Ричард Длинные Руки - сеньор
Шрифт:
Маг спросил заинтересованно:
– Простите, я никогда о таком не читал в древних книгах мудрости…
– Да что читать, – отмахнулся я. – Вот выйдем на любую лужайку, я вам покажу десятки примеров симбиоза. В смысле, взаимопомощи между растениями и насекомыми.
– Но здесь люди!
– Это как сказать, – пробормотал я. – Кто-то назвал человека сладострастным насекомым, а это был, говорят, очень светлый ум. Хоть и подпорченный средой и существующим строем эксплуатации человека человеком. Сэр Сигизмунд?.. Вы нажрякались?
Сигизмунд вздрогнул, вытянулся сидя.
– Да, сэр!
– Надеюсь, вы ни хрена не поняли и вам не восхочется вегетатства. В смысле,
Сигизмунд намек понял, пулей вылетел из-за стола. Когда мы с магом вышли на крыльцо, он уже седлал своего коня. Маг посматривал заинтересованно, но деликатно помалкивал. Я вышел на полянку, присел на корточки. Он подошел и сразу же опустился рядом, я показывал на любого проползающего жучка и объяснял, как насекомые симбионтничают друг с другом, с растениями, как сами растения сотрудничают с насекомыми всех видов: крылатыми, подземными, прыгательными и ползательными. Маг слушал с раскрытым ртом, я открыл для него целую неизведанную область, целую страну, да что страну – мир, который куда богаче и огромнее нашего.
Наконец я оглянулся на Сигизмунда, закончил:
– Да вы сами все увидите, дорогой маг. Их мир перенаселен, там все переплетено и взаимосвязано, все сотрудничают друг с другом, все-все!
В глазах мага было изумление и растерянность. Мы с Сигизмундом уже заняли места в седлах, когда маг наконец с кряхтением и щелканьем ломаемого льда в коленях поднялся, разогнул спину.
– Я уж думал, – сказал он ломким голосом, – что доизучаю Дерево – и все…
– Если начнете изучать симбиоз трав и насекомых, – сказал я, – придется стать бессмертным…
– Почему?
– А все новые формы, в смысле, способы содружества появляются и появляются… Спасибо за обед!
– Вам счастливой дороги, – ответил маг. – Вы в самом деле… рыцарь?
Когда я оглянулся через пару минут, он уже стоял на четвереньках в траве, зад выше головы.
Глава 8
Еще несколько дней двигались среди островков могучего леса, половину из них – в тени Дерева. Но и потом, когда подобно горе медленно и величаво отодвинулось за спину, мы ощущали могучий запах его листьев, а воздух был свеж, чист и накислороден. В такой прохладе двигались еще долго, когда вдруг впереди зелень исчезла, земля показалась темно-коричневой.
Сигизмунд перекрестился, я привстал в стременах, всматриваясь, Сигизмунд забормотал молитву. Впереди и в стороны простирается ровная, как выжженная ядерным ударом, равнина. Над головой солнце стало мутным, слишком огромным, чтобы быть настоящим. Кони пошли неохотно, под копытами застучало коротко и сухо, будто двигались по пересохшим костям.
В воздухе сильный запах дыма, гари, горячей плоти, но до горизонта везде пусто, только ветры от одиночества закручиваются в большие или маленькие смерчи, начинают гоняться один за другим. За одним протянулся выжженный след, кое-где оставалась кипящая лава, я понял, откуда запах гари, оглядывался, там удалялась зеленая равнина с островками рощ, там влажный воздух, там сочная трава…
Проехали пару часов, навстречу начал дуть ровный устойчивый ветер, очень горячий, словно приближаемся к работающим дюзам космического корабля. Сигизмунд постанывал сквозь зубы, лицо его быстро обгорело, превратилось в рыхлую вспухшую маску. Он пробовал накрывать голову тряпками, но сухой ветер иссушал кожу, выпивал не только пот, но и вытягивал влагу из тела. Мы чувствовали себя иссохшими скелетами, где вот-вот в мешке из кожи начнут стучать кости. Шлем разогрелся, как сковорода, можно жарить яичницу, Сиг
снял свой, сначала держал на руке, потом привязал к седлу, морда распухла, как булка из печи, доспехи раскалились, да и я ощутил себя консервами в плотно запаянной банке, ну и запахи, конечно, воняет от нас, аж глаза режет. Во рту пересохло, язык царапает десна.Я оглядывался на все стороны, но Сигизмунд, более зоркий, вскрикнул с надеждой в голосе:
– Наконец-то… зеленая степь!
Кони перешли на рысь, торопясь покинуть страшное место. Мы доехали до границы, я невольно остановил коня. Здесь что-то не так, ни один ядерный удар не выжигает землю до спекшейся корки, оставляя в сантиметре рядом нежные цветочки. А здесь как будто гигантским циркулем провели правильный круг, внутри выжжено… доныне, а за невидимой стеной буйная зелень, кузнечики скачут, бабочки, стрекозки, жучки, жужелицы, паучки, муравьи…
Сигизмунд проехал вперед, нетерпеливо оглядывался. В глазах мольба.
– Сэр Ричард… Подальше бы от этого злого места!
– Ты прав, – ответил я. – Место очень злое… Мы рисковали, что поперлись.
– Слава Господу, – проговорил он и перекрестился, – ничего не встретили!
Я тревожно подумал про радиацию, смолчал. Дальше тянулась холмистая равнина, потом двое суток пробирались между желтых округлых гор, похожих на старые ноздреватые картофелины. Все примерно одинакового размера, желтые, и все бы хорошо, но вскоре расстояния между ними расширились, мы постепенно поднялись на возвышенность, я удивленно присвистнул.
Дальше гряда классических гор, с неровными остроконечными пиками, все покрыто снегом, там резкие морщины ущелий, скалы, черные щели, я только такими и видел горные хребты, но что тогда это, что за образования, между которых мы ехали трое суток?
– Дивы дивные, Господи, – проговорил Сигизмунд, но встревоженным не выглядел, для этого надо, чтобы навстречу выметнулся дракон или отряд рыцарей с опущенными забралами и выставленными вперед копьями.
Вершинка холма, мимо которого ехали, показалась срезанной острейшим ножом, а почва – покрыта затвердевшим стеклом. Из этой блестящей, как лед под лучами солнца, поверхности выступало шесть идеально гладких полусфер. Зацикленный на греховности Сигизмунд тут же сравнил их с женскими грудями, вызывающе направленными сосками в небо, как вызов священному небу, но мне они больше показались яйцами сверхгигантских страусов, до половины погруженными в почву.
Я даже не мог на глаз определить размеры, сердце колотилось от странного узнавания. Эти блестящие, как шлемы, купола казались пластиковыми. Или не пластиковыми, но уж очень правильная сферическая форма, природа такого не вытворяет, нет, не пластик, любой пластик за века и тысячелетия уже изъело бы кавернами, изгрызло бы, разве что особый пластик, с перестроенной структурой…
– Сэр Ричард, – сказал Сигизмунд предостерегающим голосом, – сэр Ричард, нам проще прямо… там и тропка…
– Да-да, – ответил я торопливо. – Ты прав, хоть и юн.
Он косо посмотрел на меня, мол, на себя посмотри, но смолчал, мы спустились по тропке в цветущую долину, где и застал нас закат. Сигизмунд хлопотал, соединяя в себе оруженосца, младшего рыцаря и повара, а я сидел у костра, прислонившись спиной в стволу огромного дуба, наслаждался покоем.
Багровые угли зловеще светились, похожие на огромные рубины. В них что-то происходило, ибо сами по себе то вдруг разгорались пурпуром, даже алым, то затухали, покрывались серой накидкой пепла, готового вспорхнуть при малейшем движении ветра, да что там ветра, стоит шевельнуться или шумно вздохнуть, как сразу возгорятся целой россыпью.