Римский период, или Охота на вампира

Грегори сел в машину и помчался в аэропорт. Он забрал там эту старушку и повез к себе домой. По дороге он спросил у нее, как она в ее возрасте решилась на такую дорогу. И Циля Соломоновна ответила ему простенько, она сказала: «Гришенька, так ведь жизнь очень короткая. Поэтому надо жить решительно». Грегори привез ее к себе на квартиру, загрузил холодильник продуктами (до этого там были только напитки), позвонил в посольство, сказал, что берет отпуск на пять дней, и улетел… в Хьюстон! Там он нашел свою Лину, они оформили брак, и он привез ее назад в Рим. Вместе с маленьким шпицем, которым эта Лина обзавелась в Хьюстоне от одиночества.

Я был на их свадебной вечеринке в его римской квартире, мед-пиво пил и не только… К утру я ушел спать на диван в кабинете Грегори, а утром, когда римское солнце хлестнуло мне через окна по глазам, я слепо нашарил рукой какой-то шнур сбоку от окна и дернул его, чтобы закрыть штору. Но, неуклюжий болван, дернул, видимо, так сильно, что весь карниз рухнул на меня и диван, и бетонная пыль просыпалась на пол, потому что вместе с карнизом вывалились из стены деревянные пробки, в которых держались металлические стержни этого гребаного карниза.

Вы можете представить мой ужас? В этом доме, в доме агента ЦРУ, меня держали за своего и интеллигентного человека, кормили и поили, а я – как слон в посудной лавке – даже не знаю, каким шнуром шторы задергиваются в цивилизованном мире!

Что было делать?

В соседней комнате спали молодожены, в комнате напротив – Циля Соломоновна, а в коридоре нас всех сторожил хьюстонский шпиц Лакки.

И вот я – совсем как в шпионском фильме – бесшумно освободил от книг один из старинных, времен Джордано Бруно, книжных шкафов, бесшумно перекантовал его, тяжеленного, с ножки на ножку к окну, бесшумно взобрался на него и стал бесшумно укреплять карниз, с ужасом думая о том, что будет, если Грегори в эту минуту заглянет в комнату. Конечно, он решит, что я советский шпион и закладываю микрофоны в эти дырки в стене, где должны были держаться (но не держались, гады!) пробки и крепления карниза.

Наконец я все-таки вогнал эти крепления в стену, спустился со шкафа, перекантовал-переставил его обратно на место и все книги уложил на полки точно теми же стопками, какими снимал их, а потом стал ладонями собирать бетонную пыль с пола. Можете представить, как бесшумно и буквально не дыша я проделал эту сложную операцию, если не разбудил не только Грегори с Линой, но даже хьюстонского шпица!

Закончив эту работу, я осторожно, чтоб, не дай Бог, опять что-нибудь не сломать, открыл дверь на балкон и вышел на роскошную мраморную веранду с кадками апельсиновых деревьев. Весеннее солнце вставало над Римом, заливая теплом и светом купола его капелл и храмов, его знаменитые холмы, его мосты через сонный Тибр и его проспекты, которые лучами разбегались от пьяцца Пополо, пьяцца Сан-Петро и пьяцца Буэнос-Айрес. В этом городе хотелось жить, пить вино и целовать женщин, а эти идиоты итальянцы оклеивают его портретами Ленина и Че Гевары, устраивают тут коммунистические демонстрации и забастовки и хотят, чтобы им давали мясо два раза в неделю, «как рабочим в СССР».

Наглядевшись на погибающий Рим, я вышел из кабинета Грегори в коридор, с презрением глянул на простофилю шпица, проспавшего всю мою операцию со шкафом и карнизом, заперся в туалете и стал изучать сложенный вчетверо листок, который выпал из какой-то книги, когда я вынимал ее из книжного шкафа. Этот листок я не мог положить на место, не изучив. Потому что это была инструкция ЦРУ, и она называлась просто и ясно:

CLUES TO SPOTTING A SPY [44]

44

Как опознать шпиона (англ.).

Согласно этой инструкции, основными приметами шпиона являются сексуальная озабоченность, неуважение к собственному правительству, пристрастие к алкоголю, эмоциональная нестабильность, наличие близких родственников, проживающих в коммунистических странах, уязвленное честолюбие и неуемное любопытство ко всему, что не имеет прямого отношения к его работе [45] .

«Наконец-то! – сказал я себе. – Наконец я знаю свое призвание! По этим показателям я запросто могу стать шпионом, осталось только решить, чьим – ЦРУ, МОССАДа или КГБ…»

45

Полный текст инструкции – см. Приложение 3.

P.S. За завтраком Грегори, развернув итальянские газеты, присвистнул и сказал:

– Та-а-ак!..

– Что там еще? – спросила Лина, а я через плечо Грегори заглянул в его газету. На половине газетной полосы в «Эспрессо» была фотография мужчины, залитого кровью и ничком упавшего на руль своего автомобиля.

Грегори прочел, переводя с итальянского:

– Убит Мино Пекорелли. Вчера, 20 марта, вечером, молодой человек в светлом плаще подошел к машине Кармино Пекорелли, издателя еженедельника «ОП», скандально известного своими разоблачениями как правых, так и левых экстремистов, высоких государственных чиновников и руководителей масонской ложи «П-2». Молодой человек вежливо постучал в стекло машины, якобы собираясь что-то спросить, и, едва Пекорелли опустил стекло, выстрелил ему в лицо. Затем он открыл дверцу машины, спокойно выпустил в Пекорелли еще три пули и растворился в сумерках…

– Кто этот Пекорелли? – спросила Лина.

– Один шантажист… – хмуро ответил Грегори. – Бывший масон со связями в правительстве и вообще повсюду. Собирал компромат на левых и правых, часть публиковал в своем журнале, а остальными сведениями шантажировал всех, кого только мог.

– Ты его знал?

– Конечно. Он приходил к нам и просил денег за публикацию материалов, в которых обещал доказать, что масоны связаны с КГБ. А когда я отказал, он буквально назавтра написал в своей газете, что промышленники и финансисты, политические деятели и генералы, вступая в масонскую ложу «П-2», тем самым становятся на службу ЦРУ, чтобы любым путем преградить компартии доступ к власти.

– Гришенька, – сказала Циля Соломоновна, – мне не нравится все это. Эти коммунисты, демонстрации, забастовки, убийства… Я ведь родилась еще в прошлом веке и помню, с чего все начиналось в России. Все приличные люди боролись с самодержавием, все строили из себя больших прогрессистов. А кончилось тем, что Ленин, Троцкий и этот, как его, Дзержинский их же первыми расстреляли. Ты не мог бы ускорить мой отъезд в Америку? Я бы не хотела пережить все это еще раз…

45

—…Ваше тело расслабляется все больше и больше… Все глубже и глубже расслабление… Полное расслабление, и вы засыпаете… Вы засыпаете… вы засыпаете… вы спите…

И он опять засыпал, подчиняясь ее бархатному голосу.

Но теперь Елена не испытывала от этого ни удовольствия, ни возбуждения. Это была работа, в которой ей была отведена роль посредника, передатчика чужой воли и чужих слов, и она исполняла эту работу послушно и добросовестно, как хорошо тренированный робот.

– Вы спите… Все события последнего месяца блекнут на кинопленке вашей памяти, они теряют свою отчетливость. Тускнеет эмульсия этой пленки, обесцвечиваются все изображения на ней…

Самое интересное, что и в ее памяти теперь есть какой-то странный провал, словно кто-то стер в ее голове пленку с событиями последней недели, и она, эта пленка, выцвела, лишилась эмульсии и всего, что на ней было записано.

– Это ощущение сохранится и даже усилится после того, как вы проснетесь… На пленке вашей памяти невозможно различить совершенно ничего, она будто смыта, прозрачна…

Да, правильно. И у нее такое же впечатление от своих ощущений…

– А теперь мы просто удаляем этот кусок чистой пленки и скрепляем концы прошлого и настоящего. Это простая и безболезненная операция, подсознание производит ее легко, без усилий, и в памяти не остается даже воспоминаний о ней…