Римский орел

– Да, - продолжал подполковник.
– Я вижу, что храбрости у вас немного. Но я не верю, что семьдесят человек поголовно окажутся трусами. Да, не верю. Хотя бы потому, что у троих из вас хватило храбрости бороться со мной. Мне сказали, вы трусы, потому что наложили в штаны, едва завидели варваров. Так?

Ответа не последовало. Но Геннадий его и не ждал.

– Возможно, те, кто называет вас трусами, - не правы, - процедил Черепанов.
– И тогда я научу вас храбрости. Но если вы действительно трусы и захотите остаться трусами, я обещаю вам одно...
– Он сделал паузу и обвел тяжелым взглядом выстроившуюся перед ним шеренгу.
– ... Только одно: меня вы будете бояться на-амного больше, чем каких-то вшивых германцев! Обещаю!
– Он еще раз оглядел строй, персонально каждого бойца, потом уронил: Ингенсы и Трогус, останьтесь. Остальные свободны.

Глава пятнадцатая

ТЕКУЩИЕ ПРОБЛЕМЫ "РОТНОГО" В РИМСКОЙ АРМИИ

– По разделениям, - скомандовал опцион.
– Первая шеренга - низкий упор. Вторая шеренга - на колено. Третья шеренга - щиты вверх. Делай - раз! Делай - два! Делай - три! Плотнее щиты, дурни! Эй, ты, что ты зад выставил, как сирийский мальчик? Да, ты! Ты! Палки захотел? А теперь медленно, вместе... А теперь... Вскройсь! Ну-ка еще. Раз! Два! Три! Копья ровно, ровно я сказал! Задние, тверже, тверже упираться... Бе-ей! А теперь все вместе, четко. Бегом!

Черепановская кентурия, все три шеренги, разом сдвинулась с места, рысцой, дружно взбивая пыль, постепенно набирая скорость...

– Ра-аз...
– отсчитывал бегущий справа Ингенс-старший - Два-а... Тестудо! [Тестудо (лат.) - черепаха.]

С треском и грохотом первая шеренга рухнула на колено, выставляя перед собой тяжелые скутумы, упираясь ими в землю, вторая - следом, накрывая собственными щитами верхние края щитов первого ряда, и третья шеренга тоже щит к щиту, над головами, образуя непроницаемый выпуклый черепаший панцырь, подобный черепичной крыше, с которой скатится даже льющийся сверху кипяток. Легионеры, плотно сбившиеся вместе, застыли в напряжении. Боевая машина, ощетинившаяся копьями. Первый ряд - в низком жестком упоре, второй - в упоре высоком, третий - основа этого упора. Словно команда бегунов на старте. Сжатая пружина...

Опцион глянул на Черепанова. Тот помедлил пару секунд и кивнул трубачу.

Сипло рявкнула туба.

И пружина освободилась. Первая и вторая шеренги почти одновременно рванулись вперед, расходясь в стороны, отталкиваясь от земли и друг от друга, но главный импульс - вперед! Вперед, сшибая, отшвыривая все и вся, что окажется на пути набирающей скорость боевой машины.

Черепанову сразу вспомнилось: собранный плотный строй "морских пехотинцев" Гельвеция под стенами деревянного форта, накатывающаяся лавина варваров, захлестнувшая тесный строй щитов... И вдруг - взрыв, разметавший, отбросивший, опрокинувший вражескую волну, погнавший ее назад, в беспорядке, в смятении...

Теперь подполковник знал, как это делается. Весь механизм изнутри. И знал, какая это работа: заставить пятьдесят, сто, тысячу человек сжиматься, словно гигантский кулак. И бить этим кулаком. Всем разом. Сокрушительно.

Не одно ведро пота надо пролить. Но дело того стоило. Еще как стоило! И его ребята прогрессировали прямо на глазах. Кнутом и пряником, подарками и угрозами подполковнику удалось приструнить даже самых отъявленных бездельников. Изрядной долей успеха он был обязан Гаю Ингенсу. Опцион сдержал слово: палок в колеса Черепанову не вставлял. А потом, когда они узнали друг друга поближе, бывший борец проникся к кентуриону искренним уважением и вложился в дело полностью. У бывшего борца имелось все, что требовалось идеальному младшему офицеру. Внутренняя дисциплина, голова на плечах, отличная физическая подготовка, профессиональные навыки... И авторитет, конечно. Тот самый авторитет, который Ингенс при другом раскладе использовал бы для целей, прямо противоположных. Но Черепанов недвусмысленно дал понять Ингенсу-старшему, что не собирается "задерживаться" в младших кентурионах, что намерен "выйти" на самый верх, в командную элиту, к которой принадлежал примипил Плавт. И трамплином для этого взлета должно стать превращение последней кентурии легиона в первую. Гай Ингенс, морда кирпичом и цвета такого же, мозгой шевелить умел. Прикинул что к чему, сообразил, какие выгоды сулит лично ему успешная карьера командира, - и взялся за дело. У него не было кентурионовой дубинки, но с такими кулаками дубинка не требуется. "Энтузиазм" легионеров живо подскочил сразу на триста процентов. Но и Черепанов вложил свою лепту. Установил, вернее, восстановил систему наград и премий для особо отличившихся.

О наличии специального поощрительного фонда он узнал случайно, когда заглянул к старшему либрарию когорты - писарю, который занимался "бумагами" соединения. Большая часть архива была, правда, не бумажной, а "восковой". На "долговечном" папирусе и еще более долговечных медных пластинах фиксировались лишь наиболее важные документы. Но восковые таблички тоже хранились как положено, а "документация" по делам когорты была - будь здоров. Приказов, циркуляров, распоряжений и прочего в этой армии оказалось немногим меньше, чем в той, где Черепанов служил раньше. Он всего-то хотел узнать, кто из его солдат пользуется "надбавками", а оказалось, что на каждого легионера существует целое досье, в котором зафиксировано все: как и когда в последний раз проходил "медосмотр", когда принес присягу, где служил раньше и какие имел взыскания и поощрения. Взысканий было существенно больше. Поощрения имели только двое: Мелантий Ингенс серебряный браслет за "спортивные достижения" и Тевд Трогус - медаль за меткость в стрельбе из лука и серебряная цепочка - за какое-то вовремя доставленное донесение. Обе награды были получены еще в то время, когда Тевд служил в кавалерии. А кроме наград три взыскания за "опоздание из увольнения без уважительных причин". Последнее взыскание и выразилось в том, что, получивши "десять ударов", Трогус был переведен из кавалерии в пехоту. В качестве разведчика и гонца. В последнюю кентурию легиона.

Либрарий - типичный писарь, сутулый, с пальцами в чернилах, зачитал Черепанову все это с большой неохотой. Он полагал Геннадия грубым варваром, существом низшего сорта, совершенно незаслуженно поднятым до уровня кентуриона.

– Все запомнил?
– сухо осведомился чернильный червь.

– Почти, - кивнул Черепанов.
– Дай-ка я сам еще разок перечитаю.

– Чего-о?
– Писарь даже забыл свой подчеркнуто рафинированный выговор.

– Дай-ка, говорю, мне все эти документы. Я гляну по-быстрому...

– По-быстрому? Ты... Ты что, умеешь читать?
– Вид у либрария был, как у сантехника, с которым заговорил сливной бачок.

– Разбираю немного, - усмехнулся Черепанов.

На самом деле он уже неплохо читал по-латыни: успел втихую попрактиковаться. Для человека двадцать первого столетия научиться читать написанное знакомыми буквами на знакомом языке - сущая ерунда. Притом что по-английски Черепанов читал свободно. И немецкий кое-как разбирал. Выяснилось, правда, что многие буквы эти настоящие римляне выговаривали совсем не так, как их дальние потомки. А кое-каких окончаний и вовсе не выговаривали. Но и с этим было просто. Потому что и здесь римляне оставались практичными, живущими по строгим правилам ребятами.

В общем, поладили они с писарем. Особенно когда выяснилось, что Черепанов не только умеет читать, но (как и всякий более-менее образованный человек начала третьего тысячелетия) неплохо представляет себе, что такое бюрократия и насколько важен в ее механизме даже такой маленький винтик, как либрарий когорты.

– Они думают, мы тут только тем и занимаемся, что скамьи полируем и деньги воруем за свое полуторное, - пожаловался либрарий.
– Давеча пришел один, сигнифер из третьей кентурии, говорит: выиграл вчера в кости позолоченный фалар [Фалар - награда, медаль (серебряная, позолоченная или золотая), выдававшаяся простым солдатам за отличие. Носилась поверх доспехов. В описываемое время подобные награды практически вышли из употребления. Их заменили денежные премии.] с профилем императора Веспасиана [Веспасиан Тит Флавий - римский император с 69-го по 79 г. по Р.X.]. Впиши, говорит, мне его в список [На каждого легионера римской армии было заведено постоянное досье, куда вносились его личные данные, в том числе награды, суммы сбережений, взыскания, отлучки из лагеря по поручениям и т. д.], а я тебе за это двадцать денариев дам.

– Вписал?
– поинтересовался Геннадий.

– Как же!
– желчно хмыкнул писарь.
– А в дубликат, который у квестора хранится, кто ему впишет? Квестор? За двадцать динариев?

– И что ты ему сказал?

– Да это и сказал.

– А он?

Писарь фыркнул:

– Говорит, я - жадная скотина. И больше пяти динариев он мне все равно не даст. Будет так фалар носить. Без записи.

– Понятно, - улыбнулся Черепанов.
– У меня к тебе просьба, уважаемый: если кто-то из моих заявится к тебе с подобным предложением, дай мне знать. А я уж его сам... награжу. Слушай, а что это за наградной фонд такой? Черепанов ткнул пальцем в строку на табличке.

– А, этот... Этого ты лучше не касайся, кентурион. Это дело особое...

– И все-таки?

Писарь мялся некоторое время, но Черепанов был мужик упорный. Дожал. Оказалось, что в каждом легионе существует особый поощрительный "мирный" фонд для отличившихся солдат. В основном им распоряжаются легат и старший кентурион, но некоторые фиксированные суммы ежемесячно передаются и первым кентурионам когорт. В данном случае - Квинту Пондусу. И, как явствовало из документа, уже два года благополучно распределяются вышеупомянутым Квинтом Пондусом между солдатами его собственной кентурии.