Ричард Львиное Сердце. Король-рыцарь

Забытый Иерусалим

Однако Ричард не спешил ни в Аскалон, ни в Иерусалим. Он предпочел укрепить Яффу, куда он прибыл 10 сентября. Историки, как и современники короля, долго спрашивали себя о причинах такого выбора. Хронисты обращают внимание на дивизии, которые появились в этот период в армии крестоносцев. Одни настоятельно рекомендовали отправиться как можно скорее в Аскалон, чтобы захватить его до окончательного разрушения. Это было большей частью желание Ги де Лузиньяна, напрямую заинтересованного в таком ходе событий, так как Ричард пообещал дать ему сеньорию Аскалона. Другие, более многочисленные среди простых воинов, хотели, наконец, атаковать Иерусалим, Святой город, чтобы выполнить главную задачу паломничества. Третьи, особенно многочисленные среди заморских христиан и французов, указывали на риск, которому подвергается экспедиция внутри страны, далеко от берега и поддержки флота, и настаивали на том, чтобы построить как можно ближе к Иерусалиму надежный порт, куда могла бы в будущем приходить помощь от европейцев. Ричард объяснил им ситуацию и вернул армию в Яффу, где она снова, на протяжении всего периода пребывания, то есть двух месяцев, предавалась наслаждениям отдыха, что еще больше возмутило моралистов и на что также откликается Амбруаз. Для них крестовый поход — это святая и набожная война, и ее успех зависит в большей степени от моральной чистоты крестоносцев, чем от стратегических решений^{17 [402]} .

402

17 Ambroise, v. 6989.

Это решение, однако, было вполне объяснимым: армии был необходим отдых после тяжелых сражений при Арсуфе. Реконструкция и укрепление надежного порта вблизи Иерусалима в будущем очень могло бы пригодиться. К тому же король не был уверен, что христианам удастся спасти Аскалон от начавшегося разрушения, и еще менее уверен, что удастся легко захватить Иерусалим, который защищают мусульманские силы Саладина. Но решиться на это было необходимо, так как освобождение Иерусалима — это конечная цель крестового похода. Ричард считал, что может достичь ее, о чем свидетельствует письмо, датированное первым октября, в котором он выражает твердое намерение вернуть в ближайшее время Иерусалим и Гроб Господень, перед тем как вернуться домой^{18 [403]} . Это отступление, однако, было плохо воспринято большинством крестоносцев, в том числе и Амбруазом, хотя он очень благосклонно относится к Ричарду. Он подчеркивает недовольство многих людей, разочарованных в таком выборе, отдалявшем их от Иерусалима, к которому они были так близки. Продолжатель Гийома Тирского относит к предательству французов Гуго Бургундского это решение, в равной степени шокирующее и противоречащее общим ожиданиям, путая, вероятно, этот эпизод с другим наступлением на Иерусалим, о котором мы поговорим позже. Он показывает Ричарда, приближающегося к городу и уже заметившего Башню и Гроб, но с бешенством в сердце вынужденного отказаться из-за предательства французов Гуго Бургундского, который тоже несет ответственность:

403

18 Письмо переведено Дж. Джилингемом в Gillingham J. Richard Coeur de Lion. P. 260.

«Когда король прибыл на возвышенность Монтжуа, которая находится в нескольких лье от Иерусалима, и он увидел Святой город Иерусалим, и он спустился, чтобы помолиться. Так как это было обычаем всех пилигримов, которые отправляются в Иерусалим. Когда король стоял так, ему пришло послание, в котором говорилось о том, что армия герцога Бургундского и часть греков возвращаются в Акру. Услышав это, король начал плакать от отчаяния и вернулся в Яффу»^{19 [404]} .

404

19 La continuation de Guillaume de Туг. P. 134.

После того как Ричард съездил в Акру за Беренгарией и Жанной, он вернулся в Яффу, где он взялся за реконструкцию и укрепление крепостей города. Несколько стычек имело место в окрестностях, и сам король в них участвовал, пренебрегая опасностью, к большому волнению своих близких, сильно обеспокоенных его участием в подрывной деятельности. Одна из этих стычек могла очень плохо закончиться, если бы не вмешательство одного из рыцарей, Гийома де Прео, который отвлек внимание сарацинов на себя и дал Ричарду возможность скрыться^{20 [405]} .

405

20 Ambroise, v. 7090, Itinerarium, IV, 28, Gesta Henrici, II, 192; Roger de Hoveden. Chronica, III, 133.

Кроме реконструкции Яффы, Ричард в течение этих двух месяцев, октября и ноября 1191 г., предпринял различные дипломатические шаги. Первый шаг был в сторону генуэзцев, до этого находившихся в стороне из-за связи с соперником Филиппом Августом. Являясь отныне единственным военачальником, он повел политику равновесия между пизанцами и генуэзцами. Он озвучил свое намерение попытаться совершить наземную и морскую экспедицию в Египет, рассматриваемую как ключевую на пути к овладению Иерусалимом. Людовик Святой полвека спустя будет проводить ту же геополитическую концепцию, планируя напасть прямо на Дамьетту, Мансуру и Каир, но после провала довольствуется укреплением Яффы. Ричард отдавал себе отчет: чтобы привести подобную экспедицию к успеху, нужна флотилия со всех итальянских городов, хозяев морей, особенно флотилия Генуи, довольно активная в этом регионе с первых моментов крестового похода.

Другой шаг был совершен в сторону Саладина, при посредничестве его брата аль-Адила Саиф аль-Дина, которого западные хронисты называют Сафадином. С его помощью Ричард попытался получить удовлетворяющее соглашение после двух его побед. Для этой цели ему надлежало сгладить наиболее неровные точки соприкосновения, которые существовали между двумя сторонами, а именно передача Святого Креста, Иерусалима и прибрежной территории, а если возможно, то и до Иордании. Аргументация двух государей, приведенная арабским хронистом Баха ад-Дином, показывает дипломатические методы сближения, которые в ходе войны помогают аккуратно разрешить проблемы между христианами и мусульманами. Она также указывает основные цели войны и соответственный религиозный менталитет двух лагерей, включающий свои традиции и различные предсказания, но еще больше важность, которую придают оба правителя Иерусалиму, извечному яблоку раздора между христианами и мусульманами:

«26 рамадана (17 октября 1191 года) была очередь аль-Малика аль-Адила стоять на дежурстве; король Англии попросил прислать ему посланника; (...) он ему предоставил письмо к султану такого содержания: „Ты его поприветствуешь и скажешь ему, что мусульмане и франки измотаны, что страна в руинах, что блага и жизни были принесены в жертву с обеих сторон. Время заканчивать с этим. Единственными спорными вопросами остаются Иерусалим, Крест и земля. Иерусалим для нас — символ веры, от которого мы не можем отказаться, даже если бы остался один человек. Земля должна быть нам возвращена до самого Иордана. Крест для вас лишь кусок дерева и не представляет никакой ценности, в то время как для нас он очень много значит: пусть султан вернет нам его, и мы оставим вас в покое; мы сможем отдохнуть от постоянной усталости".

Прочитав это сообщение, султан созвал государственных советников и спросил их, какой дать ответ. Потом он написал: „Иерусалим так же наш, как и ваш. Для нас он даже более священен, чем для вас, потому что отсюда отправился в ночное путешествие наш пророк, и здесь соберется наша община (в Судный день). Не воображайте себе, что мы можем от него отказаться не договорившись. Что касается земли, она полностью принадлежала нам, а вы только недавно пришли сюда; вы захватили ее лишь из-за слабости мусульман, которые там проживали, и Бог не позволит вам забрать ни единого камня, пока идет война. Наконец, Крест, обладание им нам на руку, и мы расстанемся с ним лишь в случае достойного, выгодного обмена для всего ислама”»^{21 [406]} .

406

21 Baha ad-Din // Gabrieli F. Chroniques arabes des croisades. P. 252-253.

Эти два вопроса стали основными камнями противоречия между двумя лагерями. В течение двух месяцев, октября и ноября, переговоры происходили между Ричардом (в присутствии Онфруа де Торона, который говорил по-арабски) и Маликом аль-Адилом, дипломатом, не имеющим себе равных, способным создать атмосферу взаимного доверия и уважения, в чем позже упрекнули Ричарда, обвиняемого в слишком дружелюбном отношении к неверным. Хронисты обоих лагерей сообщают о брачном соглашении, предназначенном для того, чтобы положить конец конфликтам. 20 октября Ричард предложил аль-Адилу свою сестру Жанну в жены, если Саладин передаст молодоженам земли Палестины, которую желают обе стороны. Согласно Дж. Джилингему, речь здесь шла как с одной стороны, так и с другой (особенно со стороны Ричарда) о своего рода дипломатической игре, преследующей цель разделения лагеря противника, в которую включится также заинтересованный Саладин^{22 [407]} . Это толкование не является точным, но кажется, что мусульмане восприняли всерьез это предложение и рассматривали его как удобный способ достижения мира. По крайней мере, так утверждает один из мусульманских хронистов, который приписывает провал этой попытки давлению, оказываемому на Жанну христианскими вождями, считавшимися слишком «нетерпимыми» и настаивавшими, чтобы она не соглашалась «отдаться мусульманину»^{23 [408]} . Христианские хронисты обладали множеством фактов, подтверждающих категорический отказ Жанны выходить замуж за «неверного». Как бы там ни было, этот проект не имел продолжения, и Ричард, сохраняя учтивые отношения с обоими мусульманскими государями, готовился к экспедиции против Иерусалима.

407

22 Gillingham J. Richard Coeur de Lion. P. 196; Brundage J. A. Richard Lion Heart. P. 149; Labande E.-R. Les filles d’Alienor d’Aquitaine: etude comparative. P. 109-110.

408

23 Imad ad Din al-Isfahani. Conquete de la Syrie et de la Palestine par Saladin. P. 349-351. Baha ad-Din // Gabrieli F. Chroniques arabes des croisades. P. 256-257.

Он предпринял ее 31 октября 1191 г., предоставив своим близким заботу об укреплении стен Яффы. Его продвижение в сторону Святого города было остановлено стычками и столкновениями, порой серьезными. Так было и 6 ноября, когда тамплиеры, отправившись в сопровождении оруженосцев за фуражом, были схвачены бедуинами, которые собирались их уничтожить, если бы на помощь не прискакали пятнадцать рыцарей под предводительством Андре де Шовиньи. Но их, в свою очередь, окружило мусульманское войско, гораздо более многочисленное. Мало-помалу стычка перешла в ожесточенную схватку, в которой участвовало, как утверждает Амбруаз — несомненно, преувеличивая, — до четырех тысяч человек. Сражение обернулось для крестоносцев бегством, пока Ричард лично не пришел на помощь, несмотря на протест его советников. Если верить Амбруазу, Ричард, возмущенный их слишком осторожными советами, дал им высокомерно-спесивый ответ, передающий весь смысл солидарности, которая была так присуща его репутации короля-рыцаря:

Король побледнел;

И сказал: «Какой же я король,

Если они погибнут,

А я не оказал им никакой помощи!»^{24 [409]}

22 ноября армия Ричарда достигла Рамлы, тоже разрушенной войсками Саладина. Она разбила себе лагерь, где пребывала шесть недель под непрерывным дождем, пока Саладин в Иерусалиме продолжал укреплять город и готовиться к осаде, которая, как он считал, была неизбежна. Амбру аз рассказывает о неудобствах и страданиях, стойко перенесенных в надежде скоро достичь Иерусалима:

409

24 Ambroise, v. 7344.