Ритуал прощения врага

Нет, сказал себе Шибаев. Нет. Что бы ни случилось в его биографии раньше, он должен был убедиться, что она мертва. Он бы не отпустил ситуацию на самотек, не прокололся бы, как салага. Если бы он понял, что она жива, то не стал бы рисковать — добил бы. Место безлюдное, вокруг никого, кроме крыс и ворон, и через два-три дня никакая экспертиза не сумела бы установить личность убитой, да и стала бы? А для родных она пропала бы без вести, исчезла без следа, и обрывки ее фотографий еще долго висели бы на городских досках объявлений. Мало ли таких…

Шибаев словно побывал в шкуре Ильинской, испытал ее страх, унижение, ярость и спросил себя: а что сделал бы он сам? Ответ был однозначным: разыскал бы, а там — по обстоятельствам. Возможно, убил бы.

Из всего вышесказанного вытекал один-единственный вопрос: что делать, если Ильинская убийца? Ответа на этот вопрос у него на данный момент не было. У него мелькнула мысль, что их близость, возможно, была не чем иным, как платой за молчание, просьбой закрыть глаза и забыть, но, вспомнив, как она целовала его, вспомнив ее жадность и нетерпение — Шибаев даже замедлил шаг, в глазах потемнело — он подметную эту мысль отбросил начисто. И получалось, что выход у него один — узнать правду, найти настоящего убийцу, а если Жанна все-таки убила, то действовать по обстоятельствам. Тогда он станет ее судьей, адвокатом и… посмотрим.

За два часа, что Шибаев добирался до дому, он принял окончательное решение — ввязаться, а там — будь что будет. Он прекрасно понимал, что его могут обломать с самого начала — Плотников фигура весомая, оперативники землю роют в поисках убийцы, просеивая через сито его связи, конфликты, бизнес и факты биографии, и, если он будет делать то же самое, рано или поздно их пути пересекутся, и тогда ему придется объяснить, какой у него интерес в деле, и предъявить Ильинскую. А последнее крайне нежелательно…

Глава 16 РОДСТВЕННИКИ

Мяукнул сигнал домофона, и Кира поднялась с пола, где сидела на ковре с малышом. Она взяла трубку и, помедлив, спросила:

— Кто?

— Кирюша, это я, Игорь!

— Игорек! — обрадовалась она. — Заходи!

Он появился через пару минут, вошел боком, прижимая к себе большой картонный ящик. Поставил его на тумбу, обнял хозяйку.

— Как ты, Кирюша?

— Нормально, Игорек.

— Менты достали?

— Да нет, последние дни никого не было. А ты?

— Меня потаскали будь здоров. В каких отношениях был с братом, почему не общались, есть ли алиби, вспомнили ту драку, когда он меня избил. Про тебя спрашивали, про ваши отношения. Отстали пока. Говорят, арестовали кого-то, ты не в курсе?

— Бомжа с соседнего двора, только он ни при чем. Он всегда тут, уже несколько лет живет в подвале. Безобидный, смирный.

— Как мой племянник?

Кира просияла:

— Хорошо! Ты знаешь, Игорек, мне кажется, он стал больше понимать! Я показывала ему книжку с картинками, он смотрел и водил пальчиком.

— Я же говорил, все будет хорошо. Перерастет. Я тоже таким был.

— Мне звонили из лечебницы, спрашивали, когда мы привезем ребенка. Я говорю, ничего не нужно, мы передумали, а они сказали, что взнос за полгода не вернут.

— Черт с ними, с жуликами! — рассмеялся Игорь. — Значит, в самый раз… — Он осекся, взглянув на нее, и с маху переменил тему: — Посмотри, что я принес!

Он потащил ящик в комнату, где на полу сидел маленький белоголовый мальчик в голубых джинсах и красной футболке. Он был занят тем, что возил взад-вперед красный игрушечный автомобиль, в личике его ничто не дрогнуло — он никак не прореагировал на приход гостя. Игорь поставил ящик на пол рядом с ним, раскрыл и принялся вытаскивать альбом, краски, кисточки, приговаривая:

— А вот мы сейчас поучимся рисовать, да, Володик? Ты весь в меня, малыш, ты тоже будешь художником, я родственную душу мигом усекаю, да, мой хороший? Будем творить на пару, двое мужиков, сядем рядом, возьмем кисти…

Мальчик не смотрел в его сторону, и личико его сохраняло все то же сосредоточенно-бессмысленное выражение. Это не обескуражило Игоря, он стал распаковывать коробку с акварельными красками.

— Кирюша, принеси воды! — крикнул он невестке, возившейся на кухне с нехитрой закуской. — Смотри, Володя, это у нас кошка! Смотри, какая! Большая, полосатая! Ты видел кошку во дворе? — Он быстрыми движениями кисточки изобразил кошку. — Видишь! И глазки зеленые! Кошка! Мяу! Да?

Мальчик перестал возить машинку, уставился на рисунок. Протянул руку, ткнул пальчиком.

— Кирюша, он понимает! — обрадовался Игорь, обнимая племянника. — Как кошка говорит? Мяу? Да?

— Игорек, иди кушать! — позвала Кира.

Когда они сидели за столом и Игорь уминал за обе щеки бутерброды, а Кира пила травяной чай, он вдруг спросил:

— Что ты надумала с бизнесом?

— Не знаю, Игорек. Думаю, продавать нужно. А ты… как? Хочешь попробовать?

— Я? — Игорь чуть не поперхнулся. — Упаси боже! Конечно, продавай. Он тебе не нужен. Тебе Володика на ноги надо ставить.

— Я отдам тебе половину, — сказала Кира.

— Не нужно половину, дашь что-нибудь. Художник должен быть голодным. Я бы купил мастерскую, ушел бы из своего сарая. Знаешь, мне позвонил один из китайцев, хочет купить картину. Расспрашивал об убийстве… по-моему, он хочет ее купить из-за Коли — картина, связанная с убийством! Почти связанная. Как я понимаю, для него это вроде сувенира из варварской страны.

— Какую продашь?

— С лиловыми ирисами и лягушкой.

— Мне она тоже нравится.

— Тогда я лучше ее тебе подарю!

— Глупый! — Кира рассмеялась и погладила его ладонью по щеке. — Подари мне ту, что с лотосами. Или нарисуй новую с ирисами.

— И с лотосами! — Он вдруг перегнулся через стол и поцеловал ее в губы. Кира отшатнулась. — Извини! — вырвалось у Игоря.

Кира, не глядя на деверя, принялась делать новые бутерброды.

— Не сердись, — сказал он. — Я по-дружески, мы ведь друзья? Знаешь, после этого… — Он запнулся. — После этого я стал верить, что Бог есть. Я понимаю, так нельзя, живой человек ведь и брат, а только был он последней сволочью! Сколько ты от него натерпелась! Когда ты сказала, что он хочет Володю отдать в психушку, я бы его своими руками придавил! Но там… — Он ткнул пальцем в потолок. — Не приняли моей жертвы! Видимо, есть кто-то, чей резон посчитали весомее.

Кира молчала.

— Кирюша, ты мне веришь? — спросил Игорь, вглядываясь в ее лицо. — Это не я! После того приема я три дня не поднимался, температура, ломота… не пошла мне на пользу китайская еда. Я узнал про Колю от оперов, они заявились допросить меня… втроем на случай сопротивления. — Он хмыкнул.

Кира молчала подавленно.

— У тебя есть выпить?

Она поднялась, молча достала из буфета бутылку водки и рюмки. Плеснула себе на донышко, ему налила полную и сказала:

— Мне безразлично, Игорек, кто это сделал. Ты мне ближе брата, и так будет всегда, понял? Сейчас в нашей жизни многое изменится. Мы с Володечкой, наверное, уедем, я уже написала в Германию, ты купишь мастерскую. Так получилось, и ничего тут не поделаешь. Нам нужно держаться вместе…