Ричард Длинные Руки – рауграф

Сердце мое невольно застучало чаще. Такого ранга посланца я меньше всего ожидал увидеть. Кардинал в трех-четырех одеждах, как луковица, поверх наброшен роскошный тяжелый плащ цвета солнца, с богатыми узорами от ворота и до края полы. Именно он и придает ощущение грузности, а так седок, если смотреть внимательнее, достаточно худ и тщедушен.

На груди слегка двигается из стороны в сторону тяжелый золотой крест. У священника, что идет рядом, крест болтается на уровне живота. У всех на головах крохотные красные шапочки, солнце блестит на седых висках, у одного волосы выбиваются крупными седыми локонами. Одежда священников тоже красного цвета, хотя и не такая яркая.

Из дворца продолжают выбегать люди, а со стороны площади ворота снова распахнулись, пропуская отца Дитриха и группу местных священников.

Они поспешили вслед за прибывшими, ко мне подошли барон Альбрехт и сэр Арчибальд, барон проговорил странным голосом:

– Что, вот так и ехали? Из самого Ватикана?

Сэр Арчибальд сказал тихо:

– Наверное… Священникам нельзя на коней. А повозки не везде пройдут.

– То-то и оно, – сказал Альбрехт. – Как сумели добраться до нас с этими золотыми крестами на виду? И без охраны!

Священники и монахи за спиной отца Дитриха крестились, все с просветленными, счастливыми лицами. Я покрутил головой в удивлении, никогда не думал, что их там много. Постоянно прибывая через Тоннель, они тут же незаметно вливались в работу и как бы исчезали из внешнего мира, полного воинственных криков, пышной одежды и громкого смеха.

Отец Дитрих шагнул вперед, священник с мулом в поводу остановился. Кардинал вскинул руку, широкий красный рукав опустился почти до плеча, обнажая худую дряблую руку, больше похожую на высохшую лапу большой птицы, чем на человечью.

– Да будет Христос с вами, – сказал он слегка дребезжащим голосом. – И да будет с вами Его благодать!

Священники на нашей стороне разом опустились на колени и склонили головы. Я остался стоять, не нравится мне вот так в стаде, кардинал метнул в мою сторону недобрый взгляд.

Отец Дитрих протянул руку, помогая сойти с мула. Кардинал тяжело спустился на землю, оба священника передали мула подбежавшим слугам и молитвенно сложили у груди ладони.

Кардинал с отцом Дитрихом обнялись, как братья во Христе, следом обниматься подошел первый из священников, сгорбленный и с белой, как снег, головой. Отец Дитрих и он побыли некоторое время в клинче, затем подошла очередь второго, высокого, с худым заостренным лицом и близко посаженными глазами.

Они тоже обнялись с отцом Дитрихом, монахи оставались коленопреклоненными и со смиренно опущенными головами. Я смотрел на всех троих с некоторой дрожью, причины которой не понял, пока не сообразил, что тремор в конечностях из-за одежды прибывших. Одежду вообще-то шьют из ярких тонов для высшего сословия, и темных – для простонародья. Цвета для всех – только синие, зеленые и пурпурные, даже желтый предпочитают не употреблять, это цвет измены, ненависти и подлого предательства. Белый цвет – чистота и непорочность, а также вера в Господа, черный – скорбь и верность, голубой – нежность. Одежду красного цвета носят только палачи… и высшие иерархи Церкви.

Все трое гостей из Ватикана в пурпурной одежде, начиная с одинаковых красных шапочек, что прикрывают только макушки!

Я зябко повел плечами, задействовал мышцы лица, изображая самую доброжелательную улыбку, как же, люди из Ватикана, они самые, только их нам и не хватало, спасибо, что осчастливили…

Отец Дитрих повернулся ко мне, глаза Великого Инквизитора сияют, хотя на лице все еще некоторая скованность.

– Ваше преосвященство, – обратился он почтительно к кардиналу, – позвольте вам представить сэра Ричарда, верного воина Церкви!.. Это он привел наши войска в это королевство, забывшее заветы Господа…

Все трое смотрели на меня, как мне почудилось, с непонятной неприязнью. Старший, который кардинал, произнес негромким, но сильным голосом:

– Это мы знаем, брат Дитрих.

Отец Дитрих виновато усмехнулся, развел руками:

– Сэр Ричард, перед вами полномочный прелат Ватикана кардинал Эрнесто Мадзини. Его помощники – Габриэль Хорст и Раймон Весилион.

Я поклонился сдержанно, обычай падать ниц не по мне, как и целовать туфлю папе.

– Рады вашему прибытию, святые отцы. Вам будет предоставлено все по первому слову для вашего отдыха…

Габриэль Хорст и Раймон Весилион смотрели бесстрастно, а кардинал произнес веско:

– Мы не отдыхать приехали, сэр Ричард. Постарайтесь к вечеру высвободить пару часов для разговора с нами.

Я помедлил, что-то очень не нравится в его тоне, но ответил крайне вежливо и почтительно:

– Да, конечно, ваше преосвященство. У нас впервые такие высокие гости. Никто прелата в глаза не видел.

Он взглянул на меня остро из-под набрякших красных от усталости век.

– Я не просто прелат, – произнес он со значением. – Я легат!

Я чуть поклонился, а сам торопливо вспоминал, чем же легат отличается от прелата, а кардинал позволил местным священникам взять себя под руки и повести через сад к дому для почетных гостей.

Его помощники, Габриэль Хорст и Раймон Весилион, неторопливо шли следом, настолько смиренные, что просто раздуваются от гордыни и церковной спеси.

Отец Дитрих остался со мной, провожал гостей из Ватикана задумчивым и все еще настороженным взглядом, но тревога уже покинула его чело, вид снова деловой и деятельный. К нему подошел монах с резной шкатулкой из темного дерева, на крышке витиеватые буковки переплетены друг с другом настолько хитро, что в таком ухищрении можно усмотреть и колдовской смысл.

Монах что-то шептал отцу Дитриху на ухо, тот хмурился и покачивал головой.

– С чем эта штука? – спросил я.

Монах ответил смиренно:

– С ничем, ваша светлость.

– Ни с чем, – автоматически поправил я. Отец Дитрих посмотрел на меня удивленно, я торопливо извинился: – Простите, святой отец, это я брякаю по суетной задумчивости мирской…

Он продолжал смотреть на меня, наконец сказал с непонятной улыбкой:

– Я бы взял вас преподавать в нашей школе.

– Берите, – согласился я. – Я вам такое напреподаю!

Он подумал, покачал головой:

– С другой стороны, у нас там слишком чистые души. Им слушать вас еще рано.

Я вздохнул, развел руками и смиренно потупил глазки:

– Отец Дитрих, что вы обо мне так… Я, к примеру, могу быть очень скромным и сосредоточенным. Например, если написать слово «финтифлюшка» красивой вязью, да еще – киноварью, а потом долго всматриваться в букву «ф»… вот она, видите, на крышке?.. то все равно ничего из этого не выйдет.

Он посмотрел оторопело: