Рифейские горы

До этого Лидас только сам любил, мучительно, потому что без взаимности, отчаянно и глухо, с одной лишь надеждой, что чувства этого на их двоих с Айной хватит. Не хватило... Любить или не любить заставить себя невозможно. А уж что тогда говорить о других, если с собой справиться не можешь?

– У тебя когда срок?- спросил, резко меняя тему. Стифоя покраснела от смущения, но ответила:

– В конце января, господин.

– Так ты уже знала ещё до моего отъезда?!- Лидас ещё раз смерил девушку взгля-дом. Свободное платье с тоненьким пояском, кружевная шаль на плечах, скреплён-ная на груди бронзовой застёжкой. За всей этой одеждой живот почти не виден, но в фигуре и в движениях уже появилась свойственная всем будущим матерям мягкость, осторожность.

Стифоя не ответила, виновато опустила голову.

– Почему не сказала никому? Мне не сказала?

– Я думала, госпожа... Думала, госпожа будет очень недовольна,- набравшись смелости, она всё же взглянула ему в лицо - глаза их встретились на короткий миг - и Стифоя снова отвела взгляд.

– Она же добрая,- невольно вырвалось у Лидаса.

– Да, господин, но я же не знала тогда...

Лидас рассмеялся в ответ, а сам подумал с горечью без всякой радости: "Конечно, кто из нас знал тогда, что вся её любовь, вся её ревность - это лишь игра, бездарная игра в чувства? Никто из нас не знал: ни я, ни ты, ни сама Айна..."

– Я решил дать тебе вольную, независимо от того, кто родится. Но ребенок, во всяком случае, останется здесь.

– Вы примете его господин?!- Стифоя взглянула на Лидаса с изумлением.

– Конечно же!- Лидас улыбнулся. "Ей идёт куда больше, когда она улыбается. Как мало же надо иногда, чтоб доставить другому радость..."- И тебя отсюда гнать никто не собирается. Захочешь остаться во Дворце, - пожалуйста.

– Спасибо вам, господин!- глаза Стифои чуть не светились от счастья. О большем она и думать не смела. Быть рядом с любимым мужчиной, быть матерью его ребёнка, иметь возможность видеть его хоть каждый день... Сейчас-то, от того, что он обра-тил на ней внимание, говорил с ней, аж ноги подкашивались, как от мгновенной слабости. Стояла, глаз поднять не смея, но исподволь любуясь им, каждым его дви-жением.

Лидас чувствовал этот её взгляд на себе, поэтому и некоторая скованность была ему понятна, хотя и не совсем. Не думал сам никогда, что присутствие рабыни может вызывать такое смущение. Когда лишь большим усилием воли приходится застав-лять себя быть беззаботным, спокойным, как обычно.

– Альвита уже осматривала тебя? Кого ты сама ждёшь?- Лидас старался не отхо-дить от темы, связывающей их двоих, - их общего ребёнка, чтоб не выказывать излишней заинтересованности. А сам понимал, что совсем не знает эту Стифою. Кто она? Откуда? По купчей она лагадка. Лагады соседствуют с иданами, часто их даже путают между собой, хотя между ними почти никакого сходства, кроме одного: оба народа живут в Иданских горах. Если ехать к иданам, лагадов никак не минуешь, они занимают земли у подножия гор, вокруг болотистых берегов Стирингского озера. Вода, камыши, сотни крошечных островков - для земледелия бесполезная земля. Потому аэлы смирились с такими соседями. Народ лагадов немногочисленный, живёт охотой и рыболовством, никогда не пытался воевать с потомками Солнцели-кого. Исправно платит все налоги сушёной и копчёной рыбой, вяленым мясом и живой птицей, даже перья стирингских цапель для столичных модниц сдают, как положено, не требуя платы - всё в счёт налогов. С неуплатой у аэлов строго, могут и детьми забрать недоимки.

Может, и эта Стифоя из таких, вот, кого взяли в счёт налогов. Айна же что-то гово-рила... "...Она попала в наш город совсем малышкой...", так, кажется.

Интересно, а кто был её прежним хозяином?

– Я не знаю, господин,- Стифоя отвлекла Лидаса от его сумбурно несущихся мыс-лей,- госпожа управительница говорит, что по форме живота и по другим признакам наверняка будет мальчик.- На щеках её горел румянец смущения. Столь пристальное внимание к собственной персоне её пугало. Да ещё этот прямой взгляд господина, его знакомая до дрожи лёгкая улыбка в уголках губ. В этой улыбке ни капли на-смешки, одно лишь понимание. Будто и ему самому не раз приходилось попадать в неловкое положение, когда кажется, что все вокруг видят твою неуклюжесть, твою скованность и начнут смеяться над тобой с минуты на минуту.

– А сама кого больше хочешь? Девочку или мальчика?- Лидас повторил вопрос.

– Я ещё и не думала совсем, господин,- Стифоя повела плечами, а потом искренне призналась:- Вам же, наверное. Лучше будет, если мальчик родится... А мне лучше, как вам...

Лидас рассмеялся. Её честность показалась ему забавной. Стифоя тоже улыбну-лась, добавила:

– От нас, людей, мало, что зависит. Как Создатель решит, тот и родится...

– И вправду!- Лидас опять рассмеялся. Он чувствовал, что смех добавляет ему свободы, какой-то ребячьей раскованности и лёгкости. И Стифоя, будто, тоже по-немногу освободилась от напряжения. Чаще стала поднимать на Лидаса глаза, смот-реть смелее, без страха и внутренней скованности.

Эта естественность шла ей куда больше. Глядя на неё, Лидас не мог отделаться от одной мысли: "Как женщину ты узнал её раньше, чем как собеседницу. А ведь всё должно быть наоборот! Сначала знакомство, общение, а постель - это последнее. А тут же - всё кувырком! А если так, то что тебя смущает? Что в этой девчонке такого, что заставляет дрожать голос и пальцы? Вон, письмо даже пришлось положить на место, и прочитать не удалось..." В её искренности, в её нескрываемом обожании, в этой неопытности в проявлении чувства есть что-то приятное, какое-то незнакомое удовольствие. Приятно осознавать, что тебя любят, что ради тебя другой человек на всё пойдёт.

Эге, это же как раз то, что владело Айной, когда она швыряла в тебя подарки и обзывала страшными словами в нелепых обвинениях. Чувство полной, абсолютной власти над другим! Опасное чувство! Есть в нем что-то неприятное, как пятно от сажи. Как вымазался и не заметишь даже, а потом попробуй ототрись...

Ну и чувства ответного здесь тоже быть не может! Она же рабыня, пускай даже она и будет матерью твоего ребёнка. Но ты уже женат, у тебя есть Айна, и она просто посмеётся в ответ на такое нелепое предложение. Сменить дочь Воплощённого на рабыню-лагадку?! Нелепо и глупо! Но и жить рядом с женщиной, которая к тебе равнодушна, а Айна этого уже не скрывает - тоже не мёд.

Но судьба твоя, видно, такова, что быть тебе всегда рядом со своей женой, терпеть её, любить и заботиться о ней. К тому же и ребёнок скоро родится, а это многое меняет.

Это значит, что тебе, девочка, придётся забыть о своих чувствах, смириться со своим положением наложницы. Но, главное, не рабыни, уж это-то я могу тебе обе-щать.

Молчание затянулось, и Стифоя не выдержала первой. Удалилась из комнаты с почтительным поклоном, и Лидас, проводив её глазами, подумал: "Тебе тоже пора идти отсюда."

С Кэйдаром они столкнулись у самого порога, Лидас даже отступил на шаг, взгля-нув на Кэйдара:

– Что... что случилось? У тебя такой вид, будто за тобой демоны гнались...

– Демоны?..- переспросил Кэйдар хрипло. Глаза огромные, чёрные, с лихорадоч-ным блеском.- Я её сейчас видел...

– Кого?- Лидас понял не сразу. Все проблемы и суета, связанные с поимкой беглой рабыни, прошли как-то мимо него. Айна пыталась ввести его в курс дела, что-то рассказывала, Лидас мало что понял, да и не стремился понять. В дела Кэйдара он не вмешивался принципиально. Особенно с недавних пор, после того случая с продажей телохранителя. Обида осталась и недовольство. Как он смел распоряжаться чужой собственностью?.. И ведь даже не извинился... Не объяснил своего поведения!..

– Виэлийку! Кого же ещё?!- Кэйдар, хромая сильнее обычного, быстрым шагом прошёл через всю комнату, без сил рухнул в кресло, стискивая пальцами подлокот-ники.- Я видел её, понимаешь! Прямо на улице!.. Шла как ни в чём не бывало... По своим делам!.. Пятнадцать тысяч за её поимку назначено, а она спокойно разгуливает себе по городу...

– Смелая женщина,- заметил Лидас, с уважением и удивлением дрогнув бровями. Он видел виэлийскую царевну всего несколько раз и лишь однажды говорил с ней. Слабое на вид, болезненное существо, ещё почти ребёнок. Умудрилась обмануть саму Альвиту, дворцовую охрану и сбежать. Такая смелость достойна уважения.