Ричард Глостер, король английский

Наконец Маргарет позволила себя убаюкать, и Екатерина, утомленная прошлой бессонной ночью, проведенной возле постели больной дочери, и волнениями этого дня, быстро уснула в объятиях Ричарда, усыпленная его нежностью и трогательной заботой. Сам Ричард чутко прислушивался к би­ению сердца жены, ее пульс разносил живительную силу и по его телу.

На следующий день королева вместе с маленькой дочерью и своим двором переехала жить в Вестминстер к Ричарду Третьему. И хотя король относился к жене так, как и до их размолвки, прежней доверительности в их отношениях не было. Вдобавок их жизнь по-прежнему омрачала не избытая до конца вражда сторонников Йорков и Ланкастеров. Король Ричард доверял своим родственникам и испытанным людям, предпочитая их ставить на важные государственные должности. Приверженцы дома Ланкастеров снова сказались оттесненными от управления страной, что не могло не вызвать их недовольства. Екатерина все больше переживала за них, но ничем не могла помочь им, поскольку ее мужу не нравилось, когда она просила за кого-то из них, Особенно Ричард возмутился, когда застал Екатерину оплакивающей своего кузена Генриха Тюдора в годовщину его гибели.

– - Не годится поминать плохим словом умершего, но я настолько стыжусь родства с Тюдором, что вовсе не упоминал бы о нем, в отличие от вас, - резко сказал король жене.
– Как вы можете оплакивать человека, который не гнушался никакими средствами борьбы против меня, строил коварные козни мятежника при дворах европейских государей, и отдал приказ об убийстве моих несовершеннолетних племянников?!

Само имя этого сына сводного брата Генриха Шестого, чуть не погубившего весь род Йорков, так и осталось кошмаром для Ричарда Третьего.

– - Генрих приходится мне братом, и потому Господь повелевает мне любить его и печалиться о нем, не смотря ни на что, - сквозь слезы ответила ему Екатерина.
– Он мог бы быть гораздо лучшим человеком, ес­ли бы не наша злополучная семейная вражда.

– Очень сомневаюсь, - сухо проговорил Ричард.- Ваш кузен Тюдор слишком явно обнаруживал свою жестокость, коварство, расчетливость, скупость, злопамятность и неумение прощать. К моменту нашей встречи на поле битвы Босворта в нем почти не осталось человеческой души. Порывы сердца он заменил сухим расчетом, стремление к подвигу - тщательно взвешенным регламентом, возвышенный дух - мертвыми догматами. Горе и притеснение он нес англичанам, и я молил бога, чтобы он послал мне силы одолеть его и избавить от него Англию. Этот человек вообще был опасен тем, что свои злые умыслы он без колебаний приписывал другим, и позорил их...

Ричард продолжал свою обвинительную речь, стремясь, чтобы жена была всецело на его стороне, а Екатерина вспоминала свою последнюю встречу с кузеном в Провансе. Тогда Генрих Тюдор был двадцатилетним юношей, вечно подавленным своим униженным положением изгнанника, и все же не окончательно потерявшим добрых чувств к остальным людям. К ней же он проявлял искреннюю привязанность и обещал, что не пожалеет своей жизни ради того, чтобы вернуть ей ее законное наследство. Екатерине Генрих Тюдор казался самым благородным, отважным и самоотверженным рыцарем на свете, и ей немало горя причинили ужасающие метаморфозы, произошедшие в его душе. Кузен не мог одолеть искушения властью, предложенной ему мстительной Маргаритой Анжуйской ради победы над Йорками, и переступил почти через все нравственные законы. Но, не смотря на его моральное падение, Екатерина упорно не желала отказываться от своей лю­бви к нему, и продолжала искать в нем хорошие черты.

– - Ты во многом прав, Ричард, но мой кузен имел свои положительные качества, о которых ты можешь не знать, - мягко обратилась Екатерина к мужу, стараясь в свою очередь заставить его принять ее точку зрения.
– Генрих также радел о благе Англии, мечтал видеть ее сильной, процветающей, думал привлечь в Лондон самых знаменитых ученых Европы. Он собирался реформировать исполнительную и судебную власти в тот порядок, который привлек его внимание во Франции.

– - Французские порядки в Англии?! Просто невозможно!
– вознегодовал Ричард Третий.
– Это бы сломило свободный дух англичан, они бы стали несчастнейшими людьми при правлении Тюдоров, как и многие французы. Французские крестьяне живут в ужасной нищете, не знают, что такое мясо, и лишь по праздникам кладут в суп кусок сала: англичане же пьют воду только в наказание и ходят в добротном сукне и хорошей обуви. Любого француза могут осудить без суда и следствия по приказу его сеньора, дело англичанина рассматривается в открытом суде, в присутствии многочисленных присяжных. Наши английские законы, стремящиеся к подлинной справедливости, самые лучшие на свете, и весь мир только выиграл, если бы перенял английский стиль жизни.

– Но управление страной методами французов сделало бы английское государство более жизнеспособным и эффективным. Англия выдержала бы нарастающую конкуренцию остальных стран Европы, - заметила Екатерина, и примиряющим тоном добавила: - Я вовсе не призываю, Ричард, до мелочи копировать государственное устройство Франции, но перенять его лучшие черти и приспособить их к английским условиям.

– Хорошо, я подумаю над этим вопросом, Кэти, хотя бы для того, чтобы ты поменьше сожалела о твоем недостойном кузене, - нахмурившись, пообещал Ричард.

Неохотное обещание мужа мало удовлетворило Екатерину, ей казались необходимыми дополнительные меры с ее стороны по укреплению английского государства. Она знала, как много людей с государственным складом ума среди сторонников Ланкастеров остались не у дел, и решила приложить, все свои усилия, чтобы использовать их таланты и способности на благо Англии.

В первую очередь Екатерина решила привлечь к себе Джона Мортона, епископа Илийского, несмотря на то, что он был злейшим врагом Ричарда Третьего. Королева помнила о том, что Мортон был ближайшим советчиком Генриха Тюдора во всех делах, касающихся, управления страной, и многие государственные реформы ее кузен задумывал именно с подачи епископа Илийского. Если нравственность Мортона могла подвергаться суровому осуждению, то, как государственный деятель он стоял на голову выше многих политиков Европы, и Екатерина хотела этим воспользоваться.

Епископ Илийский не посмел пренебречь приглашением королевы, но Екатерина видела, что оно ему не по душе, - свой визит к ней он считал пустой тратой времени.

– Благодарю вас, ваше преосвященство, за вас скорый приезд ко мне, - улыбнулась она ему.
– Признаюсь, я очень хотела вас увидеть.

– Буду рад служить вам, чем только смогу, ваше величество, но вряд ли в моих силах, с моим ничтожным положением сделать что-либо существенное для вас, - равнодушно отозвался епископ Мортон.
– И вообще мое присутствие в Вестминстере мне кажется неуместным.

– - Епископ, вы сердитесь на меня, потому что вам кажется, будто я недооцениваю вас и ваш незаурядный ум, но поверьте мне, это не так, - просто сказала Екатерина.
– Я ценю и уважаю вас настолько, что именно вас я намереваюсь в первую очередь продвигать на государственной службе.

– - Вряд ли это возможно без согласия короля, а он ни за что не допустит моего возвышения, - недоверчиво произнес Джон Мортон.

– - Я назначу вас своим официальным духовником, и вы станете кардиналом Вестминстерским, получите право заседать в Государственном совете, - ответила ему королева.
– Большего я пока не смогу сделать для вас, епископ, но поверьте мне - это только начало, Я не упущу возможности содействовать вашей карьере, если вы только согласитесь на мое предложение.

– Разумеется, я согласен, - с заблестевшими от радости глазами сказал Джон Мортон. Он даже свое богатство не ценил так, как возможность применить свои способности.
– Вы можете всецело рассчитывать на мою ли­чную преданность вам, ваше величество.

– - Со своей стороны я попрошу вас проявить ко мне милосердие, ваше преосвященство, - грустно улыбнулась королева Екатерина.

– - Какого же милосердия вы ждете от меня, моя королева?
– удивился Джон Мортон.

– - Я знаю о ваших враждебных отношениях с королем Ричардом и сомневаюсь в том, что они изменятся, - вы часто выражаете несогласие друг с другом, - призналась королева.
– Я прошу вас по возможности воздержаться от мстительности по отношению к королю, который наверняка будет круто с вами обходиться. И если, не смотря на мои просьбы, вам все-таки захочется погубить его, то прошу вас, изведите сначала меня, поскольку сознание того, что я способствовала его гибели, предоставляя вам власть, станет для меня невыносимым мучением. Мой муж - самое дорогое, что у меня есть, и я все равно не смогу прожить без него.

Холодная эгоистичная натура Джона Мортона до сих пор не знала настоящей привязанности ни к одному человеку, но самоотверженные слова Екатерины тронули даже его. Теперь он явно отделял Екатерину от всех осталь­ных людей, ведь только ей удалось вызвать в нем желание самому совер­шить благородный поступок.

– Не волнуйтесь, моя королева, моя личная преданность вам будет стоять выше любой обиды, причиненной мне королем Ричардом, - с поклоном произнес епископ Илийский.
– Меня будет удерживать сознание, что причинить зло королю, означает тем самым задеть и вас. Этого я никогда не допущу.