Рим или смерть
Шрифт:
– Тогда готовьтесь к атаке, - радостно воскликнул он.
– Вы получите тысячу пехотинцев и два эскадрона кавалерии!
Ночная вылазка так и не состоялась. Вместо кавалеристов Розелли прислал со штабным офицером сухую записку:
"Гарибальди, среди поросших кустарником холмов и в густых виноградниках кавалеристы станут легкой добычей снайперов. Это уж наверняка будет бессмысленным побоищем. Что же до двух линейных полков, то полагаю более разумным направить их на защиту Трастевере. В дальнейшем, если удастся создать сильный ударный отряд, нанесение
С уважением
главнокомандующий войсками Римской республики
дивизионный генерал Пьетро Розелли.
Рим, 27 июня 1849 года".
Гарибальди в бешенстве разорвал письмо на мелкие куски.
– Да он что, издевается надо мной?! Вместо подкреплений присылает свою идиотскую писульку. Что ж нам теперь, умирать здесь, под ядрами? Нет уж, благодарю покорно!
– он бросил быстрый взгляд на Манару.
– Соберите и постройте легион. Возвращаемся в Трастевере. Будем там сражаться на баррикадах.
Манара видел - Гарибальди вне себя от гнева и сейчас выполнит свою угрозу, оставит позиции на холмах и спустится в город. И это будет концом обороны, ее гибелью. Надо во что бы то ни стало его разубедить!
– Гарибальди, поверьте, я тоже знаю цену Розелли!
– спокойно, неторопливо, как всегда в тяжелые минуты, заговорил он.
– Но и его можно понять.
Гарибальди озадаченно смотрел на Манару.
– Понять Розелли?!
– Да, такая атака и впрямь выглядит слишком рискованной.
– Для него, но не для меня, - зло бросил Гарибальди.
– В том-то и дело!
– подхватил Манара.
– Он воюет согласно доктрине, а вы зачастую - ей вопреки.
– И заметьте, дорогой мой Манара, побеждаю!
– И этого Розелли не в состоянии простить вам.
– Потому что он чиновник от инфантерии!
– в сердцах сказал Гарибальди.
– Армии нужны и чиновники, добросовестные исполнители приказов. Розелли был бы, вероятно, отличным офицером под вашим началом. А Розелли в роли главнокомандующего - нелепость.
– Мадзини так не считает!
– Мадзини прежде всего политик, а в политике свои законы.
– Я в его дипломатических хитросплетениях вконец запутался. Боюсь, он - тоже.
– Нет, Гарибальди, в политике он видит далеко, дальше нас всех. Сейчас Рим можно спасти только путем дипломатических переговоров. Право, все не так уж безнадежно. Главное, продержаться как можно дольше. Здесь, на Джаниколо.
– Он испытующе посмотрел на Гарибальди - убедил или нет? Ну а с ночной атакой я бы повременил, пока не соберем мощный ударный отряд. Пожалуй, тут Розелли прав.
– Сомневаюсь, - пробурчал Гарибальди.
– В любом случае он мог бы сам приехать и изложить свои резоны, а то шлет... предписание.
– Верно. Но поймите же, судьба Рима важнее личных обид!
– Не стройте иллюзий! Судьба Рима предрешена, - с горечью сказал Гарибальди.
– А вдруг... Но если и так, мы оставим потомкам пример стойкости.
Душа обороны вы, Гарибальди, и по вас будут судить обо всей республике. Не дайте врагам втоптать в грязь нашу посмертную славу!Гарибальди махнул рукой.
– Вам бы проповедником быть, Манара. Ладно, я остаюсь.
Глава двенадцатая
Я ОБЕЩАЮ ВАМ ОДНИ ЛИШЕНИЯ
Бомбы и ядра с грохотом разрывались в парке и у самой виллы. Гарибальди, Сакки и Манара сидели, сняв мундиры - июньское солнце палило нестерпимо, - и обедали, не обращая внимания на артиллерийский обстрел. Гарибальди ел молча, глядя прямо перед собой - всего час назад он приговорил к расстрелу офицера-неаполитанца из легиона Медичи. Офицер этот ночью самовольно, никого не предупредив, оставил свой пост. Даже подумать страшно, что бы произошло, начни французы в тот момент атаку!
В коридоре послышались торопливые шаги, дверь распахнулась и... вошла Анита. Он не поверил своим глазам, нет, точно, это была его Анита! Он вскочил.
– Анита, ты здесь?!
Сакки и Манара хотели уйти, но Гарибальди их остановил.
– Куда же вы, друзья, разделите с нами радость?
– Ты рад, да?
– воскликнула Анита.
– Значит, ты меня прощаешь?
– Ты всегда была безрассудной, Анита. Что уж тут поделаешь.
– Не могла я больше сидеть и ждать там, в Ницце!
– Но как ты сюда добралась под огнем?
– О, ваша жена в храбрости не уступит любому из наших офицеров! сказал Векки, который привел Аниту на виллу Спада.
– Хосе, - так на испанский лад Анита звала мужа, - по дороге сюда синьор Векки сказал, что ты приговорил к смерти одного офицера. Я знаю, он струсил. Но прошу, помилуй его. Ради нашей встречи.
Гарибальди нахмурился. Долго молчал, потом ответил:
– Не могу. Пойми, ну никак не могу! Сорную траву вырывают с корнем. Пусть все знают - трусам нет и не будет пощады... Ты садись, Анита, садись! Поешь с нами, проголодалась ведь.
– Мы пойдем, - сказал Сакки, вставая из-за стола. За ним поднялись и остальные. На этот раз Гарибальди не стал их удерживать.
Загрубевшими пальцами она нежно гладила его лоб, глаза, щеки, а он, обнимая ее, никак не мог поверить, что Анита с ним рядом, на этой полуразрушенной вилле.
– Родной мой, теперь все будет хорошо!
– шептала она.
– Кончилась наша разлука. Я так по тебе истосковалась, Хосе.
– Но почему ты не отвечала на письма? Чего я только не передумал!
– Как же я могла? Две недели до тебя добиралась.
Он вдруг запоздало ужаснулся - ведь ее по дороге могла задержать королевская застава или папские головорезы, и тогда плохо бы ей пришлось. Этот страх за нее Анита прочла в его глазах и спокойно объяснила:
– Так ведь я под чужим именем ехала. И потом, сейчас на дорогах столько беженцев, бродяг, что всех не остановишь.
– Да, но ты и через занятую австрийцами Тоскану проехала! воскликнул Гарибальди.
– А уж австрияки люди методичные, проверяют всех подряд.