Римский сад

Она посмотрела на него, продолжая держать губами его член и мед ленно двигаясь. Ее глаза заблестели.

Он взял ее, поднял, и она оказалась на нем. А потом Фабрицио вошел в нее.

Наконец. Внутри нее. Как долго. Как долго. Как долго я этого хотела. Она чувствовала все — твердый член внутри, пульсацию — и стала жидкостью, стала водой, ощущениями и водой. Она втолкнула его внутрь. Все начало расти. Он вошел, вышел, вошел, они поцеловались. Наконец. Он начал расти. Не останавливайся. Франческа почувствовала приближающийся прилив и знала, что он означает. Она не хотела, чтобы это закончилось. Остановись. Не останавливайся. Он прикоснулся пальцами к ее гениталиям, находясь внутри нее. Она больше не чувствовала, были ли это пальцы, тело, сверхъестественное существо. Она толкала, двигалась, она чувствовала это внутри, внутри, он касался ее, кровь пульсировала, пульсировала, и все росло — росло — внутри нее или внутри него.

Я не хочу, чтобы это заканчивалось. Остановись. Не останавливайся. Прорыв или электрическая волна. Внутри нее, наконец-то, боже, наконец-то, снова, не останавливайся, поднимается, все поднимается, растет, они соприкоснулись, она укусила его за плечо, он схватил ее за руки, ногти впились в плоть, растет, не останавливайся, его член внутри нее, и она вокруг него, ее гениталии пульсируют вокруг него. Не останавливайся. Умоляю. Продолжай. Не останавливайся.

Очень сильная боль? Восторг. Вспышка. Взрыв.

О боже.

Она упала на него. Но он подтолкнул ее тазом, он все еще двигался под ней, резко, и она начала снова, сердце, кровь, гениталии, жидкость, все росло, и все возвращалось, а потом… Рев водопада в ее голове и во всем теле. То, что никак не заканчивалось.

Потные. В сумерках. Они дышали. Они оставались неподвижными. Она на нем. Неподвижные.

Переступая порог его квартиры, она поклялась:

— Я тебя не брошу.

20

Женщина, которая пришла забрать свою дочь Эмму из дома Карло, выглядела так же, как и все дни до этого. Она улыбнулась, поблагодарила подростка, спросила, как вела себя Эмма, не утомила ли его. Он опустил глаза и сказал:

— Все было спокойно.

Женщина, которая пришла забрать свою дочь, торопилась выйти в мир, и то, что вошло в ее тело и в ее мысли, когда она впустила в себя Фабрицио, никак не уходило. Она обняла Карло. Попрощалась с ним. Ушла.

Женщина, которая шла по двору с дочерью на руках, смотрела в глаза каждому встречному жильцу. Если Фабрицио ничего не сделает, чтобы защитить себя, она защитит его. Женщина, которая вошла в дом и закрыла за собой дверь, была жива.

Эта женщина поклялась.

Раздался звонок в дверь. Женщина, вышедшая из дома Фабрицио, которая пошла забрать дочь от Карло, отправилась открывать дверь, увидела на пороге Колетт и даже глазом не моргнула.

— Проходи.

Показалось, что Колетт на миг растерялась. А потом впервые заговорила с ней, как с ровней:

— Хочу тебе кое-что показать.

Франческа взяла сумку. Пристегнула Эмму в коляске. Она не собиралась решать, да или нет. Она не хотела убегать. Она должна идти. Ее не удивило и то, что Колетт снова вела себя так, будто ее дочери не существовало. «Когда твой муж рядом, — сказал дом, — она хорошо с ними обращается. Когда его нет, она даже не смотрит на них, никогда не смотрит на них». — «Теряешь хватку, — сказала Франческа дому, — я уже сама это заметила».

«Римский сад» был круглым и квадратным, протяженным и компактным, многолюдным и располагающим к одиночеству. Полным зелени. Почти таким, каким увидела его Франческа, когда они переехали сюда. Зеваки пропали. Когда прогремела новость о преступлении в Аветране [36] ужасной смерти Сары Скацци, — rag кто-то организовал экскурсии со всей страны. Любопытные, испытывающие болезненное влечение к смерти, ехали посмотреть на то место, где в последний раз видели Сару, место, куда она отправилась со своим двоюродным братом, которого обвинили в убийстве, дом, где она жила, и тот, где жили ее кузина Сабрина, ее тетя Козима, ее дядя Микеле, колодец, где нашли ее безжизненное тело; экскурсия заканчивалась возложением белых цветов на могилу (в стоимость тура входила поездка туда-обратно и обед). Экскурсии продолжались еще месяцами после того, как суд вынес свой вердикт. Может, и до сих пор проводятся. В голове Франчески долго гудел вопрос: станет «Римский сад» таким же местом или нет?

36

Город в регионе Апулия, на юге Италии.

— Тереза исчезла. И тело не нашли. Похитителя не нашли. Вообще ничего не нашли. Она будто растворилась в воздухе, — заговорила Колетт, словно отвечая на ее мысли.

«Мама, — подумала Франческа, — эта женщина знает все, что происходит в моей голове. Каким образом?» — но на этот раз она не испугалась.

Колетт указала на широкие пустые улицы их квартала.

— Тут больше никого нет, видишь? Они забыли о нашей маленькой девочке.

Франческе нехотя пришлось осмотреться. И правда, никого не осталось. Они уже забыли.

— Этот квартал мы сами выбрали, Франческа, много лет назад. Место, куда мы вложили свои сбережения, — старуха не была похожа на обычную Колетт, загадочную, неприступную, — наши мечты, — она казалась искренней, почти беззащитной (но ты не обманешь меня, сука, я знаю, что ты затеваешь).

Франческа старалась не смотреть на нее.

— Посмотри на эти маленькие деревца.

Они вошли в парк Лучо Баттисти. Наверняка когда-то он был новым, манящим. Миндальные деревья, лужайка, скамейки вокруг детской площадки и аккуратный ряд сосен по периметру. Да, он, несомненно, был красивым и цветущим, но теперь его забросили. На газонах торчали сорняки. Аттракционы не работали. На стенах бетонной будки недалеко от детской площадки — старые муралы, исписанные райтерами [37] , надписи накладываются одна на другую. Невозможно угадать ни цвет стены, ни хотя бы одну букву.

37

Райтинг (от англ, write, «писать») — разновидность искусства граффити, нанесение на стену художественно оформленного текста.

— Го-ка, — Эмма повернулась к Колетт и указала на горку.

Старуха вела себя так, словно никто ей ничего не говорил.

— Да, горка, дорогая, — сказала Франческа, поглаживая дочь по голове. — Попозже пойдем туда.

— Деревца, — безмятежно приказала Колетт.

Франческа посмотрела на них: ряд очень молодых стволиков, которые робко пытались поднять к небу свои щуплые ветки и стать крепче. Стать деревьями.

— Мы посадили их, когда приехали сюда. Каждый из нас посадил по одному. Если посчитать, то тут окажемся все мы, — Колетт провела рукой по сухеньким губам. — Тут есть и дерево моего мужа.

Я его посадила. Он не мог приехать и жить тут, но это место принадлежит и ему тоже.

— У меня нет лишнего времени, Колетт.

— Я хотела показать тебе «Римский сад» глазами человека, который его любит, — француженка не дрогнула. — Хотела показать тебе эти деревья.

— Я их увидела. Теперь мне пора домой.

— Франческа, голос Колетт стал жестче, — ты понятия не имеешь, не имеешь ни малейшего понятия.

Франческа выдержала ее взгляд.

Колетт молча села на скамейку. Франческе пришлось сесть рядом. Ее будто притянула какая-то сила.

— Это наше место, — продолжила Колетт, словно рассказывая сказку. — Мы слепо доверяем друг другу.

Франческа ничего не ответила.

— Итак, мы хотим сделать тебе одолжение.

Франческа ничего не ответила.

— Марко, сын семьи Сенигаллиа, признался карабинерам в своем маленьком преступлении. Помнишь? Он взял тот мяч, это правда, а потом признался в своем проступке.

Конечно, я помню, я же не тупая. И еще я помню, что потом он отказался от своих показаний. И что карабинеры долго разбирались, но так и не поверили мальчику.