тоже взял такой же ломтик мяса, только поменьше, и здесь следит за собой, улыбнулся, развел руками.

– Я тоже замечаю, что вы не совсем тупы, сэр Ричард. И что не всегда обязаны успехом удаче. Но если такое доверие, то можете поделиться планами на будущее? Хоть на ближайшее время?

Я жевал молча, просто на такой простой вопрос нет ответа, Альбрехт посматривает со спокойствием в непроницаемых глазах, мол, скажешь – хорошо, промолчишь – ничего не теряю, но я уловил идущий от него жадный интерес. И если не поделюсь планами – будет глубоко разочарован.

– Сейчас зима, – произнес я медленно, – дороги перекрыты, жизнь замерла. До весны, даже до лета, когда не только снег растает, но половодье спадет, земля подсохнет, дороги запроходимеют. Хорошее время, чтобы остановиться наконец и… подумать.

Он усмехнулся:

– До этого вы, пока метались то к Барбароссе, то к Гиллеберду, не думали?

– Нет.

– А как же…

Я отмахнулся:

– Решать возникающие прямо перед носом задачи – это не значит думать.

– Гм, – проговорил он, глаза его странно блеснули, – а что такое думать в вашей трактовке? О душе?

– И это тоже, – ответил я мирно. – Все это время я пер напролом вперед и вперед. Это не секрет, хотя не люблю о таком трепать языком направо и налево: я хочу на Юг, хочу видеть его диковины. Потому как-то не замечал… вернее, не слишком обращал внимания на то, что приобрел по дороге, что потерял, что изменил и что изменилось во мне самом…

Он поерзал в кресле, наклонился вперед и с явным удовольствием спросил:

– Не значит ли это, что теперь ухватили настолько большой кус, что решили… так сказать, освоить? И для такого прибыльного дела отказаться от вашей навязчивой идеи?

Я прожевал мясо, понял, что хорошо перекусил еще у Найтингейла, выбрал пирог побелее и разломил пополам.

– Нет, от идеи не откажусь, но и доверившихся мне людей бросить, даже можно сказать – кинуть, как-то… нехорошо. Понимаете, сэр Альбрехт, никогда раньше мне столько людей не выражало полное и даже, черти б их побрали, доверие! Я вообще из такого мира, где никто никому не верит. Разве что детишки, что еще не обожглись… И вот теперь такое! Для меня это непривычно, тягостно, неспокойно и как-то нехорошо. Проще всего отмахнуться от всех и… дуть по своим делам, но что-то мешает. Какую-то болезнь я все-таки здесь подхватил.

Он кивнул, взгляд цепкий, и спросил деловито:

– Значит ли это, что вы останетесь в Армландии гроссграфом?

Я сказал с тоской:

– Еще я ненавижу вас, сэр Альбрехт, за умение видеть мой следующий шаг. На три шага, конечно, вам не дано, но другие и на один не видят. И еще задаете точные вопросы, что опять же не ндравится…

Он равнодушно пропустил это мимо ушей.

– Так остаетесь?

– На какое-то время, – ответил я нехотя.

– На какое?

– Не знаю, – ответил я честно. – Но раз уж в моих руках какая-то власть над целым регионом, то будет не совсем хорошо, если ничего не сделаю, чтобы не улучшить… гм, даже не знаю пока, что улучшить. Как собака – чувствую, но сказать не могу. Благосостояние? Экономику? Тут все так запущено, что надо собрать немало умных голов, чтобы совместно решили…

Он поинтересовался с непонятной интонацией:

– Совет лордов?

Я запнулся, но в его глазах прочел нечто такое, что решился сказать откровенно:

– Сэр Альбрехт, вы из этих лордов самый умный… нет-нет, это не комплимент, вы это и сами знаете. Но остальные лорды, люди отважные, смелые, верные и вообще замечательные во всех отношениях – в отношении лисьей хитрости вам в подметки не годятся. Так что, извините, вам придется не слишком обращать внимание на титулы в совете, который я начну собирать.