Ричард Длинные Руки – воин Господа

– У меня… – сказал я медленно, – это… ну… видения как-то были… Видел как наяву… Только осталось руку протянуть!

Он с облегчением вздохнул, кровь вернулась в щеки.

– Видения, – проговорил он с откровенной завистью, – а я жил в таком медвежьем краю, что ничего не видел, кроме высоких сосен… А у нас они особенные! В пять обхватов, стоят так плотно, что боком не протиснешься… Так и жили мы, не видя других людей. Хорошо, у отца были книги… Сам он читать не умел. Вообще думаю, что не с собой привез, а кого-то ограбил… Больно мой батя не похож на книгочея. А читать меня мама научила… Странные книги! Вроде бы старинные сами по себе, а в них о еще более давних временах…

Мы сидели у костра, подбрасывали веточки в огонь, я слушал его неторопливый рассказ, полный ахов и детского удивления тем, что он вычитал. И хотя говорил только о подвигах, сражениях, перед моими глазами вырисовывалась немножко иная картина.

Люди пришли в эти земли вовсе не из-за жажды приключений, как они расписали в своих хрониках, а просто бежали под натиском более сильных племен и народов. И пришли сюда не племена, как опять же высокопарно в хрониках, а остатки уцелевших, растерявших родню, друзей, даже знакомых. На новых землях, достаточно суровых и бедных, если сравнивать с югом, они селились далеко друг от друга, не чувствуя привязанности или даже необходимости держаться вместе.

Так возникали племена, раздвигались границы, пока не соприкоснулись, не начались трения из-за пастбищ, обрабатываемой земли. Появились группы вооруженных людей, что защищали племя, а потом, окрепнув, начали нападать на соседей. В результате появились крепкие здания из камня, куда в случае необходимости можно было укрыться всем, а еще позже крупные селения начали обносить заборами. Сперва частоколом, а потом из камня.

Долгое время люди даже не замечали, что эти земли все-таки уже заселены. А если и замечали, как замечают прыгающих по дороге зайцев, как видят стада лесных оленей или свиней, то кто станет считаться с правами зверей на эту землю? То же самое и с эльфами, гномами, троллями, кобольдами. Их видели очень редко, а когда встречали, не упускали случай метнуть стрелу или бросить топор.

Правда, потом узнали, что в лесах и горных долинах эльфы создали богатое и могучее королевство, но тем более их надо перебить, а богатства разграбить, ибо не дозволено оленям, лесным кабанам и всяким эльфам владеть тем, чем имеет право владеть только человек. Вот тролли же не владеют, хоть и троллей тоже надо перебить, как и всяких гномов, кобольдов, огров, гоблинов…

Самой большой опасностью были, конечно, огры, жуткие великаны. Жили в пещерах, что, однако, не привычные пещеры, а что-то наподобие муравьиных ходов, источивших древние горы во всех направлениях. Когда-то в них добывали руду древние кобольды, руду выбрали, а шахты и огромные пустоты остались. Огры только приспособили их для себя, кое-где расширили. К счастью, огры жили поодиночке, но, на беду, их нельзя было застать в пещере, выкурить или задушить дымом: все пещеры были проходными. И огры могли уйти и внезапно появиться со спины, а дым свободно рассеивался по тысячам пещер без всякого вреда.

Королевство эльфов довольно быстро пало под неудержимым натиском людей, что были во много раз слабее. Это признавали все. Бежавшие эльфы основали в дремучих лесах и труднодоступных горах новые королевства. Но эти островки уже не могли равняться с былой мощью. Обозленные герои-эльфы в одиночку уходили в леса, где сражали всякого встречного человека, будь это странствующий рыцарь, дровосек или женщина, вышедшая в лес за хворостом или ягодами.

Но пали и эти герои. А могучие маги эльфов отступили перед странной мощью, что несли в себе священники, монахи, аскеты, проповедники, даже богословы.

Эльфы, гномы, огры, подумал я невесело. Ладно, все мы знаем, что были две ветви – неандертальцы и кроманьонцы. Считается, что несколько десятков тысяч лет они жили обособленно, но в конце концов кроманьонцы истребили неандертальцев. И вот мы – потомки этих кровожадных тварей, что перебили родных братьев… просто так. Но есть предположения, что неандертальцы не погибли так уж все. Многие ушли в леса, горы и там дали то, что теперь называем эльфами, гномами, ограми, троллями, гоблинами…

Сигизмунд внезапно умолк, приложил палец к губам. Я застыл, не шевелясь, только следил за ним глазами. Он сделал мне знак чуть-чуть повернуть голову, но не вставать и не хвататься за оружие.

Из темноты, где обрывался освещенный круг, смотрели два глаза. Огромные, как автомобильные фары, только желтые и не такие яркие. И почти на таком же расстоянии один от другого. Лунный свет пробивался сквозь тучи слабо, создавалось впечатление огромной, как танковая башня, головы с плитами и выступами. Внизу на миг распахнулось багровое жерло, я содрогнулся при виде двух рядов жутких зубов, за ними виден сужающийся пурпурный туннель, со всех сторон обсаженный слизью и припухлостями.

Луна задвинулась во тьму, мы видели только два глаза, что наблюдали уже с нечеловеческой злобой. Я услышал рычащий звук, но не понял, то ли рычит у чудовища в животе, то ли во мне или же Сигизмунд нагнетает в себе нечестивую ярость берсерка.

Я тихонько протянул руку к молоту. Глаза погасли, некоторое время оставалось ощущение близости к огромной массе плоти, затем исчезло. Я медленно встал уже с молотом в руке, всматривался в темноту.

– Что это?

– Это порождение южных земель, – проговорил Сигизмунд. Он побледнел, губы тряслись, но явно счастлив, что не струсил, не ударил передо мной, сюзереном, лицом в грязь.

– Далеко же оно забралось, – заметил я тревожно.

– На юге водятся другие звери, – сказал Сигизмунд, я хотел возразить, но подумал про слонов и бегемотов, их не встретишь на Среднерусской равнине, а Сигизмунд добавил поучительно: – К тому же нечестивая жизнь порождает чудовищ.

– Может быть, – сказал я вслух, – там радиация повышенная. Или что-то в траве такое… Непонятно, почему ушло? Ему нас на один зуб.

Сигизмунд подумал, предположил нерешительно:

– А если у этого зверя только голова большая? А сам крохотный… Хотя нет, задница должна быть такой же, для противовеса.

– И лапы толстые, – добавил я. – Иначе подломятся. И брюхо, иначе не прокормишь.

Сигизмунд вздохнул.

– Да, завтра увидим.

Я подумал про динозавров, у которых головки совсем крохотные, но этот закон непропорциональности, похоже, работает только в одну сторону. Зверей с маленькими головками и большими туловищами уйма, а вот наоборот…

– Увидим, – согласился я. – Интересно, как они с хозяевами этих земель, эльфами да гномами? Люди еще могут за каменными заборами отсидеться, но эльфы да гномы и спят, говорят, часто просто в траве. Если такое наступит…

Сигизмунд возразил почтительно, но твердо:

– Хозяин – человек! Всюду.

– Не горячись, – сказал я миролюбиво. – В нашем королевстве поступали по-другому. Мирно продвигались на чужие земли, занятые якутами да эскимосами, селились, торговали, ходили друг к другу в гости. Эскимосы да чукчи учили людей рыбу да тюленей ловить, а люди их – пшеницу сеять да водку из нее гнать… Нет, гнать так и не сумели научить, но пить научили. А потом пошли браки, дети-полукровки, а теперь в тех краях уже и не разберешь, кто человек, кто эльф… тьфу, чукча.

Сигизмунд с недоверием качал головой:

– Дивные у вас земли.

– И люди дивные, – согласился я. – Это называется политкорректностью. Если ты увидишь, к примеру, у человека на носу бородавку, то никогда не заговоришь даже о прыщах. Это для того, чтобы все люди, эльфы, гномы, негры, бушмены не чувствовали разницы в обществе. И чтобы могли селиться и жить бок о бок даже в одних домах, не замечая разницы…

Сигизмунд недоверчиво хмыкал, я слышал, как трещат ветки под его молодым, но тяжелым телом. Я собирался лечь ближе к костру, как вдруг с той стороны костра раздался красивый задумчивый голос, полный музыкальности и изысканности: