Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников
Шрифт:
— Ради спасения твоей чести, ради спасения экспедиции на Корсику и чтобы снять с тебя подозрение в вероломном убийстве, я последую за тобой на Сицилию. Но не сегодня.
— У тебя есть два дня. Послезавтра мы поговорим с тобой на этом же месте.
Ринальдо хотел еще что-то сказать, но старец быстро ушел и вскоре исчез за холмом, по дороге в город.
Ринальдо решил после долгих размышлений провести старца и не ехать за ним на Сицилию. Он поговорил об этом с Дианорой; она испугалась и согласилась с решением Ринальдо. Только ее очень волновала задача, как найти судно, которое
Они еще обсуждали это дело, когда Дианоре принесли письмо из города от владельца виллы. Он сообщал ей, что еще нынче вечером к ним приедет некая дама со своей камеристкой и займет квартиру во флигеле.
Сообщение это не изменило их планов. Ринальдо ушел, чтобы подыскать судно. Но вернулся, не найдя ничего.
Вечером приехала дама, о которой они получили известие. Ринальдо как раз собирался выйти из комнаты, когда она вошла. Это была Олимпия. А ее камеристкой оказалась Серена.
Присутствие этих двух женщин в столь спокойной атмосфере виллы поставило Ринальдо в затруднительное положение. Олимпия в присутствии Дианоры разыграла довольно естественно роль незнакомой с Ринальдо женщины. Он не был скомпрометирован ею ни единым словом. Но Серена притворяться не умела. Она забросала Ринальдо вопросами и даже вставляла в свои просьбы раз-другой легкие упреки. Затруднений из-за публичного выяснения отношений Ринальдо избежал с большим трудом.
Ринальдо сам зашел к Олимпии, желая предварительно выяснить их отношения и придать тем самым их взаимному общению спокойно-любезный тон.
Ринальдо, обратившись к Олимпии, сказал:
— Старец заверил меня, что только он, единственный из всех моих знакомых, знает, что я здесь.
— Так думаю и я. Во всяком случае, я об этом ничего не знала. Как я удивилась, когда тебя тут увидела, ты прекрасно понимаешь. Но думаю, я вела себя так, что ты не можешь на меня пожаловаться.
— А что тебя, Олимпия, привело на Панталерию?
— Крайняя нужда и осторожность. Половина моих друзей и знакомых арестованы.
— Арестованы? — удивился Ринальдо.
— По ходатайству французского посланника в Неаполе. Нас предали, наши замыслы в отношении Корсики раскрыты. Дом старца из Фронтейи занят стражей, а его ученики арестованы. Сам он о том еще не знает. Я первая приношу ему страшное сообщение.
— Разве не мог сей могущественный старец отвести от вас удар?
— Этого я не знаю.
— Сможет ли он снасти своих друзей? Или спектакль с его фокусничеством закончен?
— Не знаю, что станет он делать. Кто может заглянуть в будущее?
— Твой фокусник, я полагал, может, — мрачно ответил Ринальдо.
Тут в комнату вошел старец из Фронтейи. Он казался совершенно спокойным и, взяв руку Олимпии, приветствовал ее. Олимпия растерянно смотрела на него.
— Дочь моя! Ты растерялась?
— О, ты не знаешь…
— Я знаю, почему ты здесь; я знаю, что происходит на Сицилии, — сказал старец.
— Ты это знаешь? — переспросил Ринальдо.
— И при этом ты так спокоен? — заметила Олимпия.
— Я ничего не в силах изменить. — Старец поник головой.
— Ты считаешь, что наше дело на Корсике провалилось? — спросила Олимпия.
— Я готов отправиться на
Корсику.— Сможешь ли ты освободить твоих арестованных друзей? — опять спросила Олимпия.
— Ты увидишь, что произойдет.
— А здесь мы в безопасности?
— Нет. Поэтому я отплываю отсюда.
— А не мог разве ты, — заметил Ринальдо, — отвести от твоих друзей постигшую их беду?
— Это твоя вина, Ринальдини, в том, что случилось. Останься ты на Сицилии, мы теперь были бы на Корсике. Из-за твоего исчезновения нам пришлось отложить отъезд, мне надо было отправиться на Панталерию, чтобы найти тебя, а наших друзей между тем схватили. Мною им не овладеть, но тебя они найдут — незащищенного, в нежных объятиях любви. Твои друзья уже не столь могущественны, чтобы защитить тебя. Ты падешь жертвой собственной безрассудности. Но что я смогу сделать для тебя в последние минуты твоей жизни, я сделаю, даже жертвуя собственной безопасностью. И тогда ты поймешь, каким истинным другом я был тебе.
— Так ты махнул на меня рукой?
— Не могу иначе. А ты, Олимпия, ты узнаешь то, что подскажет тебе твой разум.
Он ушел, оставив Олимпию и Ринальдо в замешательстве, озадаченными.
Ринальдо поинтересовался у Олимпии, что она намеревается делать. Олимпия ответила:
— Я последую за старцем.
Ринальдо оставил ее и пошел к Дианоре. Он рассказал Дианоре то, что позволено было ей знать из истории, повергшей его в замешательство, и уговорил ее покинуть виллу, как только предоставится возможность. Сам он вернулся к прежней хозяйке и опять занял оставленное им жилье.
С наступлением дня Ринальдо отправился на берег, и ему повезло — он нашел рыбачью барку. Ему пообещали через три дня, когда барка будет отремонтирована, доставить его на остров Лимозу.
А пока Ринальдо решил пожить у брата своей хозяйки на его молочной ферме, что была в трех милях от виллы. Дианоре он написал письмо, просил ее, не привлекая внимания, оставить вместе с Виолантой виллу и идти к нему.
Сам Ринальдо обошел всю местность, осторожно подыскивая себе потаенное убежище. Он нашел несколько пещер в скалах, осмотрел их и убедился, что в них очень удобно скрываться. А потому отнес туда провизию и оружие.
Он как раз вышел из такого убежища и возвращался на ферму, когда в стороне, среди холмов, увидел белую, под вуалью, легко шагающую женскую фигуру, которая, судя по платью, не могла быть деревенской девушкой.
Ринальдо последовал за ней и в конце концов на равнине почти нагнал ее. Она шла к одной из вилл, откуда ей навстречу вышел человек в простой, но не деревенской одежде, взял ее за руку и повел в дом.
Ринальдо подошел ближе и у самой виллы увидел девушку, косящую траву. Он спросил ее:
— Ты живешь на этой вилле?
— Да, — ответила девушка.
— Господин и дама, что зашли на виллу, это, видимо, твои хозяева?
— Да.
— Как их зовут?
— Я не знаю.
— Ты родилась на этом острове?
— Да, на этой вилле, где мой отец работает садовником.
— А вилла принадлежит твоим хозяевам?
— Нет. Она принадлежит синьору Мандрамо, он живет в городе. Он сдал виллу моим теперешним хозяевам.