Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников

Внезапно за ним раздались шаги. Он вскочил, обернулся и увидел Дианору. Он бросился ей навстречу, прижал ее к сердцу и сказал:

— Наши сердца однажды встретились и обрели друг друга, души наши всегда оставались вместе, и теперь вновь объявились здесь, задавшись одной целью. Я молился. Твоей молитве, прекрасная душа, я мешать не стану. Помолись и ты, и я буду вместе с тобой счастлив благодаря тому, что мольбы наши будут услышаны.

Он повел ее к алтарю. Она благоговейно опустилась на колени, а он оставил часовню.

Под устремившимся к небесам кипарисом Ринальдо упал на колени, воздел руки к небесам и стал молча молиться, проливая слезы.

Тут и нашла его Дианора, выйдя из часовни. Она тихо подошла к нему, наклонилась, нежно обняла и поцеловала его пылающий лоб.

— Без сомнения, Ринальдо, — сказала она, — ты стал хорошим человеком! Утешительной и возвышающей душу была моя молитва о тебе. Святая Дева улыбнулась мне в знак того, что услышала мою мольбу, и отрада наполнила мое сердце. Если уж Небо к тебе милостиво, как могу я тебя оттолкнуть? Сердце мое принадлежит тебе. Любовь не оставит нас без радости, без утешения.

Ринальдо проводил Дианору до виллы, и теперь старая служанка узнала, что переодетый крестьянин — это случайно встретившийся родственник ее хозяек, которого к пребыванию на Панталерии привели прихоть и склонность к одиночеству, а к ним — чистый случай. И фрау Марте они сказали то же самое, и она порадовалась за них и изумилась.

Ринальдо переселился к дамам на виллу…

Однажды он спросил у Виоланты об истинной причине их спешного отъезда из замка графини, где к нему впервые явился черный монах. Он с удивлением узнал, что к отъезду их вынудили жуткие угрозы черного монаха. Ринальдо же рассказал им, что пережил он с черным монахом и его бандой и что эта банда пыталась заставить внушающего страх атамана разбойников помочь им осуществить некий подлый план.

У Ринальдо теперь не было ни малейшей охоты ломать голову над тайнами черных монахов. Он жил, безгранично счастливый, настоящим, которое позволило ему легко забыть все, что случилось прежде. Теперь он, словно совершенно другой человек, пребывал в кругу, который очертили вокруг него любовь и дружба, все его пренеприятные воспоминания рассеялись как дым. Ни на сценах насилия, совершенного в Апеннинах, ни на событиях в Калабрии и на Сицилии не сосредоточивал он своих мыслей; все для него оставалось в далеком прошлом, было спектаклем, который он некогда смотрел, в котором даже сам принимал участие, но роль свою в котором забыл или по меньшей мере хотел напрочь забыть. Как жил он сейчас, так он желал бы прожить всю свою жизнь, и если он с удовольствием предавался воспоминаниям о своем прошлом, то это были эпизоды, которые относились к дням его счастливого детства, какие провел он в сельской местности на пастбище со своими козами.

Как самый младший из шести детей в бедной семье, он, когда ему едва исполнилось десять лет, должен был пасти родительских коз. Но он был очень любознательным и ощущал в себе стремление достичь когда-нибудь большего, чем его братья, работавшие на виноградниках или на пашне. Вот почему он постарался завести знакомство с отшельником, что жил в том краю, куда он гонял своих коз на пастбище. Затворник, которого звали Онорио и который не всегда носил одежду отшельника, был человеком благоразумным и знатоком людей. Он ушел из мира только тогда, когда, как он сказал, научился презирать его.

Этот человек взял на себя труд обучить любознательного мальчугана. Он учил его чтению и письму, много рассказывал и давал читать книги, которые юный Ринальдо буквально глотал в своем одиночестве. Это были исторические книги Плутарха, Ливиуса [13] и Куртиуса [14] . Из этих книг Ринальдо узнавал о великих подвигах, они настраивали восприимчивое воображение мальчика на романтический лад и заметно влияли на все его помыслы и поступки.

13

Имеется в виду античный историк Тит Ливий, автор «Истории Рима от основания Города» ( прим. верстальщика).

14

Имеется в виду древнеримский историк Квинт Курций Руф, автор «Истории Александра Великого Македонского» ( прим. верстальщика).

Ринальдо было семнадцать лет, когда Онорио, его друг и учитель, однажды внезапно исчез, оставив письмо, в котором назначил его наследником немногих своих пожитков. Все, что Ринальдо получил, кроме книг, он обратил в деньги и с ними пошел в солдаты. Здесь он надеялся претворить в жизнь свою мечту. Но напрасно. Стремление к подвигам не могло осуществиться в папской рати. Тогда он поступил на службу в Венецию. Но и тут не остался и пошел служить в войска короля Сардинии. Здесь счастье, казалось, улыбнулось ему. Один из генералов обратил на него внимание, выдвинул его, произвел очень скоро в капралы, позже его, уже прапорщика, послали с войском в Сардинию на завоевание Кальяри. Однако там он попал в переделку, нарушил субординацию и был разжалован. Это вывело его из себя. Он отомстил своему начальнику — заколол его кинжалом и сбежал. В постоянной тревоге, подстерегаемый опасностью, обвиняемый официально в преступлении, блуждал он по стране и нигде не находил себе пристанища.

Так он и попал к разбойникам, которых очень скоро возглавил, организовал из них упорядоченные отряды и стал их атаманом.

…Однажды утром Ринальдо, как обычно, спустился на берег, увидел уходящий в море рыбачий баркас, последовал мысленно за ним до Сицилии и вспомнил живущих там знакомых и Серену. Погрузившись в воспоминания, он улегся под деревом. Но лежал так недолго и услышал вдруг позади какой-то шорох. Оглянувшись, он увидел старца из Фронтейи. Ринальдо испуганно вскочил и хотел скрыться. Но старец крикнул ему вдогонку:

— Остановись! Куда бы ты ни ушел, я последую за тобой… А здесь мы одни.

— Чего же ты хочешь от меня? — спросил Ринальдо. — Почему преследуешь меня, как нечистая совесть преступника? Почему нарушаешь мой покой и отравляешь своим присутствием тихие радости моего одиночества? Если ты мой злой дух, так отвяжись от меня! У меня с тобой нет больше ничего общего!

— Ты исчез, и в Сицилии ни один твой друг и знакомый не знает, где ты. Только я знаю. Черную банду усмирили, твои друзья отомстили за тебя твоим преследователям. Сделали они все это для тебя не без самопожертвования. И вот все уже готово к отъезду на Корсику, но каждый задается вопросом: а где же предводитель нашей команды? Где же храбрый Ринальдини, который обещал сражаться во главе наших отрядов? Тебя ищут и нигде не находят. Твоими друзьями овладевает нетерпение. Они требуют даже от меня объяснения, куда ты внезапно исчез, и осмеливаются высказывать предположения, меня позорящие. Я знал, куда ты отправился, я знаю, что ты нашел здесь и какое решение принял. Ты отказываешься от славы и не желаешь венка, который зеленеет для тебя на Корсике; ты более не тот, кем ты был. Я это знаю, я это вижу. Я не упрекаю тебя в том, что иной раз делал для тебя, и даже не ставлю тебе в счет жизнь, за которую ты должен быть мне благодарен. Ибо без моей защиты ты давно был бы ближе к небесам, чем к земле. Я хочу, чтобы ты обрел покой, и рад буду, что ты наслаждаешься покоем благодаря мне. Будешь ты спокоен, так будешь и счастлив, и я рассчитываю на твою тихую благодарность. Публичной благодарности я не требую. Но ты не можешь требовать, чтобы я из-за тебя потерял наших друзей.

— Потерял? Из-за меня? Что можешь ты потерять, ты, который все имеет? — удивленно спросил Ринальдо.

— Твои друзья с подозрением относятся ко мне и тем меня бесчестят. Многие даже считают, что тебя нет более в живых. Я молчал бы и предоставил тебе наслаждаться покоем на Панталерии, но большая часть людей, завербованных нами, решительно не желает грузиться на корабль прежде, чем они получат известие, что ты жив. Ты должен спасти мою честь, ты должен показаться сомневающимся. Спасение моей чести зависит от этого.

— Твое желание я выполнить не могу. Я отсюда не уйду.

— Ладно, тогда пусть те сомневающиеся приедут сюда и найдут тебя живым на Панталерии. Иного выхода для себя я не вижу!

— Старец! Как бы ты ни звался, кто бы ты ни был! Если были для тебя святы когда-либо счастье, покой человека, так будь милосерден и оставь меня в моем одиночестве.

— Этого я и хочу. Но должен ли я запятнать себя подозрением в убийстве, в том, что лишил тебя жизни? И неужели должны мы поэтому стать свидетелями провала нашего дела и заставить благородно мыслящих людей Корсики напрасно ждать обещанной помощи? Этого ты требовать не можешь! Покажись твоим друзьям, — а там иди куда хочешь.