Рисунок шрамами
Шрифт:
И действительно, желание прогуляться воспринималось ими в порядке вещей, и никто даже не настаивал на сопровождении. Правда, мне предложили кучера – немного подумав и вняв гласу рассудка, я согласилась. Один из рабочих конюшни тут же вскочил на скамеечку перед шатром и выявил желание везти меня хоть на край света.
– К озёрам, - ледяным тоном приказала я.
Честно говоря, я плохо представляла, что это за озёра такие, и на кой они нужны, но с чего-то необходимо начать… а возница тем временем кивнул и повёз.
Еды и питья я почему-то с собой в дорогу взять не догадалась, но примерно через час тряски стукнулась обо что-то ногой и, наклонившись проверить, в чём дело, обнаружила
А что у нас тут кроме сдобы? Вот так сюрприз…
Безо всяких сомнений откупорив найденную бутылку вина, я налила себе рубиновой жидкости в узкий бокал, приоткрыла полог шатра и принялась любоваться окрестностями. Вернее, попыталась. Хотя любоваться было особо нечем. Или у меня понятия красоты иные? Возможно, глаз некрогера радуют сухие каменистые пейзажи, где растут будто размазанные по скале травяные нити и такие крошечные цветы, что на расстоянии в метр можно долго угадывать, какого же они цвета. Нет уж, мне куда милее засеянные поля, раскинувшиеся так далеко, что пропадают за горизонтом, по весне, когда чёрная земля пронизана острыми ростками, по осени, когда тяжёлые колосья сворачиваются в гнёзда; и зеленые леса, уютно и призывно трепещущие на ветру. Так что получилось не столько любоваться, сколько изучать окружение, как изучают предстоящее поле боя.
Мне нужно кое-что решить. И боюсь, промедление грозит не только моему нежному самолюбию, удары по которому, пусть и болезненные, я переживу, но вот физическое устранение...
Потому что выходит – вокруг никого не заботит моя жизнь. Для любимой дочери и принцессы непросто поверить в такое, но ведь я хабирша. Честь по чести – прибудь к нашему двору одинокая, никем не званная и не прошенная некрогерка – стала бы она своей? Да ни разу! Но и избегать бы её не стали… хотя бы из жалости.
Не смей меня жалеть! – вспыхнуло в голове алым всполохом предупреждение. Ему.
И уж никогда бы я не смогла при Рондо, незнакомце, но женихе, вынужденном проживать при дворе отца, заигрывать с другими молодыми людьми. Пусть даже ничуть не хотела бы замуж. Не посмела бы… хотя бы потому, что прилюдно демонстрируемое неуважение к будущему супругу даёт окружающим понять – этот человек никогда не будет занимать много места, он тут просто картина, фасад, за которым главенствует другая власть.
Он – пустышка.
Я поморщилась. А потом чуть не захлебнулась вином, выплюнула его, орошая воздух моросью – в свете солнца рубиновая пыль переливалась, как маленькая радуга - потому что в голову пришло вполне себе здравое подозрение – возможно ли, чтобы Мила вовсе не случайно подсказала мне сие занятие для дворцовых бездельниц, а с вполне определенной целью – выманить меня в места, где от невесты легко избавиться, не вызывая ничьих подозрений. И для родственников отговорка тоже вполне удачная – мол, посвоевольничала, уехала из замка без предупреждения, причём одна, а времена нынче тяжелые, разбойники наглые, в общем, не срослось. Или срослось, смотря с какой стороны посмотреть.
В общем, капризная она у вас была, балованная…
На секунду мне даже захотелось выскочить из шатра и громким воплем оповестить всех окружающих злодеев о том, что я способна за себя постоять, пусть только сунутся!
– но вместо этого я, наоборот, откинулась на подушки и закрыла глаза. Тут же нахлынула зудящая тошнота. Я была пьяна, совершенно. Вставать не хотелось. Откуда такая мысль? Мила… в ней есть
В общем, моя единственная надежда на слепую удачу да на родословную – некрогеры должны понимать, что какой бы складной не была история моей гибели, родные ей мало поверят. А смирятся ли? Нет, только не отец и не брат…
Мысли о родных грели, как меховая шкура, пусть слегка короткая, но такая гладкая, нежная – мои родные…
Так я задремала и проснулась, когда шатер задёргался, а после остановился.
– Приехали, - негромко сообщил возница, спрыгивая на землю. – Пойду, пройдусь несколько минут, разомну ноги.
Когда он вернулся, я снова была прежней – волосы расчесаны, запах вина зажеван мятной конфетой, платье отряхнуто.
А озёра... Что озёра? Просто вода. Вначале, издалека, мне показалось, что вода дрожит и волнуется, красная, как кровь. Не от этого ли они зовутся лавовые? Оказалось – нет, не вода, а дно такого цвета, как хорошо обожженная глина. Красная из-за дна – а вода совершенно прозрачная и не горячая, так, слегка теплая. Земля вокруг вместо зеленых растений покрыта кирпичного цвета пылью-налётом. Надеюсь, не ядовитым.
– Здесь можно купаться? – крикнула я вознице.
Он вытаращился, но быстро опомнился и кивнул.
– Можно.
Значит, не ядовитая. Я подошла к ближайшему камню, села и опустила руки в воду. Прикоснулась ко дну – пальцы погрузились в мягкую жижу – такой же налёт, как на берегу, только смешанный с водой.
Это лавовое озеро было совершено мёртвым. Налёт походил на мелкую красную пыль, вроде измельченных кораллов, которая разносилась ветром, покрывая всё вокруг. Ни жучка, ни малька, ни малейшего следа водорослей.
Мёртвые озера, которые только внешне выглядят, как живые и нормальные. Как некрогеры.
За следующие несколько дней я объездила всё восточное направление, сделав перерыв только раз – в день, когда по плану была очередная встреча с Рондо. Не хотелось бы вызвать лишних пересудов и вопросов, чем это я таким серьезным занимаюсь, раз даже не изволила явиться на чаепитие. Лучше поостеречься.
Впрочем, Рондо ничего не расспрашивал, даже если и был осведомлён о новом необъяснимом пристрастии своей невесты к длительным путешествиям. Надо же, как пусто звучит – неве-есты-ы… будто речь о ком-то постороннем. Полчаса принц болтал о живности, обитающей в землях некрогеров, ядовитой и не очень, а после улыбнулся и въедливо спросил:
– Ну что, Лили, вы не надумали составить мне более тесную компанию?
Я опустила глаза, и совсем не от скромности. Вот уж размечтался! Все мои текущие мысли и хлопоты забиты вопросом изучения окрестностей и планами на возвращение домой, потому что теперь причина есть и очень даже весомая. Отец легко пропустит мимо ушей мои капризы и жалобы на мрачный замок, недружелюбных некрогеров и нелюбящего жениха, но попустительское отношение к жизни дочери – никогда.
А я хочу жить.
– Пока нет.