Рим. Новый Порядок. Том 1
Шрифт:
Разорение севера Италии повергло в панику, ярость, вызывая самые острые чувства общества. Равнодушным никто не был. Даже рабы, которым было наплевать на дела господ, и те как-то шушукались по углам, было видно что ведут себя как-то необычно. К сожалению, я большую часть жизни пока живу в Палатиуме, и не очень ясно, как реагируют и о чем говорят люди в Городе. Тертуллиан говорит мне что люди возмущены, и надеются на скорое наказание наглых варваров.
Летом, усугубляя состояние людей, пришла новость что маркоманы взяли Аквилею. В день когда узнал новость, я стоял у окна в Палатиуме и смотрел с высоты холма на Город. Конечно я знал в прошлой жизни что он был прекрасен и красив в своем расцвете сил. Видел я и много фотографий сохранившихся зданий, и картинки реконструкции. Думаю, все хотели бы сейчас оказаться на моем месте и смотреть на Город с этого ракурса.
Был уже вечер, солнце шло в закат, и в этот момент я вдруг отчетливо понял как прекрасен этот город. Город, с большой буквы. Как он величественен. Туристы, моего
Смотря в окно, я вспомнил, из истории, как варвары накатывали волнами и захлестнули Империю. Они хотели стать богаче, стать частью этого мира. Но своим скудоумием, не могли понять, что нужно было стать самим римлянами не только по месту, но и факту, по мысли. Как нельзя кстати варварам подходит поговорка: можно вырвать человека из села, но невозможно вырвать село из человека. Увы, они разрушили и даже не осознали этого, мысля сельскими категориями. Лишь спустя тысячу лет, после падения Империи, народы Европы вдруг поняли, что Римской Империи и нет. При этом паразитируя и пользуясь наследием Империи. Но не смогли сохранить это должным способом. Чего уж говорить о преумножении. Возрождение произошло спустя Темные века разрушения. Да, нынешние народы гордятся римской цивилизацией. Но это пасынки, это не прямые наследники.
Видя этот мир, и пользуясь его достижениями, я отчетливо для себя, в этот момент, осознал что ненавижу варваров. Тех, кто уничтожил Рим. Да, он имел кучу внутренних противоречий и проблем. Но, мирные годы могли бы дать время приспособиться, решить их. Все эти гордые римляне, в будущем, станут рабами варваров. И меня заполнил гнев. Это великая несправедливость! Не бывать этому! Не достойны эти дремучие варвары лапать прекрасную Империю.
Да, возможно, Империя не совсем прекрасна. Но я приложу руку решить эти проблемы. Я постараюсь. Я положу свою жизнь на то, чтобы варвары не уничтожили Империю. И когда я подумал об этом, меня вдруг охватила легкость и спокойствие. Я вдруг понял что с меня спал какой-то груз. Я держал в руках глыбу. и теперь сбросил ее понял что напрасно ее держал. И это было то что я не знал что мне делать.
Все эти годы я мучился каждый день понять зачем я тут, что мне делать. Но в этот день, в этот вечер я понял свое предназначение. Я не знаю дал ли кто мне его свыше. Мне плевать. Я сам себе взвалил эту цель. Она будет потяжелее той тяжести, что мучала меня до сих пор. Но это ясная, понятная ноша. Человеку нужна цель в жизни. До сих пор, у меня цели были, но чужие, навязанные. Я понимал что сын Императора, что отец готовит меня чтобы я стал следующим. чтобы управлял страной достойно. До этого, цели были чужды мне, не шли от души. А теперь все перевернулось. Я обрел гармонию. И она состоит в том, чтобы спасти Империю. Все просто. И все отныне будет подчинено этой идеи. Не дать вандалам и готам захватить Город.
Да, маркоманы, взяли Аквилею, вторглись впервые в Италию со времен Ганнибала. Но где маркоманы? Где эти лангобарды, языги, лакриги, сарматы, готы? Все они сами растворились во времени, правда, успев до этого, разрушить окружающий их мир. Но я расплавлю их так, что Империя устоит. Пока не знаю как. Но я придумаю.
Как легализовать свои знания? Даже если меня выслушают, то элита тут ну очень консервативна. Вряд ли, патриции хотят как-то уступить в своих привилегиях. Каждый трясется над малейшим из них, как часть своего достоинства. Но, думаю, я буду не самым плохим правителем, и возможно уже этим спасу мир. Я так и не вспомнил ничего про реального Коммода, каким он был, как закончил жизнь.
Из истории, я вспомнил про то, что кризис в Риме, начался с 3го века. Там была куча факторов, одно из них ослабление армии, варваризация онной. Которую уже вынужденно начал мой отец. Экономические, социальные проблемы. Нашествия варваров. Думая о них, начинаю злится. Проблемы с германцами есть уже сейчас, но ситуация намного ухудшится в будущем. Скорее всего это займет не один век.
Вообще, если смотреть трезво вокруг, думаю, что и такой обыватель, знающий по верхам, может много что тут обновить. Есть, конечно же, идеи которые не понятны по процессу. Например, я отчетливо понимаю что нужна бумага. А как ее создать? Скажу так, даже читая попаданскую литературу, делу это ее поможет. Или долгие эксперименты, или как то добыть из Китая. Я уже почти заполнил свой блокнот, кажется мне понадобятся новые.
Осенью наконец приходят долгожданные новости. Римская армия наносит успешные удары по германским племенам, вытеснив их за Дунай. Хотя все равно ситуация все еще очень напряженная. Некоторые племена запросили мир, а отец потребовал жестких условий. И племена вышли из переговоров. Ну, ну. Мошки, кусают больно, но они бросили вызов несоизмеримо большей силе.
Зимой отец продолжил концентрацию сил в Карнунте. Нужна перегруппировка. Мать продолжает просится к отцу. Удивительная настойчивость. Мне бы такую жену-декабристку. Но отец отверг в очередной раз, объяснив что опасно, так как все еще гуляет чума Антонина. Эта чума выкашивает население. Но я не знаю что с этим поделать. И так, сложно проводить мобилизацию, а эта чума все
усугубляет.Глава 3
923(170) весна
Наконец отец согласился с тем чтобы к нему в лагерь присоединилась семья. Фаустина вдохновлена этим, поставив на уши весь Палатиум. Старшие сестры остаются с мужьями, лишь Фаустина Младшая (Annia Cornificia Faustina Minor) что на год старше меня едет с нами. Вот так, втроем, я, мама и сестра. Хотя сестре делать нечего на войне. Но оставлять ее одну тут жалко.
Рабы и сервы под пристальным взором мамы бегают как заведенные. Наверное ждут не дождутся когда мы отсюда уедем. Но это не отдых в Турцию, хотя пардон, как Турция? Каппадокия! Тут одной тележкой одежды не обойдешся. В общем собирается целый обоз. К тому же, со мной едут учителя. Состав немного изменился. Теперь у меня Онесикрат, грек философ, ответственный за обучение стоицизма, этика управления, умение сохранять самоконтроль. Антистий Капелла и Тит Ай Санктус будут учить риторике и праву, то есть, искусство публичной речи, навыки ведения переговоров, основы законодательства. И Питолаус, грек математик, будут учить базовые арифметические и геометрические знания, логическое мышление. Хотя по последнему, еще кто кого. Я устал от исчислений римскими цифрами. Вот знаю что цифрами смогу продвинуть математическую науку. Но греки, порой бывают такие спесивые и снобы. Да, их наука можно сказать передовая. Но это относительно этого мира. Да и то, они просто не знают про индийские цифры. Может зря Македонский не довел завоевание Индии до конца? Но чего уж. Теперь вот мучаюсь тем как бы так ненавязчиво и достоверно открыть учителю что можно иначе обозначать числа, и иначе считать. В августе исполнится 9 лет, для окружающих я все еще несмышленый. Более менее воспринимать меня станут когда достигну совершеннолетия. То есть через пять лет. И все же, я впечатлил Питолауса своими знаниями математики. Уже не смотрит на меня свысока, но все еще не готов выслушивать. Чего слушать то, что умного может сказать ребенок в восемь лет? Если он не гений… Может как то доказать что я необычный ребенок?
И вот наконец весь наш поезд тронулся, проходя по Городу, мы слушали как нас провожают граждане, желая нам удачи, легкого пути и скорейшей победы. Люди видимо думают что наш поход, как-то поможет делу. Ну, пусть думают, отвлекутся от тяжких дум и депрессивных настроений.
Мне было интересно что происходит, каким бы красивым и прекрасным не был Палатиум, я честно, уже устал от него. Мне хочется увидеть мир. Конечно кто меня отпустит? Мало того что в Городе, есть места где не каждого пустят, ну если официально то пустят, но что я увижу? А неофициально это просто опасно. Этот мир сильно сгруппирован, можно сказать клановый. Некоторые всю жизнь проводят в границах условного клана, рода, и ничего не видели. Ну и в конце концов, цезарь должен учится и готовится стать достойным политиком, а не шлятся гонять собак. Поэтому я поездку тоже воспринял восторженно, хотя в душе понимал что это опасно.
Но один раз я умер, умру еще раз, двум смертям не бывать? Ошибочка! Может быть. Но не сильно волнует. Возможно уверенности добавляют сопровождающие нас преторианцы. Да и угроза точно не тут, а на севере.
Когда мы выехали из Города, я попросил привести моего коня — небольшую, покладистую лошадку, которую я назвал незамысловато Буцелия. Ехать верхом — то ещё удовольствие, но зато можно было лучше обозревать окружающую красоту. И хотя процессия двигалась не слишком быстро, я не стал отъезжать далеко от мамы, сопровождая её сбоку, иногда обсуждая видимое и разгоняя скуку. Природа ещё не пробудилась от зимнего сна, было немного прохладно, зелень едва набухла, трава позеленела, но всё ещё было неразвито. Воздух же был наполнен той особой свежестью, которую приносит только весна. Я старался вести себя достойно, как полагается патрицию, сдержанно и умеренно, хотя украдкой всё же с интересом осматривал виллы, видневшиеся вдали от дороги. Они были гордостью Рима, вершиной архитектурного искусства. Пока ещё не пришли варвары, не разрушавшие памятники, не уничтожавшие статуи и фрески, не поджигавшие дома после грабежей. Пока ещё не поднимался культ нового времени, что преобразовывал бани в храмы, а остальное разбирал до последнего гвоздя. Сейчас Рим был именно тем, что заставляло всех, кто его видел, полюбить его. Город, который мог проникнуть в душу, затронув её самые глубинные струны, играя гимн восхищения и трепета.
Несмотря на неспешное движение, к вечеру мы всё же достигли Остии, где нас уже ждали сервы, приготовив все для усталых путешественников. Честно говоря, эта поездка была для меня утомительной. Верхом я ехал лишь недолго, уставая, я пересаживался к маме. После омовения в бане, где мы смыли дорожную пыль, был недолгий ужин, так как все мы устали. Однако отдохнуть после ужина мне не суждено было: зашел Питолаус, уверенный, что мне сейчас нужны мозгодробительные упражнения по арифметике. Не то чтобы они были сложные. По старой памяти я переводил задачи умозрительно в привычные арабские числа и выполнял операции с ними. Это занимало меньше времени, чем расчёты на абаке. Но записи римскими цифрами вызывали у меня внутренний протест. Хотя я и привык, но всё равно считал это неправильным. Я не ошибался в расчетах, однако учитель настаивал, чтобы я осознанно использовал абак, а не «полагался на мысленные расчёты». Вот именно это и ввергало меня в уныние, убив всякую радость от учения.