Римская сатира

Нашей пустой болтовни и о том непотребстве, с которым

Прыгают так у тебя на скамьях безбородые франты?

Ну не позорно ль, что ты защитить седины не можешь,

Не пожелав услыхать тепловатое это «прекрасно»?

Педию скажут: «Ты вор». Что ж Педий? Кладет преступленья

Он на весы антитез, и хвалят его за фигуры:

«Как хорошо!» Хорошо? Хвостом ты, Ромул [142] , виляешь?

Тронет ли пеньем меня потерпевший кораблекрушенье [143] ?

142

Ромул — здесь потомок Ромула, римлянин.

143

...потерпевший кораблекрушенье

. — Потерпевшие бедствие моряки просили подаяние, нося небольшую картину с изображением постигшего их несчастья.

Асса ль дождется? Поешь, а портрет твой на судне разбитом

90 Вздел на плечо ты себе? Не придуманным ночью, правдивым

Будет плач у того, кто меня разжалобить хочет.

«Грубым размерам зато изящество придано, плавность;

Так мы умеем стихи заключать: «в Берекинтии Аттис»,

Или: «Дельфин рассекал Нерея лазурное тело»,

Иль: «мы отторгли бедро у длинного Аппеннина».

«Брани и мужа пою». Не правда ль, надуто, коряво

Это, как старый сучок, засохший на пробковом дубе?»

Нежное что ж нам читать, по-твоему, шейку склонивши?

«Мималлоненеким рога наполнили грозные ревом,

100 И головою тельца строптивого тут Бассарида

Мчится, и с нею спешит Менада, рысь погоняя

Тирсом. Вопят: «рвий, к нам!» и ответное вторит им эхо».

Разве писали бы так, будь у нас хоть капелька старой

Жизненной силы отцов? Бессильно плавает это

Сверху слюны на губах, и Менада и Аттис — водица:

По столу этот поэт не стучит, и ногтей не грызет он.

«Но для чего же, скажи, царапать нежные уши

Едкою правдою нам? Смотри, как бы знати пороги

Не охладели к тебе: рычит там из пасти собачья

110 Буква» [144] . По мне, хоть сейчас пусть все окажется белым!

Я не мешаю. Ура! Все на свете идет превосходно!

Нравится? Ты говоришь: «Запрещаю я здесь оправляться!»

Парочку змей нарисуй [145] : «Это место свято! Ступайте,

Юноши, дальше!» Я прочь. Бичевал столицу Луцилий —

144

Собачья буква — буква «р» («ррр»), напоминающая рычанье собаки.

145

Парочку змей нарисуй. — Изображение на стене двух змей указывало на то, что эту стену и место около нее запрещено осквернять.

Муция, Лупа, — и вот об них обломал себе зубы:

Всяких пороков друзей касается Флакк хитроумный

Так, что смеются они, и резвится у самого сердца,

Ловко умея народ поддевать и над ним насмехаться.

Мне же нельзя и шептать? хоть тайком, хоть в ямку? Напрасно?

120 Все же зарою я здесь. Я видел, я сам видел, книжка,

Что у Мидаса-царя ослиные уши. И тайну

рту и смеха тебе, пусть вздорного, ни за какую

Я Илиаду не дам. Ну а ты, вдохновенный Кратином

Дерзким и над Евполидом и старцем бледнеющий славным [146] ,

Глянь-ка: пожалуй, и здесь ты услышишь созрелое нечто.

Пусть зажигается мной читатель с прочищенным ухом,

А не нахалы, кому над крепидами [147] греков смеяться

Любо, и те, кто кривых обозвать способен кривыми,

Кто зазнается, кто горд италийского званьем эдила [148]

130 И разбивал где-нибудь в Арретии ложные мерки;

146

Славный старец — Аристофан.

147

Крепиды — греческие сандалии.

148

Италийский эдил — должностное лицо маленького городка.

Да и не тот, кто хитер издеваться над счетной доскою [149]

Иль над фигурой на мелком песке и готов потешаться,

Ежели кинику рвет его бороду наглая девка.

Им я — эдикт [150] поутру, после полдника дам «Каллирою».

САТИРА ВТОРАЯ

Нынешний день ты отметь, Макрин мой, камешком лучшим:

День этот светлый тебе еще один год прибавляет.

149

Счетные доски (абаки) — служившие для математических вычислений и геометрических чертежей, делались из полированного мрамора или другого гладкого материала и посыпались песком.

150

Эдикт — здесь театральная афиша.

Гению лей ты вино. В подкупной ты не просишь молитве

Благ, о которых богам ты лишь на ухо мог бы поведать.

Знати же добрая часть возливает тишком и кадит им:

Ведь не для всех хорошо бормотанье и шепот невнятный

Вывесть из храмов и жить, своих не скрывая желаний.

Совести, славы, ума откровенно просят и громко,

А про себя и сквозь зубы цедя, бормочут: «О, если б

10 Дядюшка сдох, то-то смерть была бы на славу! О, если б

Заступ ударился мой о горшок с серебром, поспособствуй

Мне, Геркулес! Или как-нибудь мне извести бы мальчишку,

После которого я ближайший наследник! Паршивый

Он ведь и желчный! А Нерий жену уже третью хоронит!»

Чтобы молитву свою освятить, ты трижды поу'тру

Голову в Тибр окунёшь и ночь очищаешь рекою.

Ну-ка, ответь, — мне узнать желательно сущую малость, —

Кем ты Юпитера мнишь? Предпочел бы его ты, положим,

Хоть... — «Ну, кому же?» — Кому? Хоть Стайю! Иль ты не уверен,

20 Кто из них лучший судья, кто к сиротам заботливей будет?

Ну, так то самое, чем ты Юпитера слух поражаешь,

Стайю, попробуй, скажи. «О Юпитер, блаженный Юпитер!» —

Он бы воскликнул. А сам к себе не воззвал бы Юпитер?

Думаешь ты, он простил бы тебя, коль скорее при громе

Сера священная [151] дуб, чем тебя и твой дом, поражает?

Иль потому, что веленьем овечьих кишок [152] и Эргенны

В роще твой труп не лежит, обегаемый всеми и жалкий,

Бороду дергать тебе свою позволяет Юпитер

151

Сера священная. — Подразумевается молния; по утверждению Вергилия («Энеида», 2, 698) и других римских писателей, после удара молнии распространяется запах серы.

152

...веленьем овечьих кишок... — По внутренностям животных производили гадания; специалистами по этой части были этрусские жрецы.

Глупую? Платой какой, какими такими дарами

30 Уши богов ты купил? Потрохами и ливером жирным?

Вот вынимают, смотри, богомольные тетки и бабки

Из колыбели дитя и лобик и влажные губки

Мажут сначала слюной, поплевав на перст непристойный [153] ,

Чтобы дитя освятить и от глаза дурного избавить;

Нянчат потом на руках и для мальчика тщетно надежду

То на Лицина поля, то на Красса палаты лелеют:

153

Перст непристойный — средний палец, которым делались непристойные жесты против дурного глаза и т. п.