Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

На самом деле Коминтерн привлекали не для того, чтобы злить заместителей министра и клерков МИД, а для того, чтобы поддержать народные фронты или левоцентристские политические коалиции в борьбе с фашизмом в Европе. Как читатели, наверно, заметили на примере Франции, из-за этой стратегии правые развернулись в сторону нацистской Германии и стали, по меньшей мере, к ней более терпимы.

Майский не заметил признаков изменений политики МИД. Ни Кольер, ни Ванситтарт не предупредили его об Идене и Сардженте. На самом деле Майский положительно оценил поездку Литвинова. «За последние 10 дней я имел возможность прощупать настроение, созданное Вашим визитом в Форин-офис, в дипломатических, политических и журналистских кругах. Все сходятся на том, что прием, оказанный здесь Вам, превзошел все ожидания в смысле внимания и “сердечности”, проявленных со стороны хозяев». Но тем не менее Майский не был уверен в будущем. Положительное впечатление иногда обманывает и «значительно опережает подлинные факты». В то же время он полагал, что «конечно, рассеивать созданное впечатление нам нет никаких оснований. Оно нам выгодно» [1208] .

1208

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 10 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 89–93.

«Логика вещей»

Если смотреть на голые факты, то никакой пользы для советской политики не было. В конце длинной депеши Майский поднял вопрос об англо-германских отношениях. Он вполне справедливо полагал, что британское правительство не отказалось от идеи сближения с нацистской Германией, и даже рассуждал о том, что «сердечность», проявленная по отношению к Литвинову, была нужна, чтобы впечатлить Гитлера. В Великобритании все сильнее боялись Германии и Японии, и «логика вещей» должна была привести к сближению с Францией и СССР. Да, с точки зрения логики это должно было быть именно так. Майский не хотел слишком далеко заходить в своих прогнозах и, как, возможно, заметили читатели, он часто слегка шел на попятный, как, например, в своей депеше. Великобритания все сильнее боялась Германию и Японию, однако «это не значит, конечно, что британское правительство твердо и окончательно решило делать общее дело с СССР… Нет, как и раньше, оно будет колебаться, лавировать, бросаться из стороны в сторону» [1209] . Майский этого не знал, когда писал эти строки, но МИД, благодаря Сардженту и Идену, уже начал склоняться в сторону Берлина. Как ненароком написал Олифант (он вполне мог бы так отреагировать на депешу Майского, если бы ее увидел): «СССР остается СССР, и аудиенция у короля, на которой побывал господин Литвинов, или другие любезности по отношению к отдельным представителям власти никогда не повлияют на основные цели этого государства, хотя иногда оно может захотеть идти в ногу с нами. Но фраза “когда старость придет…” по-прежнему актуальна» [1210] . Олифант опустил вторую часть пословицы: «Когда старость придет, то и черт в монастырь пойдет». Другими словами, обещания, данные в беде, часто не выполняются в период процветания. Ванситтарт молча следил за тем, что происходит, пока он находится у власти, и, вероятно, был разочарован.

1209

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 10 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 89–93.

1210

Oliphant’s minute. 19 Feb. 1936. N880/20/38, TNA FO 371 20339.

Майский мог бы поговорить с Саритой Ванситтарт, что принесло бы ему пользу, но он всегда был ярым приверженцем англо-советского союза. Через неделю он отправил Литвинову длинную депешу, перечислив проекты для дальнейшего сближения, которому только что положили конец Иден и Сарджент: поездки в Москву для представителей парламента, в особенности консерваторов, приемы для руководителей профсоюзов и журналистов, а также различные культурные и спортивные мероприятия [1211] .

1211

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 16 февраля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 37–40.

Глупый вид

Пока МИД размышлял над поворотом в сторону Берлина, Сарджент со своими призрачными надеждами выглядел глупо уже через несколько недель — 7 марта 1936 года, когда немецкие войска вошли в Рейнскую демилитаризованную зону. Вдобавок к этому удару Гитлер осудил Версальский договор, франко-советский пакт и начал рассказывать различные утопические истории о демилитаризованных зонах, возвращении Германии в Лигу Наций и ряде пактов о ненападении. Это был так называемый план мирного урегулирования Гитлера, и он сработал просто великолепно. Британцев и французов парализовало, и они не стали ничего предпринимать. Однако вовсе не все сидели сложа руки, в особенности во Франции, как мы увидим в скором времени. В британском МИД Ванситтарт, Уигрэм, Кольер и Липер считали, что нужно что-то делать, но их задвинул на задний план Сарджент, пользующийся поддержкой Идена, позиция которого была в особенности труслива. Ванситтарт даже велел Уигрэму организовать утечку ключевых материалов в прессу. К сожалению, уже через девять месяцев Уигрэм будет мертв.

Французы и британцы долго совещались между собой и думали, как поступить, но в результате решили бездействовать. Читатели смогут подробнее узнать об этих переговорах, когда мы перейдем к Франции. Майский писал: «мы переживаем тяжелые времена», потому что британские германофилы теперь на коне и готовы к тому, чтобы Гитлер обманул их своими торжественными объявлениями о мирных намерениях. Майский заверил Крэнборна в советской поддержке в Лиге, но снова его предупредил, что «Германия начала использовать американскую фразу “агрессор № 1”» [1212] .

1212

И. М. Майский — в НКИД. 8 марта 1936 г. // ДВП. Т. XIX. С. 128–129; М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 9 марта 1936 г. // Там же. С. 130; И. М. Майский — М. М. Литвинову. 10 марта 1936 г. // Там же. С. 134; Cranborne’s untitled record of conversation with Maiskii. 10 March 1936. C1716/4/18, TNA FO 371 19890.

Как в британском МИД могли настолько неверно трактовать события? Черчилль жаловался в Палате общин, что нынче выигрывает «страх против национальной чести». В целом все были окутаны страхом, член парламента от Лейбористской партии Гарольд Никольсон писал: «Страна не потерпит ничего, что может привести к войне. Со всех сторон слышится сочувствие к Германии». Для Никольсона «прогерманский» означало «боявшийся войны» [1213] . Таким образом, Рейнский кризис прошел в Великобритании с заламыванием рук, но без каких-либо реальных действий, призванных остановить Гитлера. Так началась эпоха страшных испытаний.

1213

Nicolson H. Dairies and Letters, 1930–1939. New York: Altheneum, 1966. P. 248–254.

Майский продолжал собирать разные точки зрения. 2 апреля он встретился с Ренсименом. Они обсудили англо-советскую торговлю, а также поговорили о Гитлере. После переживаний из-за Рейнского кризиса Ренсимен хотел уехать на пасхальные праздники. Майский попрекнул его тем, что Гитлер может преподнести еще один сюрприз и помешать его отпуску. «Я спросил Ренсимена, — писал Майский, — что же теперь делать?» Ренсимен пожал плечами: «В такие моменты, как нынешний, лучше не торопиться, авось что-нибудь сложится [выделено в оригинале. — М. К.]».

«Типичный ответ старого поколения британских министров», — отметил Майский. «Почему не поймать его [Гитлера] на слове? — продолжал Ренсимен. — Ведь никто точно не знает, чего Гитлер хочет». Майский улыбнулся: «Могу довольно точно охарактеризовать, чего он хочет». Так посол и поступил, подчеркнув важность тесного англо-франко-советского сотрудничества и «сильной Лиги Наций», которая необходима, чтобы остановить Гитлера. «Но ведь это будет “окружением” Германии», — ответил Ренсимен. «Я разъяснил Ренсимену разницу между “окружением” и самозащитой на базе коллективной безопасности», — писал Майский. Ренсимен ответил, что Гитлер все равно будет недоволен «окружением» и в любом случае эта стратегия не сработала. Майский заметил, что ее и не пробовали. В Великобритании многие боятся Гитлера, но это не причина закрывать глаза на агрессора. Майский предупредил, что скоро начнется новая война, если не будет создана мощная система коллективной безопасности. «Неужели так скоро?» — спросил Ренсимен. Майский снова осветил свою позицию, и Ренсимен признал, что сейчас «опасные времена, тяжелые времена». Так и было. В конце Майский пошутил, что, видимо, испортил Ренсимену настроение перед отпуском [1214] . Как мог королевский министр быть настолько недалеким? Читатели могут быть уверены, что Майский не смог достучаться до Ренсимена, отгородившегося от него мощными стенами, и не потревожил его во время пасхальных праздников.

1214

Дискуссия И. М. Майского с председателем Торговой палаты У. Ренсименом. 2 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 112–116, опубл.: ДВП. Т. XIX. С. 207–211.

Черчилль: как сильно изменилось настроение!

На следующий день Майский и Черчилль вместе обедали. По сообщению одного источника, эти двое стали «закадычными друзьями» [1215] . Майский сообщил, что Черчилль пребывал в боевом настроении: рано или поздно гитлеровскую Германию надо будет остановить. «Если до конца нынешнего года, — сказал он, — не удастся создать оборонительный союз государств, могущих пострадать от германской агрессии, неизбежна война». Этот вывод не удивил бы никого в Москве, но Черчилль сказал Майскому еще кое-что важное, что должно было его подбодрить. «Дураки те, кто пытается делать различие между Западной и Восточной Европой [безопасностью. — М. К.]. Литвинов прав: мир в Европе неделим». Чтобы успокоить сомневающихся, нужно работать в рамках Лиги, потому что такие слова, как «профсоюз» и «союз», напугают британскую общественность. Прямое советское участие в антигерманском союзе будет преждевременным и встревожит некоторых консерваторов. Они постепенно меняют свое мнение, но их «прежняя вражда еще далеко не изжита». Черчилль рассказал со смехом, что он недавно выступал перед своими «твердолобыми друзьями» в старом клубе тори, где высказался о необходимости англо-франко-советского сотрудничества, направленного против Германии. Они «проглотили» Францию, но принялись возражать против СССР. «Я рассердился, — сказал Черчилль, — и заявил им: “Будьте политиками и реалистами!”» Затем продолжил: «Мы были бы совершеннейшими идиотами, если бы из-за гипотетической опасности социализма, угрожающей нашим детям или внукам, отказались от помощи СССР против Германии в настоящее время. Моя аргументация произвела весьма сильное впечатление на моих твердолобых слушателей, и они несколько поколебались в своей непримиримости по отношению к вашей стране. Но все-таки подобные настроения есть, и с ними приходится считаться… Через год наши консерваторы будут так напуганы ростом германских вооружений, что сумеют проглотить и большевиков» [1216] .

1215

Gilbert M. Prophet of Truth: Winston S. Churchill, 1922–1939. London: Minerva, 1990. P. 723.

1216

Дискуссия И. М. Майского с У. Черчиллем. 3 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 23. Л. 117–123, опубл.: ДВП. Т. XIX. С. 211–217; И. М. Майский — в НКИД. 3 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 220. Д. 1582. Л. 165166, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1936 г. URL: https:// www.prlib.ru/item/1296905 (дата обращения: 11.12.2023).

Литвинов заинтересовался этим разговором. Он написал Майскому, что взгляды Черчилля соотносятся с «нашим концептом» того, что должно быть сделано. Это касается соглашения «друзей мира», которые затем сформируют единый фронт, чтобы начать переговоры с Германией. Однако он не разделял уверенности Черчилля в Лиге. «Впрочем, я не знаю, как Черчилль, но нам известно, что противники Гитлера вроде Остина Чемберлена… неделимость мира толкуют ограниченно, заботясь о гарантиях как для Франции и Бельгии, так и для Австрии и Чехословакии, но готовы отдать на съедение Гитлеру восток Европы или, по крайней мере, СССР» [1217] .

1217

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 апреля 1936 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 16. П. 117. Д. 26. Л. 1–3.

Через несколько дней после встречи с Черчиллем Майский попытался суммировать свои впечатления от реакции британцев на отправку Гитлером вермахта в Рейнскую область. Казалось, что всем было все равно. Если судить по письмам, которые члены парламента получали от избирателей, тех больше заботили изменения футбольных правил, чем то, что случилось в Рейнской области. Майский отметил, что не нужно думать, будто эти письма пишут только какие-то несколько «чудаков». В Великобритании таких много: «Наряду с пассивностью масс и сумбурным состоянием их мозгов нужно, однако, отметить одно чрезвычайно острое чувство, владеющее этими массами: острый, инстинктивный, животный страх перед войной, в особенности перед воздушными бомбардировками. Все, что угодно, но только не война! — такова основная нота здешних массовых настроений. Отсюда глубокий пацифизм масс, отсюда страх перед всем, что в какой-либо мере может напоминать о войне или грозить (хотя бы в отдаленной степени) развязыванием войны».