Рискни ради любви

– Должно быть, у вас больше опыта общения с женщинами, поэтому вы так хорошо понимаете, что у них на уме, – пожав плечами, заметил Джек. – Я бы на вашем месте не стал этого делать, ведь можно ошибиться.

Остальные мужчины рассмеялись.

– Мудрая философия, сэр, – сказал Орричетти. – Беллазони, возможно, вам не следовало бы распускать язык.

– Возможно, – кивнул Фредерико со своей льстивой улыбочкой. – Но опыт подсказывает мне, что я редко ошибаюсь в таких вещах. – И, убрав со лба волосы, он позвал Риффини, эксперта по древним каменным работам, прогуляться с ним по палубе и попытаться определить, что за руины виднеются на берегу.

– Вы должны простить моего коллегу, – извинился Орричетти, как только двое отошли в сторону. – Как и многие итальянцы, у синьора Беллазони весьма горячая натура и он частенько говорит не подумав. Надеюсь, вы на него не в обиде.

– Поступки говорят красноречивее слов. Пока синьор Беллазони будет добросовестно выполнять свои непосредственные обязанности на раскопках, я не собираюсь с ним ссориться. – Джек сложил перочинный ножик. – Надеюсь, вы удовлетворены его работой, леди Джаматти?

– Да, – ответила Алессандра.

– Нуда, нуда, – заговорил Дуайт Дэвис. – Так приятно наблюдать, как люди сплачиваются ради того, чтобы достичь какой-то общей цели. Unus pro omnibus, omnes pro uno – один за всех, все за одного! – Он поднял бокал, чтобы произнести тост: – Нет большего сокровища, чем знания!

– Кстати, о знаниях, – промолвил Юстас. – У меня технический вопрос, касающийся лебедки, которую мы установили у грота.

Все ученые столпились у поручней, чтобы обсудить вопрос Юстаса, одна Алессандра осталась на месте, предпочитая побыть наедине со своими мыслями.

Однако спустя несколько минут Орричетти, оставив коллег, подошел к ней и присел рядом. Подняв воротник, он еще некоторое время возился с шелковым шарфом, обматывая его вокруг шеи, а затем спросил:

– Могу я принести тебе одеяло, дорогая? Ты, должно быть, замерзла.

Алессандра печально улыбнулась.

– Ни к чему кутать меня в ватные одеяла, Пьетро, – сказала она. – Я вовсе не слабая и хрупкая женщина, как думают многие.

– Я этого вовсе не имел в виду. – Орричетти откашлялся. – Более того, сейчас я вижу в тебе силу, какой не видел, когда ты еще жила в Италии.

– Это понятно: из дочери своего отца я сразу стала женой Стефано, – сказала она. – Ни от дочери, ни от жены не требовалось большой ответственности. Но как только я осталась одна, мне понадобилось сделать выбор. – Алессандра посмотрела на море: золотистые лучи солнца играли на его поверхности. – Утонуть или плыть, – договорила она.

Взяв ее за руку, Орричетти сплел свои пальцы с пальцами маркизы. Шелковистая мягкая кожа его перчаток – именно такие перчатки всегда носил ее муж – вызвала у Алессандры множество воспоминаний.

– А я тебя огорчаю, дорогая? – спросил граф.

Маркиза покачала головой.

– Нет, я как раз думала о Комо, о том, как дымок от сигар Стефано выплывал из окон террасы, выходящих на озеро, – проговорила она со вздохом. – Знаешь, это успокаивало меня. Я часто засиживалась там допоздна и наблюдала за тем, как солнце садится за горами, а розовые и золотистые тона постепенно темнеют, превращаясь в дымчато-серый цвет сумерек.

Ветер переменился, и капитан отдал приказ поменять направление. Большой парус с громовым треском переложили на другой борт яхты.

– Странно, – продолжала Алессандра, – но мне уже трудно представить наше палаццо. – С паруса на палубу слетело облако брызг. – Возможно, это из-за того, что я сама изменилась до неузнаваемости.

– Нет-нет, дорогая! Я вижу перед собой ту же самую милую девочку. – Он улыбнулся. – Но в тебе появилась некоторая жесткость.

– Господи, ты говоришь так, что можно подумать, будто я зачерствела, как засохшая горбушка хлеба, – пробормотала она.

Орричетти усмехнулся:

– Ты не нуждаешься в том, чтобы старик вроде меня говорил тебе, что твоя красота становится с каждым годом все более совершенной. – Тень печали пробежала в его нежных серых глазах. – Стефано очень гордился бы тобой.

Алессандра вздохнула:

– Спасибо тебе, Пьетро, за добрые слова!

Прядь волос упала ей на лицо, и она убрала ее, задумчиво намотав черный локон на палец. Однако, испугавшись, что все эти воспоминания заставят ее расчувствоваться до слез, Алессандра поспешила переменить тему разговора:

– А Фредерико знает, что у него есть соперник в ораторском искусстве?

Как она и надеялась, Орричетти снова усмехнулся, правда, его улыбка быстро сменилась серьезным выражением.

– Фредерико… – повторил он. – Мне казалось, что ты не будешь возражать против компании старинного друга. Однако все чаще думаю, что ошибался.

Алессандра отвела глаза.

– Мы расстались с ним не при лучших обстоятельствах, но, прошу тебя, не кори себя за свое решение. Не о чем беспокоиться. Мы сошлись на том, что ничто не может помешать сердечным рабочим отношениям.

Граф чуть наклонился к ней.

– Все это имеет какое-то отношение к политической активности Фредерико в Милане? – спросил он.

Алессандра уже решила, что чем меньше известно ее старому другу, тем лучше. Поэтому сказала:

– Пьетро, мне бы не хотелось ворошить прошлое.

Орричетти крепче сжал ее руку, и ей стало легче от тепла его кожи, проникавшего сквозь перчатку.

– В таком случае я не буду больше говорить об этом, дорогая, – произнес он. Вокруг них слышалось ритмичное потрескивание такелажа и шум волн, бьющихся о борт яхты. – Единственное, что я могу тебе сказать, – если захочешь посекретничать или излить кому-то душу, я всегда к твоим услугам.

В отблеске сверкающих бронзовых деталей яхты серебристые волосы графа обрели мягкий золотистый оттенок. Пряди волос растрепались на ветру, и их кудрявые кончики ласково поглаживали щеку маркизы.

Джек отвел глаза от своего альбома, силясь справиться с приступом раздражения. Вполне естественно, что Алессандра предпочитает откровенничать со старым другом, а не с незнакомцем. К тому же, без сомнения, спокойствие графа поможет совладать с любыми переживаниями.

Заскрежетав зубами, Джек добавил еще несколько карандашных штрихов к чудесному портрету пирата, который рисовал для Изабеллы, чтобы порадовать девочку.