Ритуал прощения врага
Шрифт:
«Мы»? Она и Игорь? Они оба хотят знать, потому что подозрения — это страшно. Что же получается — они подозревают друг друга? Или это игра? Он вспомнил собственные слова в разговоре с Аликом о том, что Плотникова могла убить жена. И сейчас она, по сути, сообщила ему, что брат мужа неадекватен, страдает провалами в памяти, наркоман в прошлом, не ладил с братом, и тот его избил, что он пытался покончить с собой — законченный портрет убийцы, причем, скорее всего, неподсудного в силу психической неполноценности. Но ведь это все выявится и так, ведется следствие, полиция рассматривает возможных фигурантов… зачем Кира позвала его, Шибаева?
— Чего вы хотите от меня, Кира? —
— Я хочу, чтобы вы нашли убийцу, — сказала она твердо.
— А если убийца ваш деверь?
— Вы сообщите об этом мне… только мне.
— Но вы же понимаете, что у следствия больше возможностей?
— Они меня допрашивают, а с вами я разговариваю, понимаете? Вы лицо незаинтересованное, а они… вот, поймали бомжа и держат, а настоящий убийца на свободе. Они делают то, что им велят, они не будут копать глубоко. Кто знает, кому выгодно убийство Коли… А вы будете приходить сюда и рассказывать мне все.
— Вы не правы, Кира. Они будут искать. А если я докажу, что убийца Игорь, — что вы сделаете?
— Ничего не сделаю. Тогда я буду знать наверняка. Все лучше, чем подозрения.
Шибаев задумчиво смотрел на Киру. Она встречалась с подчиненными мужа, она не могла не почувствовать их отношения, атмосферу в коллективе… Алиса сказала прямо, что убийцы — Кира и брат Плотникова. Без сомнения, она повторяет это всем желающим слушать, коллектив жужжит, роятся сплетни, слухи, домыслы…
Шибаеву хотелось спросить: «Вас тоже подозревают?» Но он промолчал — разве и так не ясно? Именно это она и дала ему понять.
Он шел и раздумывал о том, что Кира подсунула ему деверя в качестве возможного убийцы. Обстоятельства могут сложиться таким образом, что ему придется давать свидетельские показания, и тогда придется рассказать, что Плотникова, подозревая деверя в убийстве, попросила его, Шибаева, найти доказательства вины брата мужа или невиновности. И тогда ее собственная роль в убийстве отодвинется в тень…
Что это? Хитроумный изощренный выверт с ее стороны, и тогда он не что иное, как орудие в ее руках? Или он ищет подвох там, где его нет? Как там говорилось в старой шутке про черную кошку в черной комнате?
Кира ему, пожалуй, понравилась, но говорит ли она правду, Шибаев не знал. Человеку свойственно постоянно играть роль — произвольно или непроизвольно, с большим или меньшим мастерством и «самоверой», когда сам веришь своему вранью, — термин креативного адвоката А. Дрючина (авторские права защищены — не забывайте, с кем имеете дело!). Грани морали, стыда и неловкости за дурной поступок стали в наше время весьма размыты, а потому попытки расшифровать интонацию, а также устаревший язык тела и жестов, столь любимый все тем же Аликом Дрючиным, увы, обречены заранее.
Кира говорила неторопливо, тщательно подбирала слова, хмурилась, задумывалась и смотрела прямо ему в глаза, пообещала говорить только правду и ничего, кроме правды, теребила пальцами бахрому подушки, казалась вполне искренней — правда, сидела она спиной к окну, что несколько затрудняло прочтение ее мимики. Наконец, она наняла его, Шибаева, найти убийцу. И что это все значит?
А черт его знает!
Кира была еще одной женщиной, «стоявшей рядом» с убийством, равно как и Жанна Ильинская. Кроме того, она еще одна женщина, нанявшая его для охоты на убийцу. Насколько они обе искренни и что задумали, Шибаев мог только догадываться.
Глава 21. Сведение счетов…
Игорь Плотников стоял перед мольбертом, рассматривая картину, которую
он, предположительно, написал вчера… или позавчера. Масляная краска еще не высохла, полотно было «влажным». Время имело обыкновение «скакать», и тогда дни терялись. Вот только что было воскресенье, а потом сразу вторник. Или среда. И снова воскресенье…Что изображено на полотне, он не знал. Черно-серый фон, плети молний или дождя, кажется, и нечто бесформенное, похожее на фигуру человека… длинную, изломанную, несимметричную, в руках нечто… Распятие? Нет, не похоже.
Он, кажется, выпил вчера… или позавчера, китаец дал денег за картину, и он купил литровую бутыль «Абсолюта», а про еду забыл… и под этим самым делом его понесло — он схватил кисти, швырял краску на холст, размазывал пальцами, кажется, кричал что-то… видения были. Игорь потрогал голову, поморщился, запустил пальцы в патлы, почесался. Поднес руки к глазам и отшатнулся — ладони были испачканы краской, красной и черной…
«Кровь, — пробормотал художник, рассматривая ладони. — И грязь. Вся жизнь здесь кровь и грязь… и еще покаяние».
На столе лежал сплетенный из сухих колючих веток венок. Терновый венец? Игорь схватил венок, надел, подошел к расколотому зеркалу в деревянной раме. Оттуда на него смотрел кто-то незнакомый… череп! Игорь с жадным любопытством рассматривал собственное отражение, решив, что это смерть! Смерть в терновом венке! Растрепанная голова, ввалившиеся глазницы… будто, без глаз… черные полосы на щеках — запекшаяся кровь… Пришла!
Он растянул губы пальцами, ощерился, высунул язык. Струп на царапине на щеке лопнул, показалась кровь. Игорь не почувствовал боли, смотрел как завороженный на красную струйку… Кровь! Свежая, красная… почему красная? Должна быть черная. У черной смерти черная кровь! Стер кровь с лица, посмотрел на руку… уставился невидящим взглядом в пространство.
Подбежал к мольберту, сорвал холст, отшвырнул в угол комнаты, схватил новый. Стал бросать беспорядочно и неистово черную и красную краски, рыча, вскрикивая, ударяя в холст ладонью. Венок он так и не снял, шип вонзился ему в лоб, и по лицу потекла еще одна красная струйка. Она щекотала, и Игорь смахнул ее запястьем…
Блуждающий взгляд его остановился на картине, лежащей на полу, и он вдруг отчетливо понял, что это воскресение! Богочеловек воскрес, снял венок и держит его в руке — потому что воскрес, вокруг грязь и молнии, а он устремляется и воспаряет из этой грязи. Игорь рассмеялся оттого, что понял! Понял, что изобразил… вчера или позавчера. Потрогал венок на голове… Главное — воспарить!
Вытер руки о грязную футболку, отправился на кухню, стал выдвигать один за другим ящики буфета и вываливать барахло на пол. Нашел наконец то, что искал. Намотал на руку толстый шнур, обвел взглядом кухню, вышел в коридор. Там тоже не нашлось ничего подходящего. В комнате он несколько минут вглядывался в крюк, на котором когда-то висела люстра. Подтащил под него табурет, с трудом влез, забросил шнур на крюк и стал завязывать узел…
Шибаев оставил машину на улице и двинулся по выщербленной дорожке в глубь сада к дому. Дом походил на сарай — захламленная веранда, проваленная крыша, всюду мерзость запустения. Он постучал в ободранную дверь и, не получив ответа, толкнул ее. Створка подалась, и он вошел в темные сени. Если хозяина нет — тем лучше, он осмотрится и определится — жилище может многое сказать о личности владельца, в отличие от языка тела и жестов, который в наше время уже не актуален.