Ричард Длинные Руки – оверлорд

Я взглянул поверх склоненных в поклоне голов. Солнце недавно поднялось, маленькое, «светит, да не греет», бледное, едва заметное на бледном небе, слабо освещая верх крепостной стены, осыпанной сахарной пудрой. И вообще мир, приоткрывший один глаз на короткое время дня, чтобы снова заснуть на долгую зимнюю ночь.

– Ваша милость, – сказал Макс почтительно, – они били ваших оленей, собирали хворост в вашем лесу.

Я молча смотрел на коленопреклоненных, первый импульс – немедленно всех отпустить, извинившись за недоразумение, объявить, что отныне лес и вся природа – общее достояние, но зажал себя в кулак, уже знаю по истории, что получится, умный обязан учиться на чужих ошибках.

– Кто такие? – спросил я.

Тот, что самый крутой, поднял голову и начал говорить, но страж сильным толчком тупого копья в спину заставил умолкнуть. Из собравшейся толпы выступил кряжистый старик, сорвал с головы шапку, обнажив седые волосы.

– Это из моей деревни, – сказал он понуро. – Я староста, отвечаю тоже. Это Берг, Колода, Хансен и Улынга.

Я смерил его недобрым взглядом, повернулся к коленопреклоненным. У троих в позах полная безнадежность, лишь у четвертого чувствуется внутренняя сила. Он даже ухитрился зыркнуть на меня пару раз исподлобья.

– Ладно, – произнес я строго, – будем разбираться. Эй ты, тебя как зовут?

Крайний вздрогнул, вскинул голову, лицо еще нестарое, но уже в морщинах, пегая бороденка и запавшие худые щеки.

– Ваша милость, я – Хансен.

– Тебя обвиняют в том, – сказал я, – что бьешь оленей в моем лесу и собираешь в нем хворост. Но прежде, чем ответить, взгляни на святого отца. Он молит за тебя перед Господом, так что отвечай без утайки, как отвечал бы перед самим Господом. Помни, Господь все видит в наших душах, от него не скрыться за ложью! А я пообещал святому отцу, что в виде исключения буду судить тебя не людским судом, а по тем законам, которые дал нам Господь.

Я перекрестился, и все тоже перекрестились с разной мерой набожности. Хансен шмыгнул носом, взгляд метнулся на молчаливого священника, и сам опустил голову.

– Виноват, ваша милость.

– Это было? – уточнил я.

– Было, – ответил он упавшим голосом. – Правда, оленя вот только сегодня… а хворост собирал, собирал…

– Почему поступил так… э-э… противозаконно?

Он дернул плечами, как будто собирался развести руками:

– У меня ничего нет, ваша милость… А у вас всего много. Мне сказали, не обеднеете.

Он смотрел на меня, не переводя взгляд на их вожака, но я уже понимал, кто сказал такое.

– Ладно, – сказал я, – это оставим. А почему просто не купил?

Он ответил тоскливо:

– Господи, а на что? Если бы было на что…

– Ладно, – повторил я, – что-то я не о том спросил… А почему не попросил?

К моему удивлению он ответил:

– Я просил, ваша милость. И у старосты, и у вашего управляющего. Все отказали.

– Хорошо, – сказал я нетерпеливо, – а почему не попросил в долг?

Он сказал жалко:

– Ваша милость, неурожай в наших землях два года кряду!.. Я просил, но у всех пусто.

Я вспомнил, что про неурожай уже слышал, помолчал в затруднении, не люблю эти вот трудовые будни феодала, мне бы только право первой брачной ночи и прочие льготы, а эту грязную работу спихнуть бы на сотрудников милиции.

Я вздохнул тяжело.

– Ладно, а поскрести по сусекам, проверить подвалы, как-то выкрутиться, дотянуть до весны?

Он ответил понуро:

– Ваша милость, все перепробовал. Вон спросите у старосты.

Я вперил грозный взор в старосту. Тот вздохнул и опустил голову, комкая шапку в руках. Я перевел взгляд на священника. Тот вздохнул еще тяжелее, но, в отличие от старосты, поднял очи к небу и зашевелил губами.

Переступив с ноги на ногу, я пробежал по ним взглядом, надо бы выдать какое-то решение, но какое, в черепе сумятица. Я вздохнул вслед за старостой и священником, кивнул второму:

– А ты кто?

Он ответил с готовностью:

– Ваша милость, я – Улынга. Никогда раньше не бил в вашем замечательном лесу оленей, не крал ваш хворост! Это первый раз, клянусь Господом!

Священник поморщился, клясться Господом – кощунство, но смолчал, а я спросил по накатанной:

– Почему не купил?

– Не за что, ваша милость.

– Почему не попросил?

– Не дадут, ваша милость…

– Почему не попросил?

– Ах, ваша милость, все такие бедные…

– Почему не поскреб по сусекам? Вдруг да где-то в подвале остатки муки? Или зерна?

Его глазки пару раз зыркнули по сторонам, но ответил с подъемом:

– Ничего не было, ваша милость!

– Понятно, – буркнул я. – А ты, лохматый, что скажешь?

Третий крестьянин поднял голову, в глазах неприязнь, но ответил достаточно покорно:

– Я тоже беден, ваша милость. И у меня ничего нет. И в долг никто не дает.

– Понятно, – повторил я. – Ну, а ты… как я понимаю, это ты их повел в лес охотиться на свежее мясо? Как тебя зовут?

Четвертый, коренастый мужик, взглянул мне в глаза. Лицо смелое, в глазах веселая лихость, а когда заговорил, я чувствовал за покорными словами слабо прикрытый бунт:

– Мы уже месяц не ели мяса. А какие мужчины без мяса?.. Купить не за что, в долг не дают… А в лесу оленей не счесть. Решили, что вашего богатства, ваша милость, не убудет. Словом, бес попутал!.. Нечистый только и следит, чтобы человека толкнуть на путь неправедный. Но вот смотрю я на святого отца, и такое раскаяние гложет мне душу… Мне бы сейчас в монастырь уйти, замолить грехи! Или праведным трудом восполнить ущерб.

Я выслушал, кивнул:

– Да, молодец, говоришь хорошо. Чувствуется, побывал не только в своей деревне. Вон святой отец уже молится за твою душу, радуется, что на тебя снизошло просветление.

Вожак сказал громко:

– Вот как бог свят!.. Истинно просветление снизошло!.. Отныне буду вести жизнь только праведную!

– Будешь, – согласился я. – Макс!.. Этого вот, который Хансен, отпустить – у него в самом деле не было другого выхода, как украсть. Украсть – меньший грех, чем умереть от голода, когда можешь… не умирать. Этих двух – выпороть. Да не на конюшне, а посреди двора, привязав к столбу, чтобы все видели.

Один вскричал истошным голосом:

– Ваша милость! Почему Хансена отпускаете, а меня пороть изволите?

Я ответил громко:

– Потому что он в самом деле и просил, и умолял, и в погребе все выскреб! А ты? В самом деле обращался к односельчанам?.. Эй, староста, ответствуй! Просил этот герой у тебя в долг? И вообще у тебя абсолютно не осталось еды? Даже в самом дальнем уголке подвала? А что, если сейчас пошлю проверить?.. Послать людей? Но тогда учти, если отыщем хоть горстку муки или зерна, велю повесить!