Римлянин. Финал

Таргус сидел в беседке своего нового дворца и пил чай, закусывая его штруделем.

Утром ему сообщили, что Мария Терезия заболела и не может встать с постели.

«Она начала слишком часто болеть», — подумал Таргус с сожалением.

На ней очень плохо сказалось плавное отстранение от государственных дел, а последняя её отдушина, то есть, организация благотворительных сборов, балов и иных мероприятий в пользу «притесняемых» слоёв населения, закончилось вместе с притесняемыми слоями населения.

Крупные мятежи подавлены с помощью легионеров и вигилов, неблагонадёжные живут в перевоспитательном лагере, а мелкие мятежи подавляются за счёт местных исполнительных органов.

Раскол среди «новых членов общества» внесли, как ни странно, дотации. Таргус не жалеет денег и щедро снабжает лояльные новой власти силы, которые, прикормившись, остро реагируют на любые попытки изменить статус-кво.

«Мелкие, контролируемые гражданские войны в отдельно взятых провинциях — это же мечта…» — подумал Таргус с усмешкой. — «Они сами уничтожают всех инакомыслящих, да с такой жестокостью, с которой, возможно, легионеры не убивали бы…»

На Балканах все эти малые народы до сих пор с ожесточением режут друг друга, при ограниченном вмешательстве имперской администрации. Администраторы выступают в роли миротворцев, пресекающих «беспредел».

А вот территории бывшей Османской империи Таргус не трогает, но внимательно наблюдает за происходящим на них.

Иран отделился практически сразу же после падения Византия, а за ним последовали Египет и Триполитания.

Газета «Бонум фактум» опубликовала карту Европы: оставшиеся государства, ещё не вошедшие в состав империи, были помечены знаками вопроса. Редактор организовал тотализатор с вероятностями присоединения следующих территорий.

Читатели начали присылать деньги с вариантами и это приняло неожиданный масштаб.

Редактора, естественно, публично выпороли на площади, а сделанные читателями ставки аннулировали и отправили в фонд поддержки эмеритов. (4)

«Что-то наклёвывается с иберийцами», — вспомнил Таргус недавнее заседание с министрами. — «Железная дорога снова доказала, что не зря я вложил в неё такие огромные деньги».

3000-миллиметровая колея была направлена через Галлию, в направлении Иберии, что не могло не обеспокоить испанского Бурбона — короля Карла III. Он прекрасно понял, к чему всё это и даже начал готовиться к обороне, но мирное население Иберии имеет другое мнение по поводу необходимости в боевых действиях.

Северные провинции восстали против короля — это случилось не без участия службы Зозим, уже давно запустившей свою агентуру в Иберию.

В настоящий момент происходят переговоры с мятежниками — Зозим договаривается о беспрепятственном вводе римских войск на мятежные территории.

Если они согласятся, то иберийскому королю будет объявлена война, которая начнётся на невыгодных для него условиях, прямо в процессе народного мятежа, что обещает её скорое окончание, с известным финалом.

Раздались мелкие шаркающие шаги.

— Это ты, Зозим? — спросил Таргус, не оборачиваясь.

— Да, мой император, — ответила герцогиня. — Всё готово.

— Замечательно, — улыбнулся он. — Когда мне ждать «своей» смерти?

— Кортеж уже отправился в Рим, — произнесла Зозим, а затем вытащила из кармашка часы. — Через… двадцать семь минут должно состояться нападение с применением британского полевого орудия.

Таргус не хотел «умирать» просто так. Он решил использовать свою «смерть» по двойному назначению — англосаксы сформировали тринадцать независимых групп, задачей которых является убийство императора.

Они понимают, что это вообще ничего не изменит, но не попытаться не могут — даже крошечная дестабилизация политической обстановки в Римской империи, как они считают, пойдёт им на пользу.

Карл Готфрид, будущий император, уже в курсе этой акции и готов формально принять бразды правления. Реальную власть будет проводить Таргус, как и прежде, а тайный совет станет своего рода перемычкой, через которую он будет передавать указания и отслеживать их выполнение на местах.

— Я рад, — улыбнулся Таргус. — Как же здорово будет теперь сосредоточиться на по-настоящему важных вещах…

— Я вам завидую, мой император, — произнесла Зозим.

— Ты давно могла бы выйти на пенсию, если бы захотела, — сказал на это Таргус.

Она промолчала.

— Но ты не можешь, — усмехнулся император. — Тебе невыносимо даже допускать мысль, что всеми подконтрольными тебе процессами будет заниматься кто-то другой. Ты будешь находить уйму оправданий: «Мои подчинённые не справятся без меня, все процессы остановятся или обратятся вспять, а вслед за ними рухнет и держава — как можно сидеть дома и спокойно пить чай?!» Невозможно представить такое, да?

Зозим не нашла, что ответить.

— Но посмотри на меня, — указал на себя большими пальцами Таргус. — Я смог.

— Не понимаю, как можно просто так отказаться от официальной власти и добровольно уйти в тень, — призналась Зозим.

— Нужно просто повзрослеть, — ответил Таргус. — Человек, цепляющийся за власть, подобен ребёнку — он боится потери. Я не боюсь потерь, я принимаю их стойко, как и положено истинному римлянину. И тебе советую, наконец-то, повзрослеть.

Он сказал это женщине, которая стала самой влиятельной персоной в мире, начав свой жизненный путь рабыней.

Её жизнь уже почти прошла, 27 февраля ей исполнилось пятьдесят девять лет, но она не поняла главного — ничего не важно.

Жизнь — это игра, в которой обыватели — пешки, а власть имущие — фигуры покрупнее. Но фигуры. А чтобы играть в жизнь, нужно быть игроком — это недостижимый для подавляющего большинства простых смертных уровень.

В нынешних реалиях Таргус является игроком, а вот в реалиях Вселенной он является пусть и не пешкой, но фигурой. И им играют.

Впрочем, он старался не думать об этом.

«Прошлое позади — пусть умирает», — подумал он.

— Будут ли какие-то отличия в политике будущего императора? — спросила Зозим. — На прошлом заседаний тайного совета поднимался вопрос…

— Разумеется! — усмехнулся Таргус. — Карл Готфрид будет императором лучше, чем я. Он, наконец-то, окончательно упразднит сословное разделение общества — вы должны будете подать это так, будто мне не было насрать и я цеплялся за этот феодальный пережиток.

До этого не было веского повода отменять сословия де-юре, пусть и де-факто их уже не существует. И, чтобы не возбуждать лишний раз людей, выросших и сформировавшихся в рамках полуразложившегося феодального строя, он не стал закреплять всё юридически.